— Кто-то должен быть связным, — возразил Дэн. — Только я могу жить и в Москве, и за ее пределами без какой-либо опасности для здоровья и психики.
— Можно подумать, ты экспериментировал, чтобы такое утверждать! — Ворон все же перешел на сдержанный рык. Несколько бойцов, стоявших к нему ближе остальных, обернулись, но, опаленные яростным взглядом, поспешили сделать вид, словно нисколько не интересуются размолвкой проводников. — Из нас двоих недельным пребыванием в Периметре могу похвастаться только я. Соответственно мне здесь и выживать.
Последнее слово резануло Никиту слишком сильно: зачем выживать там, где можно жить?
— А смысл? Ты не в состоянии установить с ними контакт. Эмионики до тебя просто не достучатся, а если применят силу… — начал Дэн, но Ворон резко выбросил вверх руку, и тот сразу же замолчал.
— Диня, — вдруг сказал он. Никита ни разу не слышал, чтобы сталкер перековеркивал таким образом имя или кличку напарника. — Услышь меня, прошу. Я пусть и с этой царапиной, и кровопотерей, но успею сейчас тебя вырубить, а Дух поможет оттащить тебя за КПП. А потом я запру тебя в каком-нибудь подвале у Нечаева в ЦАЯ или в нашем доме и буду держать столько, сколько понадобится: пока эта дурь не выползет у тебя из головы. И я прекрасно понимаю: после этого настанет конец нашей дружбы, но… видимо, действительно придется мне ложиться перед КПП хоть живьем, хоть как-то еще…
Дэн смотрел на него долго. Он уже готовился что-то ответить, но вскинул голову и посмотрел на Никиту. Одновременно с этим Тиха отпустил его руку.
Эпилог
— А ты действительно лег бы перед КПП, если бы Никита не вызвался бы остаться в Зоне и мотаться между ней и реальным миром? — спросил Денис, когда Дух отправил за Периметр первый десяток бойцов. Они с Вороном так и так возвращались последними, так что могли сидеть на асфальте и болтать. Со стороны присмиревшей Москвы никаких выкрутасов они не ждали.
— Я на твоем месте не сомневался бы, — сказал Ворон и улыбнулся. — И не испытывал бы на прочность мои нервы, поскольку характер у меня и так не сахар, а делить со мной одну жилплощадь тебе, надеюсь, предстоит еще долго.
— Какой ужас, — усмехнулся Денис. — Догадываюсь, почему Алла не выдерживает тебя долго.
— Просто мы с ней две очень свободолюбивые птицы. Но к тебе я действительно привязался, пожалуйста, больше не пугай так. Мои седины будут на твоей совести.
— Врешь ты все по поводу седых волос. — Денис фыркнул и вдруг посерьезнел. — Щищкиц, конечно, разорется. Может, даже дело возбудит.
— Пусть попробует, — сказал Ворон и повел здоровым плечом. — Мой адвокат его в бараний рог скрутит.
— А кто у нас адвокат?
— Выдра. Кто ж еще?
— О… — только и сказал Денис. Он, будучи подростком, боялся этого типа едва ли не до икоты. Правда, тогда Выдра выглядел отталкивающе, считался правой рукой Стафа, лидера клана «Доверие», в котором Денис и взрослел, и никак не афишировал свое знакомство с Вороном.
— Какой еще Щищкиц? Нашли о ком думать. Вот уж о ком точно волноваться не стоит, — отправив за Периметр следующих десять человек, обернулся Дух. — Мы же все подтвердим, что парень добровольно согласился сотрудничать с эмиониками.
Так или иначе, а слюной Щищкиц все же побрызгал — ровно до того момента, как в переговорную ИИЗ пришел Вронский. Уголовное дело действительно завели, Ворон провел неделю под домашним арестом (хоть выспался), а затем из Москвы вышел Никита, и все обвинения отпали сами собой.
Никита, явив людям волю эмиоников и поделившись информацией, ушел обратно, но то уже было дело ЦАЯ и ИИЗ, а никак не отдельных представителей правопорядка.
Ученые распотрошили все имеющиеся в ноуте Дима данные, зарылись в архивы чуть ли не вековой давности и все-таки откопали информацию о многих проектах Сестринского. Один из них описывал создание идеальных помощников для людей, работающих в заведомо сложных условиях. Профессор утверждал, будто крысы, если им дать немного подрасти, будут незаменимыми партнерами для людей и куда более сообразительными, нежели собаки.
В документах, увы, никак не расшифровывался механизм, с помощью которого предполагалось устанавливать общение между крысами и людьми. Шрам, попавший в цепкую паутину ЦАЯ, минуя все иные инстанции, либо не мог объяснить, либо молчал (Ворон предполагал равновероятными оба варианта).
Свисток ученые изучили вдоль и поперек самыми новейшими методами и на самой лучшей аппаратуре. Они если только его не облизывали, но, по словам Шувалова, пока еще не пришло время о чем-либо судить и говорить.
— Если Сестринский жив, — утверждал он, — мы сталкиваемся с очень сложной проблемой. Я даже скажу: гениальной проблемой, не побоюсь этого слова.
Ворон молчал. Ему точно не хотелось не только ворошить свое прошлое, но и прикасаться к нему или просто смотреть в его сторону. Ни Сестринский, ни один из его «птенцов», ни собственный отец (если он тоже как-то выжил) Ворона не трогали, и тот собирался тоже оказать такую любезность.
Жизнь понемногу входила в обычное русло. Денис пропадал то в институте, то с Романом, который внезапно загорелся идеей экстремального вождения. Ворон же наслаждался бездельем, глядя, как Алла что-то набирает в телефоне.
Аппарат издал два коротких гудка, принимая очередное сообщение.
— Фух…
— Вызывают?
Алла покачала головой, взглянула на него и передислоцировалась на диван, прижавшись боком. Ворон приобнял ее за плечи и бросил взгляд на экран, почти сразу рассмеявшись.
«Я сегодня разговаривал с тремя женщинами, — писал Дмитриев. — Самую истеричную звали Самюэль Эммануил Бауэр-Гарсия. Да, это все — один человек, причем мужик. Приезжай, уставая, я тренирую своего секретаря „B“ своим чувством юмора… а у него уже слюна заканчивается».
«Слюна, которой надо брызгать?» — спрашивала Алла и ставила хохочущий смайлик.
«Ага. — Дмитриев печатал и отвечал быстро. Как будто не набирал литеры, а наговаривал сообщение на телефон. Впрочем, возможно, у него стояла соответствующая опция. — Я ушел спать. Скажите… м… мужу. Завтра есть самолет в Питер из Стокгольма».
— Дорогой, завтра есть самолет Стокгольм — Питер, — прочитала Алла. — Я слетаю, мне надо с начальством биты в байты переводить.
— Разумеется. — Ворон приобнял ее сильнее, и только потом до него дошел смысл. — А с каких пор муж-то?!
— С давних. Муж — для отпуска по первому требованию. За границей, знаешь ли, на печати в паспортах не смотрят.
Ворон был уверен, что дело вовсе не в традициях «заграницы», а в личном отношении Дмитриева, однако предпочел не затрагивать данную тему.
Вылет был запланирован в том же печально памятном чеховском аэропорту. Провожали всем миром. Алла познакомилась с Духом, поприветствовала Романа, обнялась с Денисом.
— Люблю, скучаю, надеюсь, что приедешь, — сказала она Ворону на прощание. — Хотела было добавить, что ты настоящий мужик, но решила — перебор.
— Но ведь правда, — рассмеялся Ворон и удостоился поцелуя.
Потом он долго сидел в кафе, окруженный самыми настоящими друзьями, и старался наслаждаться моментом. В конце концов, скоро события обещали захватить их всех в очередной водоворот.