– И именно потому, что звуковые волны заменяют им какие-то другие, – развел руками Тополев. – Господа-товарищи ученые, если я сейчас использую понятие психоволна, вы же меня заклюете.
– Крысы – мутанты искусственного происхождения, – напомнил Шувалов. – Насколько мы знаем, Сестринский вывел их для приблизительно тех же нужд, что и немцы – овчарок. Вполне возможно, слух они и не утратили, потому вполне способны улавливать свист и вместе с тем весьма подвержены психическому влиянию Зоны.
– Вполне логичным кажется предположить следующий механизм: защита от любого зонового воздействия, снимающаяся только при подаче ультразвукового сигнала. В этот момент крысы сверхчувствительны и сверхвосприимчивы, потому с легкостью улавливают мысленные приказы. То есть вводим понятие психоволн? – уточнил Тополев.
– Бог с ними, с психическими волнами, – махнул на него рукой Шувалов.
– А еще крысы ненавидят эмиоников и всех, связанных с ними. То есть Гранин на самом деле сильно рисковал, – заметил Ворон. – И это тоже еще не все. Господин Нечаев обнаружил многочисленных жертв экспериментов… очень похоже, что Сестринского. Но о них Владлен Станиславович расскажет лучше меня. А я, к сожалению, вынужден откланяться.
Когда Ворон поднялся из-за стола, Нечаев одарил его долгим неопределяемым взглядом. Так и не удалось понять, злился ли он, испытывал ли недовольство, или, наоборот, воспринимал разглашение своей «маленькой тайны» совершенно спокойно.
Денис вылетел из столовой следом за ним.
– Это еще что за тайны Ставридского двора?
– Мадридского, – поправил Ворон и рассмеялся.
– А я как назвал? – Денис заморгал, но затем продолжил с не меньшим пылом: – Какого черта ты не уведомил меня?
– Я рассказал, – напомнил Ворон.
– Вскользь и не упоминая Сестринского! Ты же сам не хотел лезть к нему?!
– Не хотел, – согласился Ворон. – Так вышло.
– Ты снова рискуешь.
«Больше, чем когда-либо», – подумал Ворон и кивнул, но промолчал.
– Без меня…
– С тобой, – возразил он. – Не просто так я позвал Выдру. А ты, если будешь здесь стоять и строить заботливого родителя, пропустишь все важное.
– Да не важно мне это твое важное, – скороговоркой проговорил Денис. Если он по-настоящему волновался, то начинал слегка путать слова и использовать жуткие фразы. Когда Ворон видел напарника в подобном состоянии, он разрывался между желаниями треснуть того по голове чем-нибудь тяжелым, напоить до беспамятства или обнять и трясти, пока из головы не выйдет вся дурь. – Нечаеву меня следовало звать, а не тебя. Кого он там обнаружил! Палату шизофреников, еще вчера бегавших по Зоне, словно дети в парке. Это ж смешно. Но только если в том не замешан Сестринский.
– Шизофреников, очень быстро снова становящихся нормальными людьми. И у всех татуировки, как у Дима, только исчезающие. Нечаев решил, будто это новая формула…
– Бред. – Денис произнес это с таким выражением, что Ворону стало не по себе. – Вовсе не новая формула испытывается, а люди. Я ведь не ошибусь, если предположу, будто все они… ну, не лица без определенного места жительства?
– Ты научился читать мои мысли? – спросил Ворон вроде бы и в шутку, но настороженно. В горле моментально пересохло.
– Нет, но именно сейчас все настолько на поверхности… Даже я догадался! А еще Нечаев на тебя злится.
– Это уж точно мне безразлично, – бросил Ворон. – Что именно на поверхности?
Денис приблизился и зашептал едва слышно:
– Ты. Сестринский пытается повторить эксперимент и заполучить второго тебя, неужели ты не понимаешь? Все его подопытные – бизнесмены, интеллектуалы, люди, многого добившиеся в жизни, авантюристы…
Ворон отстранился, сглотнул ком в горле. Сердце в груди решило почему-то сделать сальто-мортале.
– Условия соблюдены не полностью. Я тогда потерял все.
– Нет, сломлен ты не был. К тому же наверняка Сестринский счел, будто ты не пожелал оставаться с ним именно из-за катастрофы… – Денис хотел сказать еще что-то, но помотал головой, зажмурился и вцепился в его плечо.
– Спокойно, – прошептал Ворон, затем откашлялся и договорил: – Ты у меня почти гений.
– Просто ты почему-то думаешь о себе в последнюю очередь, – сказал Денис.
– Не сказал бы, но подумаем об этом дома, хорошо?
– Ты куда сейчас?
– Я спал от силы два часа, – признался Ворон. – Доберусь до кровати, закроюсь на все замки и буду отсыпаться до твоего прихода.
– Да мне осталось только телефон забрать.
– И послушать решение наших яйцеголовых научников. Ясно?
Денис кивнул.
– Я не хочу получать краткий пересказ Нечаева, я хочу услышать его от тебя.
– Ты в чем-то его подозреваешь?
– Мой напарник – ты, – напомнил Ворон.
– Это не ответ.
– Можно подумать, ты не в курсе, будто именно тебе я доверяю безгранично и любому за тебя горло перегрызу. И вот еще: если до меня доберутся те, в чей осиный рой я так глупо по неосторожности влез, знай – я потребовал от Нечаева тотчас ввести тебя в курс дела и привлечь к поискам.
– Ворон…
– Поскольку если кто и способен меня вытащить, то ты, – перебил тот и, прикоснувшись двумя пальцами к собственному виску, ткнул ими в лоб Дениса – туда, где, по уверениям эзотериков, у человека располагался третий глаз. – Все. На этом пятиминутка взаимных признаний окончена, – усмехнулся он. – Жду тебя дома, до встречи.
Уже выходя из института, Ворон вспомнил о собственной нелюбви к планированию. Он еще в школе заметил: стоило сказать «увидимся завтра», и встреча неминуемо срывалась. Именно поэтому он старался не использовать выражений типа «до завтра», «увидимся после обеда», «встретимся под часами». Словно кто-то под локоть толкнул проститься с Денисом несчастливой фразой.
Неприятное чувство засосало под ложечкой. Неожиданно поднявшийся ветер с силой ударил в грудь, словно намеревался остановить, заставить отказаться уезжать и вернуться на заседание. Вот только любовно вскармливать собственную паранойю Ворон не собирался, и так с ним в последнее время творилось невесть что. От института до дома дорога заняла бы от силы минут двадцать, и всю ее Ворон мог бы проехать на спор с закрытыми глазами.
«Хонда» ответила мерным успокаивающим рокотом. На выезде вдруг вспомнилось, как он отводил глаза гаишникам с помощью «креста» и пытался добиться подобного эффекта, комбинируя разные артефакты. Авантюру очень поддерживал Верин, разумеется, скрываясь от коллег и в особенности от Тополева. Ворон в свою очередь тоже не распространялся, ему просто было интересно.
Можно сказать, своего они добились. «Золотинка», которая считалась очень слабым артефактом, используемым сталкерами то в качестве фонарика, то вроде талисмана, в сочетании с «пирамидкой» накладывала на автомобиль и все, в нем находящееся, самый настоящий полог прозрачности.
Вот под этим покровом их на полной скорости чуть фура и не протаранила, благо, за рулем старенькой «девятки» (специально выбирали, чтобы не жалко было) сидел именно он, а не научник. Вовремя заметил многотонную дуру, приближающуюся сзади, понял тщетность попыток уйти в отрыв и резко крутанул руль вправо, одновременно выжимая газ и тормоз.
Закрутило их знатно, управление улетело к чертям, а спас только передний привод. В последний момент Ворон оставил в покое тормоз, отчего-то проассоциировал обстановку как зимнюю, решил, будто попал в гололед, и, вывернув руль в сторону заноса, дал по газам.
Потом они долго лежали на траве, пялились в небо и ни о чем не думали. По крайней мере Ворон не думал точно, а вот Верин с ходу предложил никому об эксперименте не докладывать и вообще помалкивать.
«„Золотинка“ в Зоне не редкость. Новички давно на сувениры растащили. В любой инет-лавке открыто продается. А „пирамидка“… ну… знаешь, если задаться целью, тоже найти можно без проблем», – сказал он.
Ворон тогда в состоянии был только кивнуть, а еще его беспокоил длинный узкий порез на щеке и плечо, наверняка превратившееся в один сплошной кровоподтек.
«Прикинь, информация просочится в Сеть и попадет… ну, не знаю… хорошо, если к киллеру какому-нибудь, а не к маньяку».
Ворон фыркнул. Уже потом они поняли, что для установления полога прозрачности нужен третий компонент: человек, часто бывающий в Зоне. Потому обычные люди оказались в пролете. С другой стороны, среди сталкеров всегда хватало и отморозков, и урок.
И вот теперь навязчивое чувство слежки холодило затылок, хотя ровным счетом ничего подозрительного Ворон не замечал.
На капот опустилась сорока и застрекотала. Ворота были открыты, и, судя по всему, порядком давно. Из будки выглянул охранник.
– Все в порядке, сталкер?
Явно новенький: по имени назвать не решился, но кто такой Ворон – точно знал.
– Разумеется, – прошептал он и махнул рукой.
Если только на один миг предположить, будто сталкер по кличке Ворон и младший научный сотрудник по фамилии Верин – не самые умные люди, интересующиеся Зоной, то не нужно много думать для понимания: до комбинации «золотинки» и «пирамидки» могли додуматься и без их научных изысканий. По крайней мере одному без преувеличения гению подобное удалось бы точно. А значит…
– Скоро здесь проедет мой напарник, передайте ему… – начал Ворон и осекся. Втравливать совершенно постороннего человека все же не стоило: тот ничего плохого ему лично не сделал.
– Слушаю! – В порыве служебного рвения охранник даже блокнот с ручкой раздобыл.
– Пусть найдет младшего научного сотрудника Верина и поговорит с ним на тему высшего пилотажа под Мценском. Вракам про то, как автостопом до Пущино добирались, пусть не верит, только основному.
– Конечно, обязательно передам! – заверил охранник.
– И еще… – Ворон расстегнул несколько пуговиц на вороте и снял серебряную цепочку. – Это. Только попробуй не передать.
– Да вы что!
– В страшные сны являться буду, – предупредил Ворон. – Весь мозг выем, – и рассмеялся.
Небольшой треугольник из посеребренного металла на тонкой замысловато сплетенной цепочке казался украшением. Выходящие из углов прямые делили его на шесть секторов, в каждом из которых был выгравирован знак соответствующей планеты: Меркурий, Венера, Земля, Марс, Юпитер, Сатурн. В зависимости от удаления от Солнца каждой планете присваивалось число от единицы до шести. Введение кода осуществлялось легким надавливанием на символ, тот реагировал на тепло и не только. Ворон часто шутил про распознавание отпечатка пальцев и анализ ДНК, но секрета не раскрывал. Как обычно, истина оставалась где-то рядом, а шутка являлась таковой лишь отчасти. Никто, кроме него и Дениса, точно не сумел бы воспользоваться кулоном. Если комбинация подбиралась верно, в перекрестье лучей загоралась синяя лампочка. Ворон называл ее Антарес – по названию самой яркой звезды в созвездии, под которым родился.