Выщелкнуть опустевший магазин, вставить новый. И вновь короткими очередями, выбивая накатывающих жутким живым морем гадин. Одна, другая, третья… десятая…
С заунывным писклявым верещанием с неба обрушились треклятые когтекрылы.
По налетающей стае открыл огонь резерв – аборигены или просто случайные люди с дробовиками. Лучше обычной дроби против летучих тварей пока еще ничего не придумали. Черт, не всех посбивали…
Стоящий слева от Шквала ефрейтор СВГО отшатнулся, зажимая разорванную когтями шею и с рычанием пытаясь отодрать от себя крылатое порождение Зоны.
На секунду пришлось отвлечься – автомат в левую руку, а правой схватить увесистую, с мелкого кролика размером, трепыхающуюся тушку. Сжать пальцы и швырнуть себе под ноги еще дергающегося мутанта, смачно припечатав гнусь подошвой «Маттерхорна».
– Спасибо, мужик! – прохрипел вояка.
Раненый побрел в тыл, где его встретила женщина‑санитарка из местных, а его место занял какой‑то неизвестный. Новенький и чистенький камуфляж, пижонский шлем и дробовик.
И кто это у нас? С каких это пор вольные бродяги стали рядиться как на парад?
– Вот, приехал пострелять собачек, а тут, блин, тако‑ое… – пожаловался тот.
«Турист?»
– Зато теперь на всю жизнь настреляешься… – бросил сталкер и одним выстрелом свалил шуструю химерницу, перебив ей позвоночник.
По левую руку от него хлестнул пучок щупалец караката, сметя с баррикады сразу двоих. Но это был единственный успех притащивших его по канаве сюда озерников – их скосили несколькими очередями.
Ага, то ли пресловутый разум Зоны поумнел, то ли, что вернее, инстинкты начали действовать… Твари, повизгивая, расступились, и на сталкеров помчались злобно трубящие быкари.
– Подствольники к бою! – пробежало по цепи.
Приклад толкает в плечо, и под когтистыми копытами тварей вырастает разрыв. И еще… И еще… Во все стороны летят ошметки плоти и костей, брызжет кровь. Красная, голубая, зеленая… У Зоны богатая палитра – на любой вкус…
Вытащить из подсумка очередной «ВОГ‑25», прицелиться, выстрелить. Достать, зарядить, прицелиться, выстрелить.
Продолжать бой…
Продолжать бой…
Продолжать бой!!!
Пока не сдохнет враг – или не загнешься ты сам.
Рядом рявкнул выстрел из дробовика, и словно по сигналу бодро загрохотали пулеметы.
Гаусс‑пушка в руках Гамбургера свистела и завывала. Уже кончились шарики, и в ход пошли болты и гайки, собранные в запасках машин, и гвозди, найденные в кафе в подсобке.
Вот сгорел один батарейщик, потом другой. А затем вдруг посерел и рассыпался мелкой сухой крупой «ледорит» в кожухе охлаждения, не сумев поглотить выделяемое машинганом тепло…
– Твою ж мать! – выругался боец. – Теперь только короткими очередями чуть ли не раз в час…
– Росток, сбегай, прошвырнись по магазинам, может, где есть в холодильниках «ледорит», – бросил Шквал баюкающему руку раненому – мужику из команды «Лешие». Сам он, впрочем, в это мало верил – слишком дорогая штука. Тут артефактами не пользуются, с них живут.
Небо над их головами плотно затянуло мрачными низкими тучами.
* * *
На этот раз следующей атаки пришлось ждать долго, почти час. Они напряженно всматривались туда, где перебегали и копошились разнообразные… дети Зоны. Возникла даже надежда, может быть, напор Дикого Гона иссяк? Сколько тварей уже погибло от пуль и снарядов? Сколько сгорело в плазменных ударах? (Эх, Бобер, молить за тебя Бога будем до конца дней!)
Как бы не так!
– Смотрите, смотрите! – ткнул рукой вперед Жук.
В первые мгновения Шквалу показалось, что какая‑то неведомая аномалия сдвинула верхний слой почвы и погнала в их сторону.
– Крысюки, мать их!!! – заорал кто‑то.
В самом деле, на этот раз против них Зона бросила сплошь одних раттисов.
Живое море серых, черных и коричневых спин текло, набегало на них. Тысячи жирных, огромных раттисов, живой ковер из спин, голов, поблескивающих глазок. Море шипящей и взвизгивающей плоти.
Раттисы были сплошь крупные, мускулистые, похожие на обросшие длинным волосом сардельки на четырех лапках. Слышался нарастающий визг. Потоки зубастых бестий шли, накатывая, словно прибой. Они копошились, взбирались друг другу на спины, задирали оскаленные морды, становились на задние лапы, глядя вперед на защитников баррикады и видя в них добычу .
Ударили огнеметы, но слишком мало их осталось.
Из‑за баррикады полетели бутылки, разбивающиеся об асфальт и бетон, зазвенело стекло, и по мостовой плеснуло жидким огнем. В мгновение ока крысюков охватило жаркое, густо коптящее пламя. Старый, добрый «коктейль Молотова», как оказалось, вполне годится и против монстров. Огненные цветы расцвели в самой гуще наступающей армии крысоморфов.
В воздухе повис омерзительный запах паленой шерсти, и послышался не менее омерзительный визг, вырвавшийся из тысяч глоток одновременно.
– Шашлычком пахнет… – раздался за спиной злой смешок Капитана.
Прорвавшихся через огонь грызунов было немного, но они были. Череп обожженного раттиса сплющился от удара сапога Капитана. Шальной когтекрыл, сбитый дробью, шлепнулся наземь и пополз, дергая крыльями. Шквал наступил на него всей тяжестью, дробя хрупкие кости. От удара прикладом хрустнула черепушка зайцевидной твари, брызнуло кровью.
Раттиса, прилипшего к горлу армейца, Шквал ударил ножом в позвоночник. Крыса разжала зубы и упала на истоптанную траву. Сунув «Катран» в ножны, Шквал попытался заткнуть рану бойца. Не помогло. Из разодранного горла хлестала кровь, заливая и шею, и комбез, и руки сталкера. Нащупать артерию не получалось. А когда получилось, товарищ уже дергался в агонии. Еще одна жизнь…
Крысомутанты закончились, и полезло, что называется, всякой твари по паре.
Ярко‑рыжая выверна заскочила на столб, высматривая жертву. Эта мутантная летяга может прыгнуть на своих перепонках метров на тридцать, при этом метит вырвать глаза. Зацепилась взглядом за Шквала и прыгнула, как медная молния. В воздухе поймала пулю и, дергаясь, покатилась под ноги. Он даже давить не стал, некогда. Это вон Жук словно пляшет чечетку, топча мелких мутантиков, что просочились на позицию.
Пара пуль прошила какую‑то змееподобную тварь, и та заметалась, как перебитый шланг, разбрызгивая сукровицу и ликвор.
– Аста ла виста, бэби! – процитировал он Терминатора‑Шварценеггера из фильма, снятого в год его рождения.
Еще один некрупный змеемутант – кажется, серая амфисбена, – рванулся, выстрелил, как из‑под земли, но был перехвачен пинком, прижат к земле и переломан. Хруст он не услышал.
Жук, не прекращая между делом давить мечущихся под ногами мышезубок и суселов, сбил налетавшего с тыла клювача и, повернувшись на месте, всадил пулю в глаз зверя, похожего на варана, только с множеством сколопендровых лапок. А рядом и второй – его тоже.
На трупе бойца метрах в тридцати сидело нечто вроде лысой кошки, но с черепашьей башкой, жадно вырывая из распоротого живота кишки. Они подобно адской лапше вываливались из пасти, и кошак часто и быстро глотал, не обращая на окружающее никакого внимания. Так и сдох, получив в бок очередь.
Ярко‑красный ящер плюхнулся прямо к ногам туриста. Капитан полоснул по рептилии из шприцевого огнемета ближнего боя: ящер забился, съежился и заверещал почти как человек. Шквал вздрогнул, хотя думал, что теперь уже точно привык ко всему. И мысленно поблагодарил погибшего Бобра – его огнеметы их сильно выручали.
Плетка – шестиметровая многохвостая змея («А вроде ж вымерли!») – ввинтилась между Жуком и Гамбургером, но атаковать не успела – Капитан сжег ее всю, со всеми хвостами…
А вот прямо из‑под земли полезли ракокрабы, блестя густо‑красными панцирями и длинными клешнями. А под брюхом у каждого виднелись мерзкие наросты – яйцекапсулы. Ракокрабам были нужны трупы, чтобы отложить в них эти капсулы, и они готовы были эти трупы получить, применив свои клешни, сила удара которых не уступала пуле.
Струя огнемета дернулась, вычерчивая в пространстве огненный сектор, и с крабами было покончено.
Отряд защитников постепенно уменьшался. Уходить надо, промелькнуло в голове у Шквала. Пока есть шанс. Пока еще везет. Везение – оно же не вечное. Отойти в Конаково и продержать Дикий Гон на окраине села какое‑то время, пока жители не удерут или не спрячутся.
Тут взгляд его зацепился за одного мутанта, остановившегося у вала трупов собратьев. Одного, но зато какого! Видом сие создание напоминало… даже не сказать кого… Больше всего это, на взгляд сталкера, напоминало тощего бегемота, ставшего на задние лапы. Или же, что вернее, того же бегемота, в тушу которого кто‑то вшил лишнюю «секцию», взяв живот от динозавра или еще какого древнего пресмыкающегося. Во всяком случае, чешуя на его брюхе наличествовала.
Худой, как будто долго голодал, монстр был высок ростом – метра четыре, а то и больше. Серый и голокожий, с огромной вытянутой головой, на которой в разные стороны смотрели шесть или восемь глаз. Морда при этом имела карикатурные черты обезьяны (или… человека?!). И на этой морде было два оскаленных рта – здоровенный и поменьше. Серо‑розовые, похожие на пиявок отростки покрывали грудь мутантного недоразумения и верх живота. Длинные тонкие щупальца числом четыре штуки красного, как крашенные лаком для ногтей, цвета росли из грузного безобразного туловища. Чудовище опиралось на ноги‑тумбы, отчасти напоминавшие птичьи, как у птицы размером с большегрузный трейлер. Из груди торчал бугристый хобот, походивший на вытянутое свиное рыло. А еще это было, судя по всему, самцом.
– Як у бугая! – прокомментировал «леший» позади.
– Больше, – машинально возразил сталкер.
Тут оно их заметило и глянуло прямо в оптический прицел.
В абсолютно черных глазах чудовища не было ничего. Воистину как два колодца мрака.
Шквал повидал немало разных зонных чудищ, но никогда не встречал такой безумной, дикой, вместе с тем разумной злобы. Нет, скорее