— Н-не надо, — опять заплёлся я языком, да что со мной такое, как пацан, ей Богу, соберись, тряпка. — Мне бы пожрать чего, — выдал я и тут же готов был казнить себя за это.
Не нашёл чего умнее сказать? Как ещё жениться-то смог, утюг, блин. Тем временем красавица куда-то упорхнула, а её место заняла баба Маша, потрогала мне голову, посмотрела в глаза, заставила высунуть язык и довольно крякнула.
— Ну вот, совсем другое дело, — проскрипела она. — Чего на Настьку глаза пялил? — усмехнулась старуха. — Ты ей тоже вчера в бане приглянулся.
После этих слов моё лицо полыхнуло огнём. Я готов был сквозь землю провалиться от стыда. Странное чувство, ведь хочется близости с этой красоткой, а как представлю, что вчера голяком перед ней валялся, хоть под землю уходи. Идиотизм в чистом виде.
— Настя девка хорошая, — продолжала между тем баба Маша. — Замуж только никто не берёт. Её как лет пять назад падальщики изнасиловали вместе с мамкой, так и не нужна никому стала. Мамка померла, порвали её сильно, а вот хлопотала за ней. Выходила, вон какая красавица вышла. А всё равно замуж не берут, испорченная она для них. А чего в ней испортилось-то, дырка она и есть дырка, что с ней станет-то?
— Ну вы скажете тоже, баб Маш, — снова покраснел я.
— А чего я не так сказала-то? — остановилась старуха и посмотрела на меня. — Или ты из этих?
— Да вроде нет, не из них, — сказал я, натягивая штаны и рубаху, всё-таки за стол собираюсь, да и чувствую себя хорошо, хватит валяться.
— Ну может хоть ты девку в жёны возьмёшь? — спросила старуха, запихивая чугунок в печь. — Или тебе она тоже порченная?
— Это дело с наскоку не решается, — застегнув рубаху, уселся я за стол. — Тут вначале познакомиться нужно, пообщаться, узнать человека.
— О-ой, ага, узнать ему надо, а сам чуть глаза не сломал, — выдала баба Маша, а из-за двери раздались колокольчики смеха, и тут же хлопнула уличная дверь.
Я снова покраснел. Неудобная ситуация. А ведь Настя действительно очень красива. В моё время её называли бы не иначе как модель, а её прошлое с изнасилованием считалось бы чуть ли не пиар-ходом. А здесь смотри, всё иначе, не нужна вдруг стала, несмотря на красоту. И ведь права баба Маша, ну что в ней такого могло испортиться?
В дом вошла Настя, неся перед собой корзинку с зеленью и свежим хлебом. Посмотрела мне в глаза хитрющим таким взглядом, затем показала язык и засмеялась своими колокольчиками.
— А ну не хулигань, егоза, — прикрикнула на неё баба Маша. — На стол накрывай давай и ребят остальных зови.
Настя улыбнулась, а как только бабка отвернулась, показала ей язык, только в спину, улыбнулась и начала накрывать на стол, ловко бегая вокруг меня. Я невольно залюбовался ей, вот просто сидел и смотрел, не мог глаз отвести.
— О-о-о, пожрать, — в дом ввалился Штамп. — Сумрак?! Здоров?! Ну нифига себе, баб Маш, да ты волшебница, — подошёл он к ней и чмокнул в щёку.
— Ой, уйди, охламон, — засмеялась бабка. — У меня ведь мужика лет двадцать не было, развращает он старую.
— Да какая же ты старая, баб Маш, — хохотнул Штамп. — Ты ещё о-го-го, — потряс он кулаком в воздухе, а Настя снова рассмеялась своими колокольчиками.
— Иди за стол, не смущай бабку, — отмахнулась от него тряпкой баба Маша. — Настя, ты чего там копаешься, или тебе Сумрак приглянулся?
— А что если и так? — покраснев, ответила красавица и, поставив ещё пару приборов на стол, быстро покинула дом.
— Чего это вы её так, баб Маш? — спросил Штамп.
— А нечего тут жопой крутить, — забормотала бабка. — Понравился мужик, надо брать, а не ходить вокруг, пока голова не поседеет.
— Эдак вы её никогда замуж не выдадите, — с философским видом высказал Штамп.
— Это кого вы тут замуж выдаёте? — в дом зашёл Гарпун. — Уж не ту ли красавицу, которая плачет сидит за сараем?
— Как плачет? — подскочил я и сразу направился к выходу.
— Ой, да нечего над ней прыгать, побольше поплачет, поменьше посцыт, — буркнула мне баба Маша в спину.
Но я уже не слушал, что с неё взять, старуха. Хоть и вытащила меня из болезни, вот только несправедлива она к девке. Ну нельзя же так.
Настю я нашёл там, где и сказал Гарпун, она сидела за сараем на бревне и закрывала лицо руками, а плечи её периодически вздрагивали. Я подошёл и молча сел рядом.
— Вам нравятся плачущие женщины? — посмотрела она на меня красными глазами.
— Вовсе нет, — ответил я глядя вдаль. — Я вроде как успокоить пришёл, ну раз не нужен, пойду тогда.
— Постойте, — остановила меня она. — Посидите со мной немного.
— Это запросто, — присел я обратно.
— Зачем она так меня? — успокоившись и немного помолчав, спросила Настя. — Я же ей ничего плохого не сделала.
— Дело не в этом, — подумав ответил я. — Это называется старость. Старики всегда всем недовольны. Нужно просто внимания не обращать.
— Да она всем подряд рассказывает, что меня падальщики попортили, — разозлилась она, а я сидел и боялся на неё посмотреть, потому что опять дар речи потеряю. — Я так никогда себе жениха не найду.
— Не нужно никого искать, — сказал я и встал с бревна. — Я тебя заберу, — ляпнул я, а чтобы она не увидела, как я покраснел при этих словах, сразу пошёл в дом. Жрать хотелось ужасно.
Когда я вошёл, все уже сидели за столом, но никто не ел, оказывается, баба Маша не разрешала. Без старшего начинать нельзя. Я сел на своё место, и тут же мне в миску налили щей, плюхнув в тарелку добрый кусок мяса.
Из-за стола я еле вылез. Когда мой мозг подал сигнал о насыщении, было уже поздно. Ел я так, как будто не видел пищу целый год, только что не рычал при этом.
Провалялся я, оказывается, больше суток, и проснулся далеко не утром, время было уже за полдень. После обеда, чтоб не набирать лишних слоёв жира, решил прогуляться. Первым делом нужно Егора проведать, мы вроде как на два дня постой просили, а теперь, видимо, ещё на день проситься нужно. Его я нашёл сразу, он руководил процессом ремонта части стены, и на работы были задействованы пленные падальщики.
— Ну вот, нашёл же применение? — подошёл я к нему сзади. — А говорил, не знаешь, что с ними делать.
— Так то ты мне велел, — обернулся тот, — мне-то они без надобности.
— Я с вопросом к тебе, — встал я рядом с ним и стал наблюдать за работами. — Приболел я немного, слышал, наверное. Не потесним, если ещё на денёк задержимся?
— Да хоть на неделю, — улыбнулся Егор. — Ты для нас такое дело сделал, какие могут быть вопросы. Тем более ты теперь начальство.
— Угу, начальство, — скривился я. — Только у начальства ни семьи, ни родины, ни флага.
— Это дело поправимое, — усмехнулся тот. — Вот дойдёте, куда шли, а там и флагом обзаведётесь, и родиной, да и до женитьбы дело дойдёт.
— Я к тебе ещё и с этим вопросом, — сказал я. — Про чудовище то рассказать чего сможешь?
— Неужто в логово к нему пойдёте? — удивился тот.
— Так мы, собственно, туда и шли, — почесал я макушку. — Место уж больно выгодное, и Нижний рядом, и Дзержинск.
— Так-то оно, конечно, верно, вот только погибель там свою найдёте, — серьёзно посмотрел на меня Егор. — Или думаешь, ты такой первый?
— Может и не первый, — пожал я плечами. — Только нужно мне это место. Иначе смысла в моём походе никакого.
— А в чём смысл? — спросил Егор. — Голову сложить за чью-то идею?
— Ты мне будешь морали читать? — огрызнулся я. — Или всё же расскажешь, что там за монстр такой?
— Да кто же его знает, — пожал он плечами. — Говорю же, не видел его никто, а кто видел, уже не расскажет.
— Я его видел, начальник, — оторвался от работы сухой мужик с редкой седоватой бородой. — Могу рассказать.
— Ну рассказывай, — усмехнулся я.
— А что мне за это будет? — сразу начал он торговаться.
— Ты говори, чего надо, а уж я подумаю, в состоянии я тебе это дать или нет, — принял я правила игры.
— Да мне-то что, — сделался серьёзным мужик, работы сразу прекратились, и все смотрели, чем же закончится наш разговор. — Сможешь ты, начальник, свободными людьми нас вновь сделать?
— Всё, разговор окончен, продолжайте работать, — усмехнулся я. — Ты бы ещё человечины на ужин попросил.
— Да не жрали мы людей, — огрызнулся он, — и падальщиками не были.
— А в бункер случайно попали? — не стирая усмешки с лица, спросил я.
— Нет, не случайно, — не сводил с меня взгляда мужик. — Нарочно мы там оказали, вот только не как равные, а как рабы.
— Ну это понятно, — добавил я в голос сарказма. — Как же вы ещё могли там оказаться?
— Мы Федьки Колобка люди были, купца из Ворсмы, — спокойно, без обид продолжил мужик. — Когда вы пришли, мы сразу в угол забились. Странно, что Егор вон его сразу не признал, — ткнул он пальцем в другого мужика, стоящего чуть за спиной.
— А почему я его должен признать? — удивился староста. — Мы разве с ним встречались?
— Встречались, и не раз, — ответил тот, другой мужик. — Меня Мишкой звать, я при Колобке за старшего был. Мы же у тебя каждую неделю продукты брали, когда ты сюда только переехал.
— Ну-ка поди сюда, — прищурился Егор.
Мужик шагнул к нему навстречу, староста начал всматриваться в его лицо, а потом всплеснул руками.
— Ба-а-а, точно, Мишка приказчик, — выдал Егор. — Охренеть не встать, как же ты постарел-то, осунулся.
— Вы серьёзно сейчас? — посмотрел я на обоих. — Что за цирк-то?
— Сумрак, я тебе точно говорю, знаю я его, — часто закивал Егор. — Ну ты сам подумай, смысл мне падаль выгораживать?
— И что, все восемь люди Колобка? — спросил я у старосты.
— За всех тебе не скажу, я их если и видел, то мельком, а вот с ним, — он ткнул на Мишку. — Мы часто дела вели, лицом к лицу. Вот только не узнать его теперь стало, но он это, точно тебе говорю.
— Это все твои люди? — спросил я уже у Мишки.
— Нет, не все, но все мы рабами у падальщиков были, — ответил тот. — Вот посмотри, у нас и отметины от колодок у всех есть. Нас на ночь в них всегда запирали, боялись, что мы им глотки порережем, — он выставил вперёд руки, на которых действительно были отметины, как от долгого ношения наручников.