«…юноша! Тебе-то самому сколько лет, не забыл?..»
– Не психуйте вы так, мичман… – сказал он, стараясь, чтобы голос звучал как можно доброжелательнее. – Вы с блеском выполнили поставленную задачу. Так что… – он благосклонно кивнул экипажу «гидры», – можете вертеть в кителях дырочки для крестов. Сейчас – свободны, отдыхайте. Скоро вы мне снова понадобитесь.
«…это уж наверняка. Повторная разведка так и так необходима – а, если учесть, что противник уже предупреждён, а половина их флюг-группы догорает сейчас где-то в тайге, то этот вылет имеет все шансы превратиться в русскую рулетку, причём из шести гнёзд в барабане будут заполнены не меньше четырёх…»
– Три цели! – крикнул сигнальщик. – отставить, пять! Скоростные, подходят с правого крамбола, триста футов выше нас!
Алекс торопливо вжался глазницами в окуляры. Так и есть – с юго-востока к «Баргузину» приближалась пятёрка кроваво-красных бесформенных на первый взгляд блямб.
Между лопаток пробежала ледяная струйка.
«… вот и «медузы», о которых говорили разведчики. Что ж, вот и пришла наша очередь…»
– Боевая тревога! Расчётам оборонительных орудий – стоять к отражению воздушного нападения! Аварийным партиям приготовиться! Флапперы «ноль-один», «ноль-два», «ноль-три» – экстренный взлёт!
На мостике часто, тревожно, забил корабельный колокол.
Фон Зеггерс стащил со «шпандау» чехол, откинул крышку ствольной коробки и умело заправил в приёмник полотняную, укрепленную заклепками, патронную ленту с масляно поблёскивающими «карандашиками» патронов. С натугой передернул рукоять затвора; «машингевер» утробно лязгнул, принимая патрон, и фон Зеггерс со скрипом развернул прикрытый дырчатым кожухом ствол навстречу «медузам». Второй номер застыл возле короба с запасными лентами – готов в любой момент кинуться перезаряжать. Второй стрелок кормовой платформы тоже ворочал свой «мадсен» – фон Зеггерс, поймав его взгляд, одобрительно кивнул. Конечно, не дело старшего офицера воздушного корабля становиться к рукоятям машингевера – но доверия к новичкам, не отстрелявшим из нового оружия и пары сотен патронов нет, а неприятель – вот он! Приближается, выстроившись клином, вырастает в прорези прицела. Одно радует: судя по рассказам разведчиков пули его всё-таки берут…
Быстрый взгляд в сторону носа – так, Штойфель с расчётом на месте и готов открыть огонь. «Баргузин» висит к атакующим «медузам» боком, а значит – неприятеля встретят все огневые точки, и с «хребта» и из обеих гондол. Если бы ещё успели стартовать «кальмары» – перехватчики, прибавляя мощь своего бортового вооружения к их машингеверам.
Они не успели – слишком мало времени прошло с момента, когда сигнальщик обнаружил стремительно растущие красные блямбы. Ожили «ежи» – гроздья мортирок, стреляющих пиротехническими зарядами, – и выплюнули навстречу «медузам» россыпь «букетов». Поставленные вовремя, они способны заставить свернуть с боевого курса любой инрийский инсект – потомки гигантских хищных насекомых с островов Южного Океана, превращенные в боевых тварей, сохранили стойкий страх перед огненной стихией, а разлетающиеся огненные брызги, при удачном попадании, мгновенно прожигают прозрачный хитин ходовых перепонок. В обычных условиях – довольно эффективное средство, способное сорвать вот такую лобовую атаку. Пожалуй, прикинул фон Зеггерс, они оказались бы вполне эффективны и против «сопвичей» Королевского Лётного Корпуса – где-нибудь в ночном небе над Лондоном…
Но «медузы словно не заметили жгучей завесы – пронизали её насквозь, не сбавив скорости, и были встречены огнём всех наличных машингеверов. Первая же кровавая блямба, прорвавшаяся сквозь «букеты», словила длинную очередь с носового мостика и лопнула, словно шарик, наполненный цветным газом. Остальных это их не остановило: из четырёх оставшихся «медуз», две были задеты очередями, но ни одна не свернула с боевого курса. И только быстро тающие шлейфы красной пыли, тянущиеся за двумя «подранками», подтверждали, что не все воздушные стрелки «Баргузина» выпустили боекомплекты своих «мадсенов» и «шпандау» в молоко.
Припавший к рукоятям лихорадочно трясущегося машингевера фон Зеггерс заметил краем глаза, как вторая «медуза» врезалась в носовую площадку, снося турели вместе с расчётами.
«…вечная тебе память, маат Штойфель. Ты был образцовым солдатом Кайзера – и неважно, какого из двух…»
Пойманная в прицел багровая клякса лопнула футах в ста от выпуклого борта «Баргузина» – и тут же следующая за ней «медуза», так и не сбросившая скорость, врезалась в дирижабль. Сильнейший удар – пруссак едва устоял на ногах, вцепившись в рукоятки пулемёта. Второму номеру не так повезло – он перелетел через ограждение площадки и с воплем покатился вниз, в отчаянной надежде царапая руками по обшивке. Ещё один удар – четвёртая, последняя «медуза» достигла цели, протаранила «Баргузин» в районе мидель-шпангоута.
Фон Зеггерс встал, хватаясь за пулемётную тумбу, и огляделся. Больше стрелять было не в кого – горизонт чист, зато из трёх огромные прорех в обшивке струями истекает кроваво-красная пыль.
Искалеченный корпус воздушного корабля вздрогнул, по металлическому набору пробежали судороги, – и пруссак с ужасом ощутил, что настил площадки уходит у него из-под ног. Всё ясно – мерзкая красная пыль, оставшаяся от пожертвовавших собой «медуз» сейчас стремительно разъедает оболочки газовых мешков, лишая воздушный корабль того, что держало его в воздухе.
«Баргузин» быстро терял высоту, и тогда он сорвал с пояса ремень портупеи и принялся приматывать себя к стойке ограждения. И вовремя – ещё один толчок, новая волна судорог – похоже, каркас, так же подвергшийся разъедающему действию оружия къяррэ, не выдержал, и корпус вот-вот разломится пополам. Горизонт встал дыбом, второй пулемётчик, не удержавшись, покатился вслед за товарищем. Курчавящийся зелёный покров быстро надвигался, макушки лесных великанов вырастали навстречу – и в самый последний момент фон Зеггерс осознал, что рулевой (или кто там стоит у штурвала в пилотской гондоле?) не потерял самообладания, и направляет гибнущий корабль к единственной на много миль вокруг прорехе в лесном покрывале.
«…вот, сейчас…»
Он до боли в пальцах вцепился в стойку – он повторял и повторял молитву святого Бернарда, усвоенную ещё в детстве, от матери:
«…вспомни, о всемилостивая Дева Мария, что испокон века никто не слыхал о том, чтобы кто-либо из прибегающих к Тебе, просящих о Твоей помощи, ищущих Твоего заступничества, был Тобою оставлен…»
Удар был так силён, что цепи, удерживающие шагоход, лопнули, многотонная махина качнулась из стороны в сторону, накренилась – и только тали, заведённые с кран-балки в ожидании выгрузки, удержали агрегат от падения. На этом беды не закончились: клёпаная нога-опора легко сковырнула штабель ящиков – и они с грохотом посыпались, рассыпались, словно детские кубики, расплющив поручика-водителя шагохода вместе с двумя членами экипажа, стрелком и бортмехаником.
Витька не сумел удержаться на ногах. Падая, он увидел, как Сёмка скользит на спине, головой вперёд прямо к открытому люку, и если бы Витька, извернувшись, не сцапал друга за штанину, он так бы и улетел в тысячефутовую пропасть, разверзшуюся под «Баргузином».
Сам Витька крепко держался второй рукой за какой-то шланг – и с ужасом ощущал, как пальцы медленно разживаются. Ещё чуть-чуть, и они оба улетят навстречу верной смерти.
О том, что можно выпустить Сёмку, предоставив его своей судьбе, он даже не подумал.
К счастью, ещё один удар встряхнул ангар, отшвырнув обоих далеко от края люка и чувствительно приложив об угол какого-то ящика. Витька вскочил. Над головами, там, где поверх килевого мостика, в обрешётке корпусного набора громоздились газовые емкости, творилось нечто несусветное. Оболочки мешков расползались на глазах, открывая взорам лиловые паутины гальванических разрядов – раньше они инициировали заполняющие ёмкости мета-газ, а теперь поджигали клочья полопавшихся оболочек, – лопались растяжки, истаивали красной пылью шпангоуты и продольные балки набора. Сразу стало трудно дышать – мета-газ тяжелее воздуха, и теперь, вырвавшись наружу, он заполнял расположенный ниже ангар. Витька попытался задержать дыхание, но этого и не потребовалось: газ стёк вниз через раскрытые люки, и дышать сразу стало легче.
«Баргузин» с сильным креном на левый борт, пошёл вниз. Нос корабля опустился, и все незакреплённые предметы полетели, поскользили, покатились к противоположному концу ангара, снося на своём пути немногих уцелевших людей. Пришлось снова цепляться за какие-то трубы – и Витька видел через люк, как приближается земля. «Баргузин, к его удивлению, падал не на лес, а на какую-то поляну – точно посреди её громоздилась здоровенная серая скала, вся покрытая мхом – и на неё-то и пришлась середина длинного корпуса. Ещё один удар, по сравнению с которым предыдущие казались лёгкими толчками – и «Баргузин» медленно, величественно, с оглушительным скрежетом переломился. Линия разлома прошла в паре десятков футов от оцепеневших от ужаса ребят. Следующий толчок оторвал их от спасительных труб, и друзья, кубарем прокатившись по вздыбленной палубе, полетели с высоты в полтора десятка футов – прямиком в густые, колючие заросли малинника, покрывающего поляну.
VIII
Теллус, Загорье.
К югу от Заброшенного Города.
– Похоже, девчонка наломала-таки дров… – сказал Фельтке.
«Облачники», явственно видимые на розовом фоне закатной стороны неба, выписывали широченную дугу, заходя по одному на Летучий островок.
– Спорим на бутылку шнапса, что попробуют сбросить десант? – продолжал старший механик – У меня осталась одна, ещё из загашников нашего L-29.
– Как это ты её ухитрился сохранить? – Ремер с подозрением покосился на собеседника. – Не разбить, не высосать в одиночку?
– Я что, по-твоему, горький пьянчужка? – обиделся Фельтке. – Берёг для подходящего случая.
– По-твоему, этот случай сейчас настал?