— При чём здесь город, какие иностранки?! — сказала Лукория.
Мне почудилось, что льера едва удержалась от того, чтобы схватить меня за плечи и встряхнуть. Мышцы на её руках напряглись. Пальцы скрючились и тут же сжались в кулаки.
— Ты видел… её?
Последнее слово Лука произнесла с придыханием.
— Ты о королеве?
— Ну а о ком жеж ещё?!
— Видел, — сказал я.
Штос-офицерша едва не задохнулась от возмущения.
— И это всё, что ты можешь сказать?! — воскликнула она.
Я привстал, отложил в сторону карауку.
— Льера Лукория, я не понимаю, что именно ты хочешь от меня услышать. Да, я видел королеву. И даже разговаривал с ней.
— В городе говорят жеж… ты сбежал из башни.
— Не сбежал, а ушёл, — сказал я. — Даже шикарный вид на город быстро надоедает. А я проторчал в Мужской башне почти два дня.
— А… она?
— Королева? Осталась там. Я, между прочим, предлагал ей уйти, если ты на это намекаешь. Но Каталиния Восемнадцатая предпочла остаться в своей комнате.
— Как жеж тебе повезло!..
Лука уселась на кровать — резко, словно внезапно лишилась сил.
— Знаешь, о чём я писала в письме — в том, из-за которого заварилась вся эта каша с заговором? — спросила она.
Я пожал плечами. Не сказал Луке, что сжёг это злополучное послание в кабинете старшей дознавательницы. Впрочем, оно успело сыграть свою роль.
— Я в нём просила сестру отыскать способ связаться с королевой. Любой. Пусть не увидеться, а только передать ей коротенькую записку.
— Зачем? — спросил я.
— Зачем?! — переспросила Лука.
Посмотрела на меня с таким изумлением, точно я сморозил глупость.
— Зачем… — повторила она. — Кир, ты… видел её глаза?
Штос-офицерша Лукория была влюблена в королеву Каталинию Восемнадцатую.
После слов о «её глазах» и того мечтательного взгляда, которым Лука их сопроводила, я в этом не сомневался. Льера иль Гише не пыталась отрицать свою влюблённость. Напротив: её прорвало на откровения — она выплеснула на нас с Васей настоящий поток обрывочных рассказов и признаний. Даже несмотря на то, что к такой чести мы с Васелеидой не очень-то и стремились.
От Лукории мы узнали, что свою службу она начинала в гвардейском отряде, отвечавшем за охрану дворцового комплекса — десять лет назад, ещё при жизни матери нынешней королевы. Тогда она и увидела впервые Каталинию Восемнадцатую, «стройную девчушку с яркими зелёными глазами». Но воспылала чувствами к молодой королеве Лука лишь в прошлом году.
Тогда штос-офицерша сопровождала правительницу в поездке по королевству. Её отряд сняли с охраны дворца — назначили в парадное сопровождение королевского кортежа. Льера иль Гише не один день наблюдала за поведением молодой королевы. Но лишь на обратном пути, у самой столицы осознала, что больше не может не думать об «этих глазах».
Признаться наследнице престола в своих чувствах льера Лукория тогда не решилась. Когда же молодую монархиню объявили сумасшедшей и заперли в башне, Лука воспылала надеждой. Поняла, что у неё появился шанс проявить себя, добиться если не ответных чувств, то хотя бы дружбы и внимания королевы. И ради этого она готова была на всё. Стоило лишь Каталинии Восемнадцатой её о чём-либо попросить.
Штос-офицерша решилась связаться с Катей уже после того, как сестра покойной королевы расформировала дворцовую гвардию, отправив её офицерш служить на задворки королевства. Достучаться до королевы из маленького посёлка на океанском побережье оказалось не так просто. Поэтому льера иль Гише и попросила помощи у своей младшей сестры, чьи подруги приходились дочерями чиновниц из ближнего круга регентши.
Но связаться с Каталинией Восемнадцатой у льеры иль Гише так и не вышло.
— Что ты хотела ей предложить? — спросил я.
Слушая откровения Лукории, вновь придвинул к себе карауку, наигрывал спокойную, печальную мелодию — точно подбирал музыкальный фон под рассказ штос-офицерши.
— Всё, что бы она ни пожелала, — ответила Лука.
Она сидела рядом со мной, опустив взгляд, разглядывала носки своих сапог. Плечи её поникли, пальцы теребили тесьму на мундире. Из груди льеры то и дело вырывались тоскливые вздохи.
— Даже устроила бы тот самый заговор, в котором тебя обвинили? — спросил я.
Лука повела плечами. Повернула ко мне всё ещё опухшее от побоев лицо — льера Лукория либо не видела необходимости приводить его в порядок, либо не находила на это времени.
— Она королева, — сказала штос-офицерша. — Я без раздумья исполнила бы любой её приказ. Ведь именно ей я когда-то дала присягу.
Говорила твёрдо: верила в свои слова.
— Тогда пиши, — сказал я.
— Что писать? — спросила Лука.
Я взмахнул рукой.
— Всё, что ты нам только что рассказала. И про зелёные глаза… и про присягу. Про чувства свои напиши обязательно. Не жалей слов: краткость не всегда сестра таланта — иногда она признак косноязычия. Говорить у тебя получалось неплохо. Вон, Вася не даст соврать. Надеюсь, письменно свой рассказ ты изложишь не хуже. Помни только, что ты пишешь любимой женщине, а не строчишь донесение вышестоящему начальству.
— Кому пишу?
Штос-офицерша отпрянула от меня, словно испугавшись.
— Лука, не строй из себя непробиваемую солдафонку, — сказал я. — Уж я-то знаю, что ты не такая. Пиши своей королеве. Всё, что только что рассказала нам. Если её это не проймёт — значит, у вашей Каталинии Восемнадцатой попросту нет сердца. Вон, от твоей истории даже у Васи на глазах появились слёзы.
Слуга рода Силаевых перестала натирать меч, посмотрела на меня. Промолчала: должно быть сообразила, что я лишь образно выражался — мне и самому было сложно представить Васю плачущей из-за каких-то там чужих сопливых историй. Но Лука-то знала Васелеиду не так хорошо, как я: могла и поверить.
— Напишу, — сказала Лука. — И что дальше? Ты знаешь кого-то…
— Сам отнесу.
Теребившие тесьму пальцы штос-офицерши замерли.
Лука разглядывала меня сквозь щёлочки между опухших век — пыталась сообразить, говорю я серьёзно или разыгрываю её.
— Ты?
— Льера Лукория, — сказал я. — Что тебя не устраивает? Я не подхожу тебе в качестве посланника?
Сыграл тоскливый проигрыш из «слёз-алмазов».
Лука прижала к груди руки — точно, как та актриска из плаксивой пьесы.
— Ты… сделаешь это для меня? — спросила она.
Решил обойтись без шуток.
— Конечно, льера Лукория, — сказал я.
Подпустил решимости во взгляд.
Штос-офицерша рванулась ко мне, сгребла меня в объятия.
Услышал, как захрустели мои суставы.
— Кир… я жеж… Ты такой!..
— Да.
Я не стал говорить Луке о том, что сам вдруг захотел заглянуть в «эти глаза».
Представлял, что штос-офицерша бросится выпрашивать у компаньонок бумагу, чтобы быстрее набросать послание для королевы. Но льера Лукория торопиться не стала. Покинула бордель и вернулась к нам почти через сутки — усталая, дёрганная, точно с нашей предыдущей встречи не смыкала глаз.
Вручила мне пахнущий духами пухлый конверт.
— Кир, — сказала она, стыдливо опустив взгляд, — я понимаю, что поступаю… дурно. Мне не следовало бы заставлять тебя делать для меня… такое. Я жеж помню о твоих чувствах. И очень ценю их, поверь. Но… ты пойми, я жеж не знаю, как можно сделать по-другому. Если бы могла, я бы сама…
Так и хотел махнуть рукой и сказать: «Не парься».
Но после трёх скучных дней в борделе лень было даже говорить — ограничился жестом. Если вчера сомневался: стоило ли предлагать льере Лукории свою помощь. То теперь чувствовал, что прогуляюсь до дворца с радость — да и не без удовольствия пообщаюсь с зеленоглазой королевой.
Тем более что наверняка не скоро увижу ту снова: Васина рана зажила — завтра-послезавтра можно было уже занимать места в дилижансе.
К башне подошёл на закате, спрятавшись под «отводом глаз». Постоял у её основания: рассматривал светившееся под самой крышей окно. Прикинул, как лучше к нему подобраться.
Хотел уже скастовать «кошачьи лапы», но вдруг передумал.
Покачал головой.
— Нет, — пробормотал я. — Не полезу.
Бросил на двери входа «обнаружение жизни».
Не так уж и много охраны.
Решил, что поднимусь по лестнице.
Моему приходу королева обрадовалась.
Ну и, конечно же, удивилась.
Вручил Кате письмо штос-офицерши Лукории — оно тут же полетело на стол, легло поверх стопки страниц недописанного трактата. При мне королева его так и не распечатала. Сказала, что в ближайшие дни у неё будет на чтение предостаточно времени.
Катя ещё спала, когда я утром скастовал на стене её комнаты «скрепы» входа. Заранее планировал уходить из Мужской башни именно таким способом — подготовил похожий вход и в борделе. Положил на подушку рядом с королевой «женское сердце». Этот похожий на тюльпан красный цветок сумели вчера раздобыть для меня компаньонки льеры Рикарды. Он с вечера дожидался своего часа в темноте эльфийского дома.
Очутился в «Дом ласки и удовольствий», узнал от Васи, что Лука дожидалась моего возвращения в соседний апартаментах — провела там всю ночь.
— Как это она ничего не велела мне передать? — переспросила льера Лукория.
Недоверчиво приподняла брови. Отёки вокруг её глаз уменьшились, раны на губах зажили. Похоже, льера всё же воспользовалась заживляющими зельями.
Я пожал плечами.
На похожие вопросы я ответил уже с десяток раз.
Когда сегодня утром уходил из Мужской башни, письмо Луки оставалось непрочитанным. Катя вчера о нём так и не вспомнила: мы занимались другими делами. Но я не стал говорить об этом штос-офицерше.
— Совсем-совсем ничего? — повторила Лукория.
Сейчас она походила не на строгую офицершу, а на большого обиженного ребёнка. Замерла посреди комнаты. Заламывала руки, растеряно поглядывала то на меня, то на хмурую Васелеиду, точно выпрашивала у нас слова поддержки.