И мир всего прекрасного лишила,
Что, кроме чести, оценить мы склонны.
Внемлите, как Амур ей шлет хваленья,
Его я слышал горестные стоны
Над телом, распростертым без дыханья,
Он часто на небо смотрел в томленьи,
Куда пошла душа достойной донны,
Еще недавно полной ликованья.
Этот первый сонет делится на две части. В первой я прошу и призываю верного амура плакать, потому что синьор их плачет, и говорю: но что же причинило ему ту печаль? — для того, чтобы они приготовились меня слушать. Во второй части я рассказываю об этой причине, в третьей — говорю о тех почестях, которые оказал Амур этой донне. Вторая начинается словами: он слышит; третья: внемлите.
Сонет IV
Злодейка смерть, чужда ты состраданья,
Праматерь древняя терзанья,
Судья неумолимый и жестокий,
Меня наполнила ты горестью глубокой,
Иду я одиноко,
Твердя без устали хулы и порицанья.
И чтобы ты не знала оправданья,
Я сделаю признанье:
Коварства, лжи и зла в тебе так много!
Сердца людей исполню я тревогой
Тех, что Амур ведет своей дорогой,
Сказав, какие ты готовишь им страданья.
Ты благородство унесла с собою,
И мир всего того, что в донне ценно,
Лишен тобой, презренной,
Веселья вместе с прелестью живою.
Но больше говорить о ней не стоит,
Для всех ее заслуги несомненны.
Лишь праведник блаженный
Ее достоин видеть пред собою[14].
Этот сонет разделяется на четыре части: в первой я называю смерть некоторыми подобающими ей именами; во второй, говоря с нею, объясняю ей причину, по которой я начал проклинать; в третьей я ее посрамляю; в четвертой я обращаюсь к неопределенному лицу, хоть оно в моих мыслях вполне определенно. Вторая часть начинается словами: меня наполнила ты… Третья словами: и чтобы ты не знала оправданья. Четвертая словами: лишь праведник блаженный.
Глава IX
Через несколько дней после смерти этой донны случилось так, что я должен был покинуть упомянутый город и отправиться в те края, где обитала благородная дама, служившая мне защитой. И уже немного пути оставалось мне сделать до того места, где она жила. И хотя я находился в обществе многих людей, но по виду моему было ясно, что путь тот мне неприятен, и вздохи мои не могли рассеять печали, которая наполняла сердце мое по мере того, как я удалялся от своего блаженства.
И тогда сладчайший властитель мой, который господствовал надо мною силою моей благороднейшей донны, предстал мне в воображении моем как пилигрим, одетый в легкие одежды из грубой и убогой ткани. Он показался мне унылым, смотрел в землю и только несколько раз взглянул, как мне показалось, на прекрасную реку, быструю и светлую, которая течет вдоль той дороги, по которой я ехал. И почудилось мне, что Амур меня окликнул и сказал мне такие слова: я иду от той донны, которая долго служила тебе защитой, и я знаю, что она больше не вернется, и сердце твое, которое ты отдавал на служение ей по моему велению, оно со мною, я несу его той донне, что будет впредь служить тебе защитой, как была эта (и он назвал мне ее, так что я узнал ее хорошо). Но об этих словах моих, если ты что-нибудь захочешь рассказать, сделай это так, чтобы никто не догадался о твоей притворной любви, какую ты выражал той донне и какую надлежит тебе выказывать и новой[15]. И, сказав такие слова, исчезло это видение мое внезапно, оно потрясло меня так,[16] что я, изменившись в лице своем, ехал в этот день задумчивый и сопровождаемый частыми вздохами. И вечером я написал такой сонет.
Сонет V
Вчера я ехал скучною дорогой[17],
Томяся и тоскуя всей душою.
Как вдруг в одежде легкой предо мною
Предстал Амур, как пилигрим убогий.
Унылый и исполненный тревоги,
Расставшись будто с властию былою,
Стыдясь людей, с поникшей головою,
Вздыхая, шел Амур своей дорогой!
Меня по имени он называя,
Сказал: из дальнего иду я края,
Твое там сердце долго пребывало;
Чтоб радость новую оно узнало,
Его тeбе опять я возвращаю.
Тут он исчез, а как — я сам не знаю.
Этот сонет делится на три части: в первой части я говорю, как мне явился амур и зачем он мне показался; во второй говорю, это он мне поведал, но не совсем ясно, из страха, чтобы я не выдал своей тайны; в третьей части говорю, как он исчез. Вторая начинается словами: меня по имени; третья: тут он исчез.
Глава X
По возвращении моем я стал искать ту донну, которую мне назвал мой господин на дороге вздохов, и, чтоб не распространяться долго об этом, скажу, что в короткое время я сделал ее своею защитой и многие люди болтали об этом больше, чем этого требовала благопристойность, отчего мне часто становилось очень тяжело. И по этой причине (так как эта тайная молва порочила меня) эта благороднейшая, которая была разрушительницей всех пороков и царицей добродетели, проходя где-то мимо меня, отказала мне в своем сладчайшем поклоне, а в нем заключалось все мое блаженство. И я, изменяя своему первоначальному намерению, захотел дать понять, какое благодетельное значение имело для меня ее приветствие.
Глава XI
Я утверждаю, что, когда она, бывало, появлялась откуда-нибудь, надежда на ее чудесный привет уничтожала в моей душе все враждебное, мною овладевало пламя милосердия, которое заставляло меня прощать всякому, кто меня мог обидеть, и если бы тогда меня о чем-нибудь спросили, ответ мой был бы только один: Амур, — и лицо мое было бы одето смирением. И когда она была близка к тому, чтобы поклониться мне, дух любовный, уничтожая всех других духов чувств, толкал вперед слабых духов зрения и говорил им: идите и почтите Вашу донну, — а сам он занимал их место. И тот, кто пожелал бы узнать, что такое любовь, мог бы понять это, глядя в трепетные глаза мои. И когда эта благороднейшая донна кланялась, любовь не могла затемнить мне моего несказанного блаженства, но от полноты нежности она становилась такой сильной, что мое тело, которое в то время было целиком в ее власти, делалось таким тяжелым, как неодушевленный предмет. Таким образом, ясно выходит, что в ее привете заключалось все мое блаженство, и оно во много раз превышало и затопляло всю мою силу.
Глава XII
Итак, возвращаясь к сказанному, я говорю: когда мое блаженство было от меня отнято, меня охватила такая печаль, что, удалившись от людей в уединенное место, я оросил землю горчайшими слезами; и эти слезы меня немножко облегчили, и я ушел в свою комнату, где я мог плакать, не будучи услышанным. И там взывал к милости, достойной донны, говоря: «Амур, помоги твоему верному». Я заснул наконец, как побитый ребенок, в слезах. И случилось так, что во сне я увидел в моей комнате вдали от меня юношу, одетого в белоснежные одежды, и казалось, он глубоко задумался. Он обратил взор туда, где я лежал, и, поглядев на меня некоторое время, вздохнул и, как мне показалось, позвал меня и сказал мне такие слова: «Сын мой, время пришло окончить притворство наше». Тогда мне показалось, что я узнал его, так как он называл меня так уже много раз в моих сновидениях. И я видел, что он как будто плакал горестно и, казалось, ждал от меня какого-нибудь слова; и я, решившись, начал говорить с ним так: «Благородной синьор, о чем ты плачешь?» А он мне ответил такими словами: «Я как бы центр круга, от которого равно отстоят части окружности, ты же нет»[18].
И тогда, задумавшись над его словами, я решил, что он говорил со мною очень темно, и я, сделав усилие над собою, сказал ему так: «Почему, синьор мой, говоришь ты со мною так темно?» А он сказал мне по-итальянски: «Не спрашивай больше того, что тебе полезно».
И тогда я начал рассуждать о поклоне, в котором мне было отказано, и спросил его о причине, а он ответил мне на это так: «Наша Беатриче услыхала от некоторых людей, когда речь зашла о тебе, что ты докучаешь донне, которую я тебе назвал на дороге вздохов. И поэтому эта благороднейшая противница всякой докуки не соблаговолила поклониться тебе, боясь быть навязчивой. И так как отсюда явствует, что ей стала известна твоя тайна, которая длилась так долго, я хочу, чтобы ты рассказал в нескольких рифмованных словах о том, с какою силой я владею тобой через нее и как ты с самой ранней юности принадлежал лишь ей. И в этом ты призовешь в свидетели того, кто об этом знает, и попросишь его сообщить ей об этом; а так как я и есть этот свидетель, охотно подтвержу это. И таким образом она узнает о твоих желаниях и, услышав о чувстве твоем, поймет, что ее обманули. Эти слова ты должен заключить в самую середину стиха, чтобы сразу не начинать с этого, ибо это недостойно. И не посылай их никуда без меня, чтобы слова эти были ей понятны, и тебе следует облечь их в слабую гармонию, и я там буду всегда, когда будет необходимо».
И, сказав такие слова, он исчез, и сон мой прервался, и я сообразил, что это видение явилось мне в девять часов данного дня, и я ушел из своей комнаты, решив написать балладу, в которой я последовал совету моего синьора. Вот какова эта баллада.
Баллада
Хочу, баллада, чтобы ты явилась
С Амуром вместе к донне на свиданье
И то, что ты споешь мне в оправданье,
Властителем моим ей подтвердилось.
Так благородна ты, моя баллада,
Что и без всякой свиты
Повсюду можешь ты летать спокойно;