Щищкиц расположился у другого конца стола, и Ворон даже проникся к нему своего рода уважением: надо же, напугал столько научников. Численный перевес составлял один к четырем.
Первую мыслью — а не по следам ли трупа он явился? — Ворон посчитал маловероятной. Вторая — по поводу происшествия в аэропорту — заслуживала гораздо больше внимания.
— Да, Игорь, — начал Шувалов подчеркнуто спокойным тоном, — тебя в первую очередь касается все, сказанное господином Щищкицем. И, кстати, он привез почетную грамоту, которой собирается тебя наградить.
— Не понял. Это в честь чего? — спросил Ворон.
— За спасение ребенка, — без малейшего энтузиазма в голосе проговорил Щищкиц. — Это же вы вывели его с парковки аэропорта Чеховский. Следовало, конечно, вам самому явиться в полицию…
— Извините, — фыркнул Ворон, — а если я скажу, будто не имею к этому происшествию никакого отношения?
— То я, в свою очередь, упомяну камеры видеонаблюдения и показания мальчика, тщательно запротоколированные.
Ворон вздохнул. Следовало признать: в этой партии ему не выиграть. Однако не попытаться он не мог.
— Несовершеннолетних допрашивают только в глупых американских сериалах, — заявил он. — Мой адвокат играючи разобьет любое ваше обвинение, тем паче убийца…
— Существо из закрытого Периметра, — со вздохом проговорил Щищкиц. — Я потому здесь и нахожусь.
Ворон тотчас замолчал. Видимо, следователь действительно прибыл за помощью.
Не то чтобы Ворон чувствовал себя удовлетворенным, но ему очень хотелось произнести избитую фразу: «А мы предупреждали».
Шувалов получил свою «амнистию» и теперь мог официально заниматься расследованием — явный плюс. Щищкиц приехал не просто так, а впрячь ИИЗ в проблему, которую сам решить не мог, — минус.
— Хотя, будь моя воля, вы сидели бы в камере, — все же добавил следователь. — Вы, случаем, не спутали Москву и Подмосковье, сталкер? Мирную жизнь с войной против всех? Устроили резню бензопилой.
— Да неужели? — фыркнул Ворон.
— И не надейтесь, мы узнаем, какого вида оружие вы использовали! И тогда… — Договаривать Щищкиц не стал, видимо рассчитывая на силу чужого воображения.
Ворон нафантазировал электрический стул и чуть не рассмеялся. Вот как раз по поводу своего ножа он нисколько не волновался.
«Витринка» являлась идеальным орудием убийства еще и потому, что не оставляла следов и сама не пачкалась. Ведь вряд ли найдется умелец, тем более работающий на подмосковную полицию, способный определить, какой формы было раскаленное лезвие, разрезавшее масло. Подобных же ножей с момента возникновения Зоны ходило по рукам не так уж и мало.
— Мне кажется, мы отвлеклись от цели вашего приезда, — с железобетонным спокойствием, уверенностью и холодностью в голосе заявил Вронский.
Щищкиц поморщился и передернул плечами, словно получил ледышку за шиворот, затем шмякнул на столешницу старый, видавший виды портфель, будто сошедший со страниц популярного ретрожурнала, повествующего о советском прошлом, и выудил картонку размером со стандартный лист. Зачем-то она оказалась вставлена в грубо сколоченную деревянную рамочку.
— Именем Российской Федерации… — начал было Щищкиц, набрав в легкие побольше воздуха, затем глянул на Ворона и, как говорится, сдулся. Причем в буквальном смысле: выдохнув. — В общем, это вам.
— Благодарю.
Щищкиц положил рамку на столешницу и подтолкнул в сторону сталкера. То ли он не рассчитал угол, то ли в лакированной поверхности имелся изъян, но грамота изменила намеченной траектории и подъехала к Вронскому, кольнув того в руку острым углом.
— Это ваше. — Вронский двумя пальцами приподнял грамоту и подал Ворону.
— Тронут, — сказал тот, рассматривая золоченые литеры шрифта «Ариал Блэк» и не понимая, почему, а главное, как оказался в театре абсурда, да еще в главной роли. Кажется, растерянность отражалась на его лице.
— Эх, молодежь, — вздохнул Шувалов, забирая у него «заслуженную награду». — На стенку повешу, — пообещал он. — У меня в кабинете как раз подходящее место есть.
Ворон возражать не стал.
— А теперь к делу, — заявил Щищкиц. — Я нахожусь здесь потому, что все аномальные проявления вне Москвы расследуются совместно с вашим институтом.
— Вначале вам следовало обратиться в ЦАЯ, — заметил Нечаев.
— Да я обращался, — вздохнул Щищкиц и махнул рукой. — Они сюда меня и по́слали. — Ударение он употребил неверно, но промолчал даже не терпящий плохого обращения с русским языком Вронский. — У меня вот тут… — Щищкиц снова полез в портфель. — Материалы по делу, фотографии.
На столешницу перекочевали листы и снимки.
— Все дело в том, что преступников действительно оказалось гораздо больше одного.
— Гораздо? — Ворон потянулся, схватил со стола снимок, посмотрел на него и положил обратно. — Благодарю вас, есть я больше не хочу.
Вронский, рассматривая другой снимок, отреагировал не так резко.
— Если бы меня спросили, — сказал он, — я ответил бы, что останки напоминают сбитую фурой крысу. Ну, как сбитую… скорее раздавленную. В лепешку.
— Именно! — обрадованно воскликнул Щищкиц. — Вот и эксперты, пока эта дрянь окончательно не разложилась, говорили о грызуне.
— Мутантам свойственно быстрое разложение вне Периметра, — задумчиво произнес Ворон. — Но они неразумны. Из тех, которых мы знаем, на интеллект претендуют только эмионики. Наверное, чисто теоретически, преследуя некую «высшую» цель, они могли бы выйти из Москвы или заморочить одного-двух несчастных мутантов. Но, — он развел руками, — даже если предположить, будто они в этом замешаны, я не представляю ни одно существо, которого они сумели бы «уговорить» на подобное.
— Хочешь сказать, крыс в Москве нет? — прищурился Щищкиц.
— Утверждаю, что ни разу не встречал в Зоне крыс величиной с человека и изображающих человека, — ответил Ворон.
— Может, плохо смотрел?
Ворон решил промолчать, только усмехнулся. Чужие выпады давно не имели для него никакого значения. Тем более странно и смешно было бы реагировать на Щищкица — человека далеко не блестящего ума на неподходящей ему нелюбимой должности.
— Я не исключаю возникновения нового вида. — Ворону не в чем было упрекать полицейских экспертов. Он полностью доверял и им самим, и методам их работы, но мог дать руку на отсечение — в аэропорту он видел человека, а не свихнувшегося грызуна-переростка.
— Мы благодарим вас за сигнал, господин Щищкиц, — сказал Нечаев. — Мы займемся этим делом немедленно, о результатах проинформируем ваше руководство.
— Чего?! — не понял следак. — А в отчете мне что писать, а? Это у вас здесь бардак, а мне отчитываться нужно… — Он провел себе ребром ладони по горлу. — Вот тут у меня начальство сидит.
— Я выдам вам все соответствующие бумаги, — заверил Нечаев. — Идемте теперь со мной.
Он поднялся, и Щищкицу не осталось ничего другого, как отправиться за ним следом. Проходя мимо Ворона, он неожиданно схватил его за плечо и, наклонившись к самому лицу, выдохнул:
— И ты приглядись, приглядись внимательнее.
Изо рта у следователя, конечно, не воняло, но неприятно попахивало. Видимо, где-то в глубине притаился гниющий зуб. Ворон вовремя задержал дыхание, иначе неминуемо скривился бы.
— Потому что эта дрянь… эта дрянь на моей территории… Нет! Вне Москвы! Это не дело! — Щищкиц принялся трясти пальцем и, кажется, хотел сказать еще что-то.
— Пожалуй, я помогу вам, Владлен Станиславович, — сказал Вронский и тоже поднялся.
— Ну… — Щищкиц глянул на него, отпустил плечо Ворона. — Это то, что я хотел вам сказать, — заявил он и направился к двери.
— Необыкновенный тип, — произнес Вронский, когда дверь за следователем и Нечаевым закрылась. Причем слово «необыкновенный», обычно свойственное светлой эмоциональной окраске, он произнес тоном, больше подошедшим бы слову «омерзительный». — Как понимаю, Василий Семенович, вы более не нуждаетесь в моем присутствии?
— Спасибо, Толя, иди, — улыбнулся Шувалов.
Вронский попрощался кивком головы и выскользнул за дверь.
— Какая прелесть, — восхитился Ворон. — Знаете, Василий Семенович, этот ваш Вронский лучшее приобретение ИИЗ за последние лет десять, если не двадцать. И я не кривлю душой.
— Ты необычайно скромен, — улыбнулся Шувалов, — но в общем и целом, Игорь, именно этот мальчик спас меня сегодня от инфаркта миокарда. В прямом смысле этого слова, ведь первое, что сделал Щищкиц, — заявился в наш морг, а там… ты в курсе.
— И как…
— Да нет, ничего страшного, просто Щищкиц пробы кожного покрова, документы и прочее нам привез, на труп даже не взглянул. Скорее всего он и не знал о его наличии. Вронский все и принял — под опись, придираясь, уточняя. Щищкиц каждые пять минут отзванивался экспертам, а пока он бегал, Толик всех нас обзвонил и предупредил.
— А меня, случаем, арестовать не хотели?
— Тебя-то за что? — рассмеялся Шувалов (видимо, напряжение окончательно его оставило). — Ты же сидишь, никого не трогаешь.
— Примуса только не починяю, — поддержал шутку Ворон.
— Зато мальчиков спасаешь. — Шувалов посерьезнел. — Щищкиц задержать тебя хотел поначалу, но какой уж… Кто б ему дал. Тебе завтра в Зону.
— Да, было бы весьма некстати, — хмыкнул Ворон. — Спасибо.
— Нечаев сам Щищкица запугал, а Вронский добавил. Мне осталось только во главе стола сидеть, хмуриться и недовольные рожи корчить, — сообщил Шувалов. — Как думаешь, напутали полицейские эксперты?
— Сомневаюсь. — Ворон потер глаза. — Более того, если Щищкиц не замял дело, а приехал сюда извиняться-отдуваться, да еще и с грамоткой, — все много хуже, чем есть на самом деле.
— Думаешь, замял бы, имейся возможность?
— Уверен. — Ворон подавил зевок. — Может статься, не просто несколько, а все из известных нам убийств осуществили эти твари.
— Мутанты… крысы… — Шувалов покачал головой. — Можно подумать, мало нам проблем.
— Василий Семенович, я почему-то никогда не интересовался: москвич ли вы? — сказал Ворон. — Простите, если вопрос неуместный.