ли из ближайших мест, то, наверно, их лица были бы омрачены при прохождении через город печали. И еще я сказал самому себе: если бы я мог задержать их немного, я бы мог их заставить плакать, прежде чем они ушли бы из этого города, и потому я скажу такие слова, которые заставят плакать всякого, кто их услышит. Итак, когда они скрылись из виду, я решил написать сонет, в котором я бы выразил то, что я сказал самому себе, и, чтобы он вышел более жалобным, я решил сказать так, как будто бы я говорил с ними. И я написал этот сонет, который начинается словами: о, пилигримы.
Я говорю — пилигримы, следуя широкому значению этого слова, так как пилигримы можно понимать в двояком смысле: в широком и в узком. В широком — пилигрим всякий, кто находится вне своего отечества; в узком — пилигримом зовется только тот, кто идет к дому святого Якова или оттуда возвращается. И нужно сказать, что, собственно говоря, три названия имеют люди, которые идут на служение Всевышнему. Они зовутся пальмоносцами, если они идут за море[54], туда, где часто носят пальму; они называются пилигримами, когда они идут в Галисию, потому что могила св. Якова была дальше от его родины, чем всякого другого Апостола; они зовутся «Romei»[55], когда идут в Рим, куда шли и те, кого я здесь назвал пилигримами. Этот сонет не делится, так как смысл его совершенно ясен.
Сонет XXIV
О, пилигримы, тихо вы идете
И о вещах нездешних размышляя.
По виду вашему я заключаю —
В далеких странах, верно, вы живете.
Зачем же вы горячих слез не льете,
Печальный город наш пересекая,
Как будто ничего о том не зная,
Что в наших горестных местах найдете?
Когда бы вы на мне остановились,
Я чувствую, что с горькими слезами
Вы слушали б мое повествованье.
Так знайте: Беатриче мы лишились,
Все, что о ней расскажем мы словами,
Заставит плакать вас от состраданья.
Глава XLII
Две благородные донны обратились ко мне, прося меня прислать им эти мои стихи; и я, думая об их благородстве, решил послать им и сделать что-нибудь новое, что бы я мог послать с этими стихами вместе, чтобы более достойным образом исполнить их просьбу. И я написал тогда сонет, в котором я рассказываю о своем состоянии, и послал его им с предыдущим сонетом вместе и еще с другим, который начинается словами: придите выслушать etc. Сонет, который я тогда написал это: За сферу ту.
Он имеет в себе пять частей: в первой я говорю о том, куда направлена моя мысль, называя ее по тому действию, которое она производит; во второй я говорю, зачем она идет туда, т. е. кто ее заставляет так идти; в третьей говорю, что она там видит, т. е. почитаемую донну. И я зову тогда свою мысль странствующим духом, потому что она идет туда духовным образом, как пилигрим, который находится вне своей родины. В четвертой части я говорю, как мысль эта видит ее такой, то есть с такими свойствами, что я не могу их постичь; это значит, что мысль моя возносится к свойствам той донны в такой мере, какой не может постичь мой ум; отсюда выходит, что ум наш так относится к этим блаженным душам, как глаз наш смиренный — к солнцу; об этом говорит философ[56] во второй части своей «Метафизики». В пятой части я говорю, что хотя и я не могу видеть там, куда меня влечет моя мысль, то есть к ее чудесным свойствам, но все же я понимаю это, так как в мыслях моих я слышу часто ее имя. И в конце этой пятой части я говорю: о донны дорогие, чтоб дать понять, что я обращаюсь к доннам. Вторая часть начинается: амурам плачущим; третья: когда предела; четвертая: и этот дух; пятая: я знаю лишь одно. Нужно было бы разуметь еще более подробно и еще яснее растолковать, но можно обойтись и с этим разделением, и потому я и не приступаю к дальнейшему[57].
Сонет XXV
За сферу ту, чье шире всех вращенье,
Мой вздох из глуби сердца вылетает;
Рыдающий Амур в него влагает
Тот новый дух и вверх лететь стремленье.
Когда предела он достиг влеченья,
Он видит ту, что всякий прославляет,
И странствующий дух мой созерцает
Блистающую донну в восхищеньи.
Но этот дух пытается напрасно
Мне дать того, что видел, описанье,
Ведь сердцу не понять слова такие,
Я знаю лишь одно: о той прекрасной —
О Беатриче в них напоминанье,
Вот что я понял, донны дорогие.
Глава XLIII
После того как я написал этот сонет, предстало мне чудесное видение, и в нем я созерцал такие вещи, которые заставили меня принять решение больше не говорить об этой благословенной до тех пор, пока я не смогу сказать о ней более достойным образом. И в ожидании этого я стал учиться, сколько мог, как она о том, наверное, знает. Так что, если будет угодно Тому, Которым живы все вещи, чтобы моя жизнь продлилась еще несколько лет, я надеюсь сказать о ней нечто такое, чего никогда не было сказано ни об одной донне[58]. И потом пусть угодно будет тому, кто Господин Благородства, чтобы моя душа могла бы лететь туда, где она бы увидела славу своей донны, то есть благословенной Беатриче, которая блаженно созерцает лицо Того, Кто благословен во веки веков. Аминь!