— Это чтобы причиндалы проветривать. — доверительно говорю я: — у меня они всегда большие были, а раз такие размеры, то и воздуха больше для проветривания требуется.
— Что?! — Кэзука хлопает глазами, что-то идет не по сценарию и она теряется.
— Причиндалы проветриваю — повторяю я: — гениталии, которые. Половые органы. Член с яйцами. Воздуха им нужно. Оттуда и дырки, опять-таки — трутся об ткань, протирают.
— Что?! — программа окончательно сломана и Кэзука начинает стремительно краснеть.
— Я понимаю — говорю я: — в это трудно поверить. Но ты можешь прийти ко мне на сеновал в три ночи, сегодня и я обязательно покажу тебе все мои прелести. Раз уж тебя это так сильно интересует. Обычно я не демонстрирую свои гениталии налево и направо, но для тебя сделаю исключение. Потому что если есть здоровый интерес, то его нужно поощрять. Так что, вечером встречаемся?
— Что ты говоришь! — наконец приходит в себя Мико: — какие глупости! С чего это ты взял, что ее интересуют твои… штуки?!
— Думаю, что всех вас интересуют мои штуки — рассудительно замечаю я: — на самом деле мои гениталии ничем особенным не отличаются, но раз уж они вас так интересуют, что вы и спустя годы не можете забыть дырку на моих трусах, то придется удовлетворить ваше любопытство. Что поделать.
— Да не надо нам ничего показывать! — идет на попятную Мико: — я вообще не про трусы пришла поговорить!
— А звучало так, будто про трусы — делаю вид, что задумался: — ведь я уже и забыл про этот эпизод. А ты помнишь… значит для тебя это важно. Ты в следующий раз не мучайся, Мико-тян, просто подойди и так и попроси — мол, покажи мне свои гениталии, Кента-кун, а я — покажу. Ну, может взамен чего попрошу, ну так все равно легче, чем годами ждать…
— Да ну тебя! — вспыхивает Мико и отступает, практически убегает. Вместе с ней отступает и Кэзука. Возле моей парты остается только Натсуми.
— А я бы посмотрела — говорит она задумчиво: — говоришь в три ночи на сеновал? А где у нас сеновал?
Глава 24
— Чего к парню пристали? — спрашивает Дзинтаро и с его стороны это не только благородный жест, но и мужественный одновременно. Наши сплетницы-хищницы не успокоились и после уроков вернулись — описывать круги вокруг жертвы. За это время я понял две вещи — первое, что в эпоху интернета и камер наблюдения везде — скрыть такую вещь как банальный мордобой довольно затруднительно. А второе — что надежда отогнать хищниц угрозой демонстрации собственных гениталий была несостоятельна. Начать с того, что Натсуми и не подумала смущаться и сказала, что обязательно придет на сеновал, потому что размеры всех этих моих штук ее, несомненно, интересуют. Такое… антропологическое любопытство, сказала она, как в кунсткамеру сходить. И она продемонстрировала свой смартфон с очень хорошей камерой. Для истории — сказала она, сниму все ваши уродства для будущих потомков. В общем, сделала меня Натсуми, королева улья, альфа-прайм прайда, как в общем-то и ожидалось от кита-убийцы. Спас меня только звонок на урок, а также тот факт, что стая на следующих переменах была занята чем-то другим… но уроки кончились и вот они — все три — ждут меня у выхода. Чем-то эта сцена напоминает извечное «эй, закурить найдется», только в роли гопников, здоровяков со сломанными носами, амбалов с кастетами, — три вполне симпатичные девушки. Смешно, конечно. Но это мне смешно, а оригинальному Кенте не до смеха было бы. Это только кажется, что эти три девчонки угрозы не представляют. Еще как представляют, но не для физического состояния, а скорее для социального статуса в школе. Мне же на социальный статус плевать, потому все равно куда ситуация вырулит.
Интересно другое — мой «приятель» Дзинтаро решил вдруг меня поддержать и встрял между мной и черно-белыми. Вот как. Начинаю подозревать что он и вправду нес меня до дома в позе «спасенной принцессы», на руках, натужно краснея от близости моих губ. Эта мысль окончательно добивает меня, и я сажусь на ближайшую парту, едва сдерживая смех. Остальные школьники выходят через другие двери, кое-кто кидает на меня сочувствующий взгляд. Томоко, например.
— Отстаньте от него — продолжает свою благородную миссию Дзинтаро: — чего прицепились… все он правильно сделал. Аки хотел на нейтральной территории на нас напасть, все знают, что парковка и детская площадка…
— Мне так неинтересно, что там хотел Аки. — небрежно поднимает бровь Натсуми: — Ваши потные мальчиковые разборки — это так скучно. Мне другое интересно…
— Я думала, что нам интересно и что Акихиро хотел, но раз На-чан так говорит, значит — не интересно — подхватывает Мико, задорно блестя глазами. Она оправилась от первого поражения и готова к бою на встречных курсах.
— А что же нам интересно? — прижимает палец к подбородку третья черно-белая хищница, Кэзука-тян: — На-чан?
Глядя на них, я понимаю, что каждое движение и каждое слово в этом действии — словно танец, согласованные совместные действия, причем они не репетировали это, не отрабатывали, это — импровизация, но каждая из них знает свое место в строю, свою роль в бою, свой маневр и свою реплику. Как и полагается apex predator — абсолютному хищнику в школьном океане.
— А нам интересно, с каких это пор Дзинта-кун так защищает Кенту? — говорит Натсуми и принимает задумчивый вид, так, словно и вправду о чем-то думает. Но это всего лишь сценический прием, эти трое могли бы служить в разведке и сниматься в кино, тратят они свои таланты в старшей школе, ей-богу.
— И вправду… — Кэзука артистично хмурит свои брови и нарочито бросает оценивающие взгляды то на меня, то на Дзинтаро.
— Что?! — тут же краснеет Дзинтаро: — Вы это о чем?!
— О… а он уже покраснел… — улыбается Мико с таким видом, будто съела что-то сладкое: — как вы думаете, его привлекают эти легендарные большие гениталии Кента-куна?
— Что?! — на Дзинтаро жалко смотреть. Он красный как помидор, злой и смущенный одновременно. Будь перед ним парни, он бы их измудохал прямо тут, или по крайней мере попытался бы. И конфликт был бы исчерпан, мы, мужчины — простые ребята. Дал в рожу и спокоен. Что удивительно, все успокоились — и тот, кто дал, и тот, кому дали. И если все прошло по правилам, то, как правило, и камня за пазухой не остается. Мы как бы признаем за каждым, кто готов поднять голову и принять бой один на один, право на существование. Потому что каждый мужчина, мальчик, парень — знает, что нельзя быть сильнее всех и что рано или поздно ты тоже можешь оказаться на земле, потерпеть поражение. Потому ритуальные поединки — это не про жизнь и смерть. Это про определение своего места в стае. В стае! То есть — бывшие враги потенциально будут сотрудничать.
С девушками все по-другому. И вот сейчас я был свидетелем, как три черно-белых хищницы несколькими фразами уничтожили белую акулу Дзинтаро, который на минутку забыл свое место в пищевой цепи.
— Наверняка — кивает Натсуми: — парням нравится все… большое. — с этими словами она многозначительно обводит руками свою грудную клетку.
— Зря стараешься, На-чан, ты же видишь, Дзинта-кун играет за другую команду — хихикает Кэзука: — он у нас по стройным мальчикам больше…
— Что?! Да ну вас! — Дзинтаро наконец взрывается и уходит, а вернее — убегает в другую дверь. Вот и все, что вышло из его попытки заслонить меня своим телом от растерзания. Вообще был момент, когда я опасался, что он выругается на них или даже ударит. Но в этом случае он был бы обречен — здоровенный парень, который поднял руку на милых девочек, которые с удовольствием сыграют роль невинных жертв… да он бы вылетел из школы раньше чем успел бы сказать «Извините!». А в словесной дуэли он бы никогда у них не выиграл. Мужчина в споре с женщиной вообще редко выигрывает и только тогда, когда женщина этого хочет. Так что я с удовольствием посмотрел на эту сценку из жизни школьных джунглей, жалея только о том, что не могу прокомментировать все голосом Дроздова. Знаете, вот так — «а теперь вы видите, как юный самец Дзинта пытается отстоять свою позицию перед стаей альфа-самочек. К сожалению, у самца нет шансов, и он терпит поражение, как и ожидалось. Дзинта уходит зализывать раны, а тем временем наша альфа-прайм…»
— Ну так что? — альфа-прайм, Натсуми наклоняет свою голову, глядя на меня. Вся эта ситуация образовалась потому, что у меня не было времени придумать что-то более нейтральное и я надавил на Мико, заставил ее и Кэзуку отступить, смутившись. А такие вот вещи ставят власть и силу прайда под вопрос, ей необходимо додавить меня. Надо отдать должное Натсуми — она не смутилась, не стала краснеть и теряться, а просто достала телефон и продолжила блеф, повысила ставку — ах, ты хочешь показать мне свой писюн? Да ради бога, показывай, я сфотаю. Звонок прервал нас, но сейчас она будет продавливать меня до конца. Если я в свою очередь застесняюсь и буду бурчать что-то невнятное — она зачтет свою победу.
— Ну так что? — переспрашиваю я: — о чем ты, Натсуми-тян?
— Где расположен твой сеновал и придешь ли ты туда в три ночи? — спрашивает она: — Мы с девочками посовещались и решили подойти все вместе. Действительно вопрос твоих гениталий занимал нас все это время, верно, Мико-чан? — Мико кивает, но краснеет, она не может выдерживать образ до конца, все-таки смущается.
— Если вы придете — то и я приду — отступать никак нельзя. Однако, как и всегда в условиях договора всегда есть что-то написанное восьмым шрифтом где-то между второй и четвертной страницами: — надеюсь вы наденете красное белье.
— Что? — Натсуми прищуривается. Опасный такой прищур. Дескать — не играй с огнем, парниша, не переходи границы, ты сейчас ходишь по охрененно тонкому льду.
— Ну так я же говорил, что покажу что-либо только если Мико что-то сделает для меня взамен — отвечаю я: а если вы все втроем придете, то вам всем троим надо такое белье. Это как в детском садике — вы покажете мне, а я покажу вам.
— … — некоторое время Натсуми разглядывает меня, так, словно увидела удивительное насекомое, которое говорит человеческим языком. Явственно вижу в ее глазах понимание того, что она проиграла. Пусть никто и не поймет, кроме нас — ее и меня, но она — проиграла. Вижу легкое удивление и даже уважение. У нее даже поза изменилась — если раньше она стояла совсем расслаблено, то сейчас подобралась. За доли секунды в ее го