Ни к монахам, отбиравшим даром лучшее из добычи, ни в команду конкурента, бывшего речного полицейского Стаса Рощина, он же Кашалот, не хотелось. Ибо сталкеры из проигравшей и развалившейся команды могут, конечно, устроиться в другую команду, но только на самую малую долю в добыче, меньше чем даже пришедший со стороны новичок. Таков был один из неписаных законов Зоны. Пока он не докажет заново, что чего‑то стоит, быть ему «в рабстве» (как это называлось).
Может, бросить все и покинуть Зону? Даже с теми деньгами, что уже вышли каждому по паю, они смогут недурно устроиться в любом провинциальном городке России. Но таких заработков там даже близко не будет.
– Я лично никуда не пойду, – бросил вдруг Бакен. – В конце концов… может, не так все плохо? Сейчас конец сезона, никто не станет над суевериями думать. Придут к нам новички, как‑нибудь наберем нужное число, поднимем хабара и перезимуем. Мне на Большой земле жизни не будет. В самом прямом смысле.
Шквал горестно вздохнул. Историю Бакена он отлично знал.
В Антарктиде тот, подводный оператор российской южнополярной экспедиции, во время очередной съемки сильно обварился в донном гейзере. Его долго лечили и в России, и за кордоном (он продал квартиру), постоянно обновляли кровь, но в итоге выпустили обреченного на медленное умирание. На последние деньги он отправился лечиться в Верею, и чудеса артефактной медицины вернули ему здоровье. Но он остался и без денег, и без жилья, и, что хуже, как предупредил доцент Бурбон – помощник доктора Хауса, курс лечения надо будет повторять раз в два‑три года до конца жизни.
Так он и жил, прикованный к геоаномальной территории не жаждой денег, но желанием выжить. Хотя зарабатывал Бакен недурно. Он был удачлив, словно Зона дала ему взамен неприятностей со здоровьем неуязвимость. Даже когда весной его унесло на «Зодиаке» со сдохшим движком, Бакен каким‑то образом сумел выбраться на берег и добраться до их лагеря, пройдя пешком по берегу почти полтора десятка километров, из оружия имея нож и подводное пневморужье. Как ему в одиночку удалось преодолеть Грязный берег с его хищными тварями, было непонятно.
– Пойти, может, и пошел бы народ, но вот куда? – пожаловался Капитан. – Вы же знаете, братья‑сталкеры, в каком дерьмовом состоянии наша «Заря». Половина заклепок выбита взрывом, винтов, считай, нет, вал погнут, и половина электрики сгорела… И ремонтировать ее можно только на Большой земле. На «Русалке» двигун перебирали уже шесть раз, но он запросто сдохнет в любой момент. Остается только «Щука», считай, лодка рыбацкая, только что малость побольше.
Все промолчали. И в самом деле, с плавсредствами у них скверно. А скоро зима – Новомосковское море замерзнет на две трети, лишь у их берега будет свободная вода, где теплый воздух из глубинных локаций и аномалии. Тяжел зимний промысел аквасталкеров.
– А может… – выдал Гамбургер. – Может, нам взять конкретно этого Барса в оборот?! Пусть бы ответил за все.
– Ну, ты даешь! На «росомах» наехать! Проще сразу утопиться.
– Наехать? Да за что? – тихо и печально бросил Жук. – Он в своем праве…
И в самом деле, что они могли предъявить Барсу, кроме того, что он скотина по жизни? Он дал им карту, он обеспечил им прикрытие. А неудача… так в Зоне какие гарантии могут быть?
Наоборот, получается, что это они подвели заказчика, рисковавшего, между прочим, нехилым сроком. Ибо всплыви все дело наружу, начальство уж точно не спустит попытку увести из‑под носа родного государства такой ценный приз.
Капитан тем временем налил себе новую порцию, на этот раз из бутылки «Captain Morgan».
– Не понял ты ничего, Жук, и ты, Шквал, тоже, – вынес он свой вердикт. – И если уж фарта нет, чего шевелиться? Лучше разбежаться, потому как вместе мы ко дну пойдем и еще друг дружку перетопим! Я тонул, знаю.
Жук аж поперхнулся мартини.
– Вот режет правду‑матку, бляха‑муха!
А Шквал вновь задумался. Хуже всего, что он не знал, что делать дальше. Полный тупик!
Из размышлений его вернула к реальности донесшаяся из телевизора торопливая речь репортера «Российских новостей»:
– …прямо сейчас мы находимся на территории пригорода Твери. Посмотрите, сколько экипажей…
Камера приблизила картинку – полицейские «шишиги» и «УАЗ Патриот» в бело‑синей «ментовской» раскраске. Их много. Растерянно суетящиеся полицейские. Там же маячило с дюжину карет «Скорой помощи» и одинокий БРДМ.
– Имеет место вторжение нескольких крупных групп мутантов из пределов Московской Геоаномальной Территории… Представители мэрии никак не комментируют ситуацию, ссылаясь на указание ЦАЯ и командования СВГО…
В этот момент раздался многоголосый визг и уханье и женский крик, камера заметалась, пытаясь поймать источник шума.
– Не отключайтесь, наша съемочная группа обязательно выяснит все обстоятельства, и мы снова выйдем в эфир, оставайтесь с нами…
Потом пошла реклама мебельной марки «Россиянка». Бодрые мужички в чистеньких спецовках что‑то пилили и строгали на фоне аккуратного поселка, в котором бегали одинаково радостные дети и прогуливались грудастые блондинки в сарафанах. Мебель эту делали в лагерях беженцев из Зоны силами вчерашних менеджеров и сисадминов… Реклама выглядела убогой, да и сам товар был убогим, хоть и делался «по лучшим мировым образцам». «Покупай «Россиянку» – помогай россиянам!» – противным голосом сообщила тетка за кадром.
– Хрень какая‑то, – пожал Шквал плечами, – пойду подремлю, братья, наверное.
Но тут ситуация самым радикальным образом изменилась. За стенами заведения послышался нарастающий вой турбин и свист винтов. Миг, и он стал затихать.
Народ удивился, но даже не в половину того, как удивились Шквал и Жук. Откуда тут, черт возьми, это ?
Люди заспешили к окнам. Да, зрелище нерядовое.
– Вот это да! – изумился Жук. – А я думал, «Омары» давно на иголки порезали!
На площади перед «Рыбьей кровью», заняв ее немалую часть, расположился десантно‑штурмовой амфибийный катер на воздушной подушке проекта 1209, тип «Омар».
С него шустро спрыгивали бойцы в стандартных маскхалатах спецвойск гражданской обороны. А потом с трапа спустился высокий черноусый человек в фуражке‑аэродроме.
– Ба! Да это же, никак, сам Стрелецкий пожаловал! – пронеслось в толпе. – Чего ему тут надо?
Генерал‑майор Максим Петрович Стрелецкий являлся исполняющим обязанности начальника Внешней дозорно‑патрульной службы, что контролировала Периметр. Личностью считался известной и уважаемой.
Если, к примеру, полковник Крылов был символом беспощадной жестокой силы для всей «геоаномальной территории», а Лазненко воспринимался всяким человеком Зоны как первый после Бога, то Стрелецкий был образцом честного солдата. Про него даже говорили, что он ничего не имеет с торговли артефактами и местной биохимией.
Тем более странным было его появление здесь, внутри невидимого кольца. «Внешники» вообще редко сюда заглядывали.
Войдя, он взмахом руки поприветствовал насторожившийся народ. Один взгляд, и высунувшийся было из подсобки Сонный исчез, как и не было.
– Значит, так, – начал он без долгих вступлений. – В Москве, – щека его непроизвольно дернулась (как знали все, в дни «харма» у генерала без вести пропали жена и сын), – произошел выброс. Из‑за этого у местных скотов случился Дикий Гон.
Собравшиеся дружно загомонили. Вот так сюрприз!
– Четвертый раз уже за два года… – тихо сказал кто‑то за спиной Шквала.
– Да, это не в первый раз, – словно отвечая на реплику, бросил Стрелецкий, – но сейчас случай особый. Гон прет сразу по трем направлениям: на Тверь, на Калугу и на Конаково… Какая‑то часть тварей уже добралась до места. Пока справились, но когда подойдет основная волна… Сами понимаете, – злое презрение отразилось на его лице, – начальство приказало всеми силами прикрыть Калугу. На Тверь тоже кое‑что наскребли. А вот Конаково, как мне было сказано, защищать станут по возможности . А возможности сейчас – это персонал моего штаба и две роты. Вызваны части с Юга, но они будут только завтра… Лично я не питаю к вам добрых чувств, господа стервятники, – продолжил Стрелецкий. – Но сейчас не до обид. В общем, собирайтесь, парни, едем спасать людей.
Толпа сталкеров встретила это сообщение гробовым молчанием.
– А у нас есть время подумать? – заорал кто‑то из заднего ряда.
– Это не предложение. Это приказ. Можете считать себя временно призванными, по закону я имею такое право, – отчеканил Стрелецкий. – Уклонисты будут считаться дезертирами и мародерами со всеми вытекающими из «Закона об особых районах» последствиями.
А потом добавил:
– Парни, будьте же людьми… Сожрут же мутанты народ, как пить дать сожрут…
* * *
Тревожно закаркали вороны. Костяная гончая, доедавшая случайно забежавшего в Зону зайца, вдруг подняла уродливо сплющенную голову и сдвинула крышки ушных отверстий. Слизистый нос шевелился – она принюхивалась. Оставив бренные останки длинноухого в покое, тварь поднялась; коленчатые длинные ноги подрагивали, нервно переступая. Гончая взвизгнула – тонко, на грани ультразвука, и испуганно побежала прочь не разбирая дороги, вламываясь в подлесок и кустарник. Ее стая помчалась следом, волоча брюшные хватательные щупальца по осоке и шелестя чешуей…
* * *
Все на этот раз началось в десять утра с бывшего московского района Гольяново. Как считали ученые из ЦАЯ, именно тут гипоцентр Зоны, ее полюс недоступности. Сердце темной области, человеку не принадлежащей, где он в лучшем случае робкий гость, в худшем – добыча. Говорят, собственно здесь впервые и возникли аномалии в тот роковой день. Вот и теперь тоже…
Выбросы в Московской Зоне отличаются от полесских или там хармонтских. Те расходятся кругами, как волны от брошенного камня, во все стороны. Выброс накрывает всю Зону и беспощадно убивает – неотвратимо и предсказуемо.
Московские выбросы иные. Они распространяются по замкнутым сложным кривым (у ученых на этот счет в ходу хитрые термины, типа «обратная петля» или «спираль Мебиуса»). И влияние их на живое и неживое тоже было нестандартным. Выброс здесь мог оставить в живых людей и выкосить мутантов – так исчезло минимум три вида. Может заставить корчиться от боли сталкера‑мастера, но новичок‑турист или солдат‑срочник ничего не почует. Могут наплодить аномалий и родить новые виды мутантов во множестве, а могут, на‑оборот, «подмести» сотни, если не тысячи гектаров и от тех, и от других, сделав территорию почти нормальной. Одним людям выбросы, что называется, что слону дробинка, другие мрут даже на краю пораженной ими территории. Но так или иначе, выброс – это выброс…