Основанное на этой грубо очерченной схеме историческое описание национальных публичных сфер показывает, как трудно прийти к сколько-нибудь убедительным обобщениям относительно рамочных условий функционирования этих публичных сфер в различные исторические периоды. Национальные особенности накладываются на общие тенденции того национально-государственного капитализма, который определял послевоенное демократическое развитие Запада вплоть до неолиберального поворота52. Если в этот период развитие социального государства укрепляло благорасположенность населения к демократии, то в ходе становления общества потребления уже появились приватистские тенденции к деполитизации (зачатки которой я, пожалуй, преувеличил в «Структурной трансформации», говоря об атмосфере правления Аденауэра, которое тогда воспринималось как авторитарное). Однако после неолиберального поворота западные демократии вступили в фазу прогрессирующей внутренней дестабилизации. Сегодня это усугубляется климатическим кризисом, растущим миграционным давлением, а также прогнозируемым подъемом Китая и других «развивающихся экономик» и вызванными этим изменениями в глобальной экономической и политической ситуации. Внутринациональное социальное неравенство усилилось по мере того, как свобода действий национальных государств оказалась ограничена императивами глобально дерегулируемых рынков. Одновременно в субкультурах, затронутых этим процессом, возросла обеспокоенность падением уровня жизни и непреодолимой сложностью ускоряющихся социальных перемен.
Эти обстоятельства, наряду с новой глобальной политической ситуацией, вызванной пандемией, наводят на мысль о перспективе большей интеграции национальных государств, объединенных в ЕС, которые должны попытаться вернуть себе утраченные на национальном уровне в ходе неолиберализации полномочия, создавая новые политические возможности для действий на транснациональном уровне53. Однако трезвая оценка институциональных подходов к глобальному управлению, скорее усиливающих, чем уменьшающих международную асимметрию власти, не внушает надежды54. В частности, это подтверждается колебаниями Европейского союза перед лицом его нынешних проблем, наводящими на размышления о том, как национальные государства могут объединиться на транснациональном уровне и сформировать демократический порядок, который, не принимая государственного характера, тем не менее обладает глобальной дееспособностью. Это также предполагает бóльшую открытость друг другу национальных публичных сфер. Но раздоры в ЕС, как и мучительный, но в конце концов свершившийся Брексит, говорят скорее об истощении существующих демократий, а возможно, и о том, что мировая политика великих держав может перерасти в новый вид империализма. Пока мы не знаем, как действующие политические элиты наших стран воспримут и осмыслят национальные и глобальные экономические проблемы пораженного пандемией мирового сообщества. Таким образом, сегодня мало что говорит в пользу желательного поворота политики к социально-экологической повестке дня с курсом на более сильную интеграцию ядра ЕС.
Система СМИ – важная составляющая политической публичной сферы, которая играет решающую роль в создании конкурирующих общественных мнений, соответствующих стандартам делиберативной политики. Ибо делиберативное качество этих мнений зависит от того, отвечают ли они определенным функциональным требованиям на всех этапах их формирования, включая поступление информации (Input), ее фильтрацию и обработку (Throughput) и ее вывод на публику (Output). Общественные мнения значимы только в том случае, если производители мнений из числа политиков, а также лоббисты и PR-агентства как часть функциональной социальной подсистемы и, наконец, различные субъекты гражданского общества достаточно чутки, чтобы обнаружить проблемы, требующие решения, а затем предоставить нужную информацию. Общественное же мнение действенно лишь тогда, когда соответствующие актуальные темы и позиции производителей мнений попадают в поле зрения общественности и в конечном счете привлекают внимание широких слоев населения, электората. Нас интересует прежде всего та часть системы СМИ, которая ответственна за обработку и подачу информации (Throughput). Хотя для субъектов гражданского общества встречи лицом к лицу в повседневной жизни и на публичных мероприятиях – это две близкие области публичной сферы, откуда исходят их собственные инициативы, только публичная коммуникация, направляемая средствами массовой информации, образует пространство, в котором коммуникативный шум может трансформироваться в значимое и влиятельное общественное мнение. Нас интересует вопрос о том, как цифровизация изменила систему СМИ, которая управляет этой массовой коммуникацией. Технически и организационно довольно сложная система СМИ требует профессионалов, играющих роль гейткиперов55(как это сейчас называется) коммуникационных потоков, из которых граждане конденсируют общественное мнение. Этот штат «привратников» состоит из журналистов, работающих в службах новостей, СМИ и издательствах, то есть из профессионалов, выполняющих авторские, редакторские, редакционно-издательские и управленческие функции в медиа- и литературном бизнесе. Эти сотрудники обрабатывают и подают информацию (Throughput) и вместе с компаниями, отвечающими за технологию производства и маркетинг, формируют инфраструктуру публичной сферы, которая в итоге определяет два ключевых параметра публичной коммуникации – охват общественности и делиберативное качество медиапредложения. Насколько инклюзивной будет на самом деле рецепция публикуемых мнений, насколько глубоко и основательно их воспримут «на выходе» читатели и слушатели, трансформируются ли они в двух вышеупомянутых близких областях политической публичной сферы во влиятельное общественное мнение и, наконец, каким будет политический итог после оглашения результатов выборов, в конечном счете зависит от пользователей СМИ, а именно от их внимания, запросов, времени, которым они располагают, их образования и т. д.
Влияние цифровых медиа на новые структурные изменения в политической публичной сфере примерно с начала XXI века можно увидеть в масштабах и типах медиапотребления. Влияют ли эти изменения на делиберативное качество публичных дебатов – вопрос открытый. Как показывают исследования в области медиа, политологии и электоральной социологии – главным образом исследования явки избирателей и public ignorance56, – значения этих двух измерений общественной коммуникации и раньше были далеко не удовлетворительны, но они обеспечивали демократические условия, не допуская кризисных явлений, угрожающих стабильности. Сегодня признаки политического регресса видны невооруженным глазом. О том, в какой степени этому способствует состояние политической публичной сферы, можно судить по инклюзивности формирования общественного мнения и рациональности мнений, отфильтрованных в публичной сфере. Очевидно, что эмпирический анализ этой второй переменной сталкивается с большими трудностями. Хотя данные об использовании СМИ доступны, такую теоретическую переменную, как «делиберативное качество», уже трудно операционализировать для оценки качества мнений, формируемых в отдельных органах в ходе коллективного обсуждения, таких как комитеты, парламенты или суды57, тем более трудно – для нерегулируемых коммуникаций в масштабе национальных общественных сфер. Тем не менее долгосрочные сравнительные данные об использовании СМИ, основанные на независимой оценке качества действующих медиаформатов, позволяют нам судить об адекватности отражаемого в различных типах СМИ общественного мнения. Прежде чем продолжить рассмотрение этого вопроса, мы должны четко осознать революционный характер новых медиа. Ведь они представляют собой не просто расширение прежних медиауслуг, а новую веху в историческом развитии медиа, сравнимую с появлением книгопечатания.
После первого эволюционного перехода от устной традиции к письменной в период раннего Нового времени, с появлением механического печатного станка алфавитные знаки отделились от рукописного пергамента; подобным же образом, благодаря электронным цифровым технологиям, вот уже несколько десятилетий как символы двоичного кодирования вытеснили бумажные носители. Благодаря этим новейшим, столь же влиятельным инновациям, коммуникационные потоки нашего словоохотливого вида Homo sapiens с неслыханной скоростью распространились, активизировались и соединились, охватив сетью весь земной шар, а ретроспективно – и все эпохи мировой истории. С этим глобальным растворением границ в пространстве и времени потоки сообщений участились и одновременно, в соответствии с их задачами и содержанием, дифференцировались и умножились, а также, преодолев культурные и классовые границы, универсализировались. Новаторская идея, положившая начало этой третьей революции в коммуникационных технологиях, состояла в создании всемирной сети компьютеров, с помощью которой любой человек из любого места теперь мог общаться с любым человеком в любой точке на земле. Сначала новой технологией пользовались ученые, но в 1991 году Национальный научный фонд США принял решение дать доступ к этому изобретению частным пользователям, что подразумевало и коммерческое его использование. Это стало решающим шагом к созданию два года спустя World Wide Web – Всемирной паутины и обеспечило техническую основу для логического завершения развития коммуникационных технологий, которые в ходе человеческой истории постепенно преодолели первоначальное ограничение языковой коммуникации разговорами между присутствующими людьми и устным общением на расстоянии слышимости. Для многих сфер жизнедеятельности эта инновация несомненно открывает новые перспективы.