Ей пристально глянуть в лицо нет силы[36].
Моя канцона, путь твой направляю
Я к доннам тем, лети туда послушно.
Амура дочь, ты так легка, воздушна,
И сам тебя я воспитал такою.
Ты им скажи: мадонны, умоляю,
Мне укажите путь, я с порученьем
К той послана, кому несу хваленья.
И если вдруг сробеешь ты душою,
Не оставайся с низкою толпою,
Найди достойных мужа или донну,
Дорогу показать проси с поклоном
И к донне поспеши дорогой тою.
И, увидав Амура, будь готова
Амуру за меня замолвить слово.
Эту канцону для того, чтобы ее лучше поняли, я разделю более искусно, чем все предыдущие, и сделаю из нее три части: первая часть составляет вступление к последующим словам; вторая заключает в себе то, что я имел намерение рассказать; третья является как бы подчиненной предыдущим словам. Вторая начинается так: к Божественному Разуму, третья: моя канцона. Первая часть делится на четыре: в первой я объясняю, с кем я хочу говорить о моей донне и почему; во второй рассказываю, каким кажется мне ее благородство, когда я о нем думаю, и как бы я говорил об этом, если бы не терял смелости; в третьей говорю, как бы я сказал, если бы не был охвачен радостью; в четвертой я повторяю, к кому я обращаюсь и почему рассуждаю именно с ними. Вторая часть начинается словами: когда Мадонне шлю; третья: не оскорблю; четвертая: любовь познавшими. Потом со словами: к Божественному Разуму, — я начинаю повествовать о моей донне, и эту часть я разделяю на две. В первой я говорю, что именно о ней говорят на небе; во второй — что о ней думают на земле, и такими словами: для неба предназначена. Эта вторая часть разделяется еще на две. В первой я говорю о благородных качествах ее души, перечисляя некоторые ее действия и способности, проистекающие из ее души; во второй говорю о благородных свойствах ее тела, перечисляя некоторые ее прелести, так: сказал о ней Амур. Эта вторая часть подразделяется на две. В первой говорю о некоторых прелестях ее, которые нахожу во всем ее существе; во второй части говорю о тех прелестях, которые нахожу в отдельных частях ее существа, так: ее глаза.
Эта вторая часть делится на две: в одной говорю о глазах как об источниках любви; во второй — об устах как о цели Амура. И чтоб здесь не могло возникнуть никакой порочной мысли[37], я напоминаю читателю то, что написано выше, а именно: привет той донны, который состоял в движении ее уст, был целью всех моих желаний, пока я получал его.
Потом, когда я говорю: канцона моя, я прибавляю одну строфу, как бы подчиненную другим двум, и в ней я сообщаю, чего хочу от этой канцоны. Но так как эту последнюю часть очень легко понять, то я не буду трудиться разделять ее. Я знаю, что для того, чтобы совсем раскрыть смысл этой канцоны, следовало бы употребить еще более мелкое деление; но если кто не имеет столько ума, чтобы уразуметь все и по тем разделениям, которые я уже сделал, мне будет приятно, если он совсем ее оставит в покое, так как я боюсь, что уже слишком многим я поведал смысл ее теми пояснениями, какие я сделал, если предположить, что многие смогут ее прочесть.
Глава XX
После того как эта канцона распространилась среди людей, так что каждый из друзей моих мог ее услышать, им захотелось попросить меня объяснить, что такое любовь. Вероятно, после тех слов, которые они услышали, они возымели незаслуженную надежду на это. И я подумал, что после тех моих слов было бы хорошо поговорить вообще о любви, и еще я подумал, что друзьям надо служить, и решил сказать стихи, в которых я буду трактовать о любви, и вот я написал сонет.
Сонет X
Любовь и благородство совпадают,
Так говорит Мудрец[38] в своем твореньи,
И друг без друга так же не бывают,
Как нет разумных дум без разуменья.
Когда Амур нам в сердце проникает,
Он там царит, оно его владенье.
Он сладко дремлет там и отдыхает
То долгий срок, то краткое мгновенье.
Лишь только красота достойной донны
Пленила взор, как сердце вдруг забьется
Желаньем сильным малого предмета,
И до того желанье длится это,
Покуда дух любовный не проснется.
Бывает так и с донною влюбленной.
Этот сонет делится на две части. В первой я говорю об Амуре, в чем его сила; во второй — как та сила проявляется в действии. Вторая часть начинается так: лишь только красота. Первая же делится на две. В первой объясняю, в чем заключается сила любви; во второй говорю, как предмет любви и сила ее проявляют себя в действии и как одно хранит другое, как форма материю. Вторая начинается так: когда Амур; потом, когда я говорю: лишь только красота, рассказываю, как эта сила проявляется в действии, сначала в мужчине, потом в донне, так: бывает так же.
Глава XXI
После того как я в вышеназванных стихах говорил о любви, пришло мне желание сказать в похвалу моей благороднейшей слова, в которых я показал бы, как пробуждается его эта любовь и как просыпается она не только там, где спит, но и там, где ее нет в возможности, и она, чудесным образом действуя, заставляет любовь явиться. И я написал сонет.
Сонет XI
В своих очах Амура носит донна,
На что ни взглянет, станет все добрее,
Когда проходит, все спешат за нею,
Трепещет всякий от ее поклона,
И, голову склонив, идет смущенно,
И о грехах своих скорбит сильнее,
Гордыня, гнев бегут пред ней, робея,
Воспеть ее мне помогите, донны.
На сердце нежность, в мыслях умиленье
Рождается у тех, кто ей внимает.
Блажен, кто в первый раз ее встречает,
Улыбки краше не видали люди.
Ни выразить восторга нет уменья,
Ни рассказать об этом новом чуде.
Этот сонет имеет три части. В первой я рассказываю, как эта донна приводит в действие любовную силу при посредстве благороднейших очей своих. А в третьей рассказываю, как она это делает при посредстве своих благороднейших уст. А между этими двумя частями заключается маленькая частица, которая как будто просит помощи у первой и у третьей части словами: воспеть ее. Третья начинается так: на сердце. Первая делится на три: в первой я рассказываю, как все, на что она посмотрит, делается от ее благородства лучше, а это значит, что Амур входит туда, где его не было; во второй говорю о том, как благородно она распоряжается в их сердцах. Вторая начинается: когда проходит; третья: трепещет всякий. Когда затем я говорю: помогите мне, донны, я даю понять, с кем я намерен говорить, взывая к доннам, чтобы они помогли мне почтить мою донну, потом, когда говорю: на сердце нежность, я повторяю то, что было уже сказано в первой части о первых двух деяниях ее уст; первое из них — ее сладчайшая речь, а другое — ее удивительный смех. Я не говорю об этом последнем, как он действует на сердца людей, потому что память не в состоянии удержать ни этот смех, ни его действия.
Глава XXII
После этого прошло немного дней (как угодно было Господу Славы, который Сам пошел на смерть), тот, кто был родителем всего чудесного, что заключалось в благороднейшей Беатриче, уйдя из этой жизни, отошел к Славе Вечной. Такое исчезновение очень горестно для тех, кто останется здесь, когда те друзья покойного, а какая же дружба может быть теснее, чем любовь доброго отца к доброму сыну или хорошего сына к хорошему отцу. А эта донна была добра в высшей степени, а ее отец (как верят многие, и это поистине так) был также добр в высокой степени[39]; ясно отсюда, что донна эта была исполнена горячей скорби!
И как было в обычае того города, чтобы при печальном событии таком собирались донны с доннами и мужчины с мужчинами, многие донны сошлись там, где горько плакала Беатриче. И я видел, как многие из них, возвращаясь от нее, говорили об этой благороднейшей и рассказывали, как она горевала. И между прочим они сказали такие слова: поистине, она плачет так, что тот, кто увидел бы ее, должен бы был умереть от сострадания. Донны прошли, и я остался в такой тоске, что слезы омывали мое лицо, и я много раз поднимал руки, чтобы закрыть ими глаза. И если бы я не желал еще что-нибудь услышать о ней (так как я находился в том месте, где проходила большая часть донн, что были с нею), я бы спрятался сразу, как только слезы овладели мною. И пока я оставался там, проходили мимо меня еще донны и рассуждали так: кто из нас когда-нибудь будет снова веселым после того, как мы слышали жалобы этой донны. И шли за этими другие, говоря: тот, что здесь стоит, плачет так, как будто бы он ее видел такою, как мы ее видали. И другие вслед за ними говорили обо мне: «Видите этого человека? Он перестал походить на самого себя, так он изменился».
И так проходили донны, и я слушал их разговоры обо мне, как я здесь рассказал об этом. И, размышляя о том, я решился сказать слова, для которых имел полное основание, и этими словами выразить все, что я слышал об этой донне. И так как я охотно бы спросил их, если бы это не послужило мне в порицание, я решился сделать так, как будто я их спрашивал, а они мне отвечали. И написал я два сонета. В первом я вопрошаю их так, как мне хотелось это сделать, а во втором я пересказываю их ответ, заимствуя все, что я слышал от них, как будто бы они мне отвечали. Первый начинается так: откуда так уныло, а второй: ты тот ли.
Сонет XII
Откуда так уныло и в молчаньи,