Варлая по-родственному обняла меня за плечи. По широкой дороге повела к зданию со шпилем на остроконечной крыше, очень похожему на Храм предков, что я видел в квадрате Силаевых. На вид оно не уступало тому размерами. Но издали, на фоне видневшегося впереди ствола гигантского меллорна казалось маленьким, почти игрушечным.
Даже не прибегая к «скану», я чувствовал скопившуюся в воздухе квадрата магическую энергию. Её здесь ощущалось не так много, как в Городском театре, где она вихрями кружила над сценой после моего выступления. Но всё же достаточно много для того, чтобы я возжелал заполучить её.
Невольно улыбнулся, вспомнив, как парящая под ветвями меллорна дымка из маны неторопливо, едва заметно и безостановочно заполняла мой резерв там, в Вечном лесу. Сопровождалось это обычно ощущением бодрости, покоя и защищённости. В священных рощах эльфы не знали недостатка магической энергии — благодаря тому, что получали её от меллорнов.
Вот только заполучить эту, казалось бы, дармовую ману почти невозможно — без согласия деревьев. Насколько помню, такой трюк не удался ни одному гостю Вечного леса, каким бы знающим и умелым магом тот себя ни считал. Я даже как-то получил от знакомого архимага неплохой артефакт для управления ветром — выиграл спор именно на эту тему.
Развёл старичка на пари, опоив вином из чильских кувшинок. Тот закончил попытки совладать с «ничейной» маной на третий день, злой и трезвый. Поклялся, что с того дня и вовеки не прикоснётся к спиртному. И уж точно никогда не станет пить в моей компании. Обманул: через восемь лет подобным способом я заполучил от него чудную мантию из вельгирского шёлка. А за год до своей смерти он проспорил мне десяток крупных луйских семуритов.
С улыбкой я вспоминал, какими эпитетами награждал меня лишившийся драгоценной мантии старый маг. И прикидывал, не стоит ли влиться в экосистему местной священной… рощи — очень, на мой взгляд, странной. Ритуал «слияние с лесом» — не самый сложный и долгий. Он решил бы мои проблемы с маной… на то время, пока я находился бы в столице Кординии.
На те плюсы, что получали эльфы от симбиоза с меллорнами, приходилось и несколько минусов. Один из которых — замедленное самостоятельное восстановление запаса магической энергии и трудности с наполнением резерва маной из других источников. Эльфов подобная проблема не сильно беспокоила. Они не мыслили жизни вдали от Вечного леса. А вот я сомневался, что желаю безвылазно торчать в Бригдате.
То и дело вспоминал рассказы компаньонок о жизни на материке, где города, со слов жриц любви, были полны чудес и развлечений. Где аристократия не зацикливалась на войне. А некоторые женщины… хм… заказывали в борделях для своих утех мужчин. Интересно, много ли там проживает таких… извращенок?
Кординия вела с материком оживлённую торговлю. В основном сбывала там морепродукты, железо и сельхозпродукцию. Поля вокруг Бригдата, как я слышал, давали великолепные урожаи. Теперь понятно, почему. Вблизи меллорновой рощи и не могло быть иначе: рост любых растений подстёгивала пропитавшая почву магическая энергия.
Та самая, из-за которой в столице не жили мужчины. Обе их резервации прижимались к побережью — подальше от ужасной магии. Меллорны в Бригдате не оставляли мужикам шансов на выживание. Этот факт местные выяснили давным-давно. В том числе и поэтому дамочки отказывались верить, что я мужчина. Признаться, надоело быть в глазах посвящённых дефективной женщиной. Не в последнюю очередь и поэтому в голове всё чаще мелькала идея наведаться на материк.
У входа в Главный храм предков нас встретила пара укутанных в белые плащи женщин. Молодых, с масками безразличия на лицах. Безоружных. Как и у стажниц, охранявших ворота, на их одежде я не увидел нашивок с изображением боярских родов. Женщины молча преградили мне и Варлае дорогу, не пропуская внутрь здания. Скрестив на груди руки, смотрели поверх наших голов.
Не успел я, поинтересоваться, в чём дело, как боярыня шепнула:
— Нам не туда.
Подтолкнула меня в сторону вымощенной гладкими плоскими камнями дорожке. Та начиналась у ступеней храма, ныряла под белую каменную арку, вела вглубь квадрата — напрямую к комелю дерева предков.
Вдоль неё стояли ровные ряды деревянных столбов с жёлтыми шарами-фонарями на верхушках. Когда мы шли мимо них, свет фонарей игрался с нашими тенями. То удлинял, то укорачивал их; заставлял их следовать в авангарде, потом бросал нам под ноги и прятал тени за наши спины.
— Мы уже провели обряд вступления в род, — шепнула Варлая. — Осталось только познакомить с тобой Старшее дерево предков. Это недолго. И почти не больно. Не волнуйся, Кира.
Похлопала меня по плечу.
Покосился на бледное лицо боярыни. Заметил, что Силаева покусывала губы, щурилась, вглядываясь в темноту. Увидел в её глазах отражения крошечных жёлтых огней, что точно две нитки бус у самой земли опоясывали ствол меллорна.
Проследил направление взгляда Варлаи.
Между вздыбленными корнями Старшего дерева предков разглядел укутанную в светлый плащ миниатюрную женщину. В её правой руке различил нож с изогнутым подобно когтю клинком; в левой — блестящий кубок с коротким стояном. Мне не понадобился «скан» чтобы определить, кого именно вижу.
— Верховная жрица, — сказала Силаева.
«Хранительница», — с ходу определил я.
Безмятежное выражение лица, неподвижность каменной статуи и лишённый эмоций взгляд. Всё это я видел и не раз — много лет назад, когда жил в Вечном лесу. Так выглядела эльфийская Хранительница, или, как ещё её называли, «Голос леса». Уже не эльфийка и не человек. Но и не нежить — бесспорно, живое существо. Впустившее в свою голову коллективный разум меллорновой рощи, ставшее его рупором.
Судя по тому, что я успел увидеть, меллорновая роща в Бригдате скорее была, чем нет. Необычная роща. С одним взрослым деревом и не познавшей цветения молодой порослью. Не способная выполнять свою основную функцию: пока негодная для того, чтобы стать пристанищем и защитой для разумных, будь то эльфы или люди. Я бы сказал… ущербная.
Но уже с Хранительницей.
Удивительно.
Насколько я знал, роща обретала голос, когда становилась полностью самодостаточной. Она достигла предела роста при изолированном развитии и в надежде обрести новые возможности и знания искала контакт с внешним миром — другими разумными. При помощи Хранительницы делилась с теми мудростью и энергией. Посредством общения и частичного симбиоза с другим биологическим видом продолжала познавать мир.
Наличие Голоса у местной рощи означало, что она не видела смысла в дальнейшем самостоятельном развитии. Что я считал более чем странным. И не понимал, как такое вообще возможно.
Хотя… какое мне дело?
Уже решил, что со «слиянием» обожду. Острой нехватки маны я не испытывал. Точнее, испытывал временно: уже придумал верный способ её восполнения. Сам новый процесс получения энергии мне даже нравился. Выступления перед публикой пока дарили яркие, приятные эмоции. После многих сотен лет жизни, я теперь мало на что реагировал подобным образом.
Мне давно не удавалось получить столько новый и волнительных впечатлений, как тогда, на сцене Городского театра. Способные развлечь вещи, события и ощущения давно стали для меня редчайшей ценностью. Не собирался от них отказываться. Потому пока не чувствовал желания променять вырисовывавшуюся передо мной стезю артиста на симбиоз с… неполноценной рощей.
Варлая подвела меня к Хранительнице.
— Это Кира, — сказала она. — Моя… дочь.
На лице жрицы не дрогнул ни один мускул. В её глазах не блеснуло и тени интереса. Она мазнула по боярыне равнодушным взглядом, шагнула мне навстречу.
— Протяни руку, — сказала Хранительница на удивление приятным, пусть и лишённым эмоций голосом.
Я выполнил её распоряжение. Выдавил улыбку, вдохнул пьянящий аромат коры меллорна. Уже сообразил, что будет дальше.
Не ошибся.
Жрица заглянула мне в глаза, точно попыталась обездвижить, заморозить взглядом. Полоснула лезвием ножа по моей ладони. Резко, уверенно. Равнодушно. Подставила под тонкую струю крови металлический кубок. Рука Варлаи Силаевой легла на мою талию, придерживая. Боярыня словно опасалась, что я свалюсь без чувств от боли или от страха. Она всё больше напоминала мне заботливую наседку.
Попридержал регенерацию настроенного на самолечение тела, позволил крови свободно вытекать из неглубокой раны. Даже подстегнул быстро иссякший кровавый ручеёк. Смотрел на падавшие в чашу крупные капли, слушал монотонное бормотание Хранительницы. Та зачитывала похожую на мантру бессвязную речь, где через слово проскальзывали упоминания «рода», «чести» и «предков».
Заметил, с какой почтительностью вслушивалась в эту белиберду Силаева. И у меня в очередной раз возникло ощущение неправильности происходящего. Жрица с клинком и чашей в руках казалась частью неуместного здесь, рядом с меллорном, кровавого тёмного ритуала; участницей того действа, что противоречило эльфийскому естеству.
Подобно тому, как жизнь обычно противопоставляют смерти, так и эльфийская магия всегда казалась мне антитезой тёмной магии. Эльфийская — одна из немногих школ, чьи заклинания в подавляющем большинстве служили не разрушению, а познанию мира, созиданию. А если они и дарили смерть, то только путём создания новой жизни.
Кубок заполнился на треть. Хранительница отвела его в сторону, позволив каплям крови оросить землю. Закатила глаза, продолжала бормотать неразборчивую абракадабру. Не глядя под ноги, но уверенно переступая бугры корней, точно сомнамбула подошла к меллорну. Шумно выдохнула, выкрикнув моё имя, выплеснула содержимое кубка в похожую на выдвинутую вперёд челюсть складку на древесной коре.
Варлая обернула мою руку белым платком — на том тут же проступило бурое пятно.
— Теперь предки знают о тебе, — шепнула боярыня мне на ухо.
Мне показалось: она дёрнулась, чтобы поцеловать меня в щёку, но не решилась, передумала.
— Кира Силаева, — сказала жрица. — Прикоснись к телу Дерева предков, познай его мудрость, прими его любовь и заботу.