– К нам едет ревизор? – пошутил Ворон.
– Что?! – вскинулся тот будто ото сна.
– Вспомнилось, – пояснил Ворон, ощущая нечто сродни сожалению и сильное беспокойство. – Больно вид у вас соответствующий. Если не ревизор, то вы явились как минимум сообщить о моей показательной казни. Прекрасная Белая королева, Анастасия, велела прилюдно отрубить мне голову на Васильевском спуске? А может, во дворце заседаний в Кремле? В таком случае моим последним предсмертным желанием будет установление в нем елки. Иначе я просто не соглашусь участвовать в представлении.
– Заканчивай хорохориться, мальчик, я как никто изучил твое поведение.
– Действительно… – Ворон фыркнул и сел на постели. – Внимательно слушаю, – произнес он уже более спокойным и выверенным тоном.
– Хорошо б не только ты.
«Откуда?..» – выдохнул-прошептал где-то в затылке Денис, и Ворону захотелось его стукнуть, потому что смысл слов, произнесенных Сестринским, совершенно потерялся.
«Молчи и слушай!» – велел он и тяжело вздохнул.
В неумении Дениса пользоваться собственными возможностями Ворон отчасти считал виновным именно себя. Ничего не стоило настоять, ломая комплекс неприятия о колено. А теперь приходилось расплачиваться легкой дезориентацией и мигренью – учитывая преимущества, не так уж и многим, но все равно не доставляющим особого удовольствия.
– Прошу прощения, профессор… – В горле запершило, и Ворон поспешил откашляться. – Не затруднит ли вас повторить сказанное?
– Они ведь здесь?
Ворон вздрогнул, его затопило чужой ледяной паникой, но Денис быстро собрался и успокоился.
– Слушают твоими ушами? – продолжил спрашивать Сестринский.
– Предположим, – глухо проговорил Ворон и снова откашлялся.
Юлить не имело смысла, выяснять, как Сестринский догадался, – тоже. У гениев свои логические тропы, на которых обычному здравомыслящему человеку делать нечего – либо ничего не поймет, либо свихнется.
– Успокойся. – Бледные губы профессора растянула равнодушная улыбка. – Мне давно не давали покоя идеи Беляева и разработки его темного гения, Людвига Штирнера. Правда, я так и не продвинулся далеко в создании аналога описанного в романе прибора.
– Слава высшим силам, где бы, кем бы или чем бы они ни были! – вырвалось у Ворона совершенно неосознанно. Он даже усомнился: сам ли выкрикнул эту фразу, либо кто-то другой, захвативший сейчас его голову.
Профессор тихо и безэмоционально рассмеялся.
– Я пришел виниться и просить прощения: и у них, и у тебя, – наконец сказал он.
– Мне сильно не нравится подобное начало разговора, – признался Ворон.
– Но ты выслушаешь.
– Естественно! Словно у меня есть выбор! И будьте уверены, тот, кто незримо присутствует рядом, – тоже.
«Только помолчи!» – напутствовал он мысленно.
– Тогда пусть запоминает или записывает формулу, – сказал Сестринский. Ворон хотел было открыть рот, чтобы остановить, но Денис мысленно кивнул.
«Ладно, черт с ними. Вряд ли эмионикам подобная информация вообще нужна», – решил Ворон и расслабился, чтобы ни в коем случае не помешать. Сам он сломался уже на три-метил чего-то обо что-то в сочетании с нуклеиновой и еще какими-то кислотами, в число которых точно не входила «царская водка». Сестринский говорил, походя на занудного институтского лектора. Голос усыплял. Сосредоточенное внимание по другую сторону сознания сильно контрастировало с его собственным: чем больше воспринимал Денис, тем сильнее оно рассеивалось, а встряхиваться и сосредоточиваться Ворон себе запретил. В глубине головы тревожным маячком зудела мысль о тщете всего сущего. В конце концов, если Сестринский решил раскрыть часть своих секретов, да еще и столь незаурядным способом, грядет по меньшей мере Апокалипсис.
– Вы рехнулись! – вырвалось у Ворона, когда под нос ему сунули ватку, пропитанную нашатырем. – Мать вашу…
– Не ругайся, пожалуйста, – попросил Сестринский, и внутри у Ворона родилось чувство, подозрительно напоминающее стыд. – Спасибо за… предоставленную возможность выговориться, мальчик. И прости.
– Вы изобрели аналог ядерного оружия и запустили обратный отсчет? – Ворон помассировал виски. Ощущения он испытывал не из лучших, но их вполне удавалось терпеть.
– Ты и по ту сторону бытия смеяться будешь?
Ворон кивнул:
– Чего уж взять с глупой птицы? Так я не ошибся по поводу казни?
Сестринский покачал головой и неожиданно сжал его руку холодными, слегка подрагивающими пальцами.
– Ты – мое лучшее творение! Я не позволил бы.
Ворон проглотил уже готовую сорваться фразу о сотворении собственной скромной персоны родителями. Все же Сестринский, вернувший ему полноценную жизнь и подаривший бессмертие несколько лет назад, имел полное право называть себя творцом.
– Но есть вещи, над которыми не властны даже вы, не так ли?..
Профессор кивнул и сильнее стиснул его руку.
– Мне следовало поверить тебе. Видел бы ты кабину, в которой мы испытывали эффект Антизоны… – проговорил он. – Оно действительно мутирует, причем с такой скоростью…
– Вы ведь не запустили процесс… – Ворон тоже не смог договорить: голос дрогнул и пропал.
– Нет… конечно, нет. Я все же поверил тебе, мальчик. Жаль, поздно. Наверное, начни я сразу работу над антидотом…
Ворон выдернул руку из его пальцев, вскочил и кинулся к двери.
– Нет! – воскликнул Сестринский. – Тебе нельзя!
Он и сам это понял, едва успев остановиться. Сердце сжалось в комок и закололо так, как никогда в жизни до этого. Раньше оно не давало сбоев, Ворон и не чувствовал его толком, а сейчас резкая боль затопила все его нутро, а левая рука онемела. Он схватился за грудь, тщетно пытаясь вдохнуть, откуда-то издали раздался испуганный голос Дениса. Наверное, лишь потому, что звучал он в затылке, Ворон и нашел в себе силы попятиться. А потом Сестринский подхватил его и потащил обратно, сгрузил на кровать.
– Это все…
– Из кабины, – кивнул профессор. – Оно растет.
– И как мы намерены его останавливать?
Профессор молча смотрел на него.
– Послушайте! – Ворон начал сердиться. – Посмели умудриться заразить Зону раковой опухолью, сумейте и излечить! Да быть того не может, чтобы вы просто отступили! Направленные взрывы с четырех сторон, какое-нибудь психотропное излучение, водородная бомба, в конце концов!
– Далось тебе ядерное оружие…
– Я становлюсь крайне кровожаден на пороге смерти, – бросил Ворон, изобразив кривую усмешку.
– Аннигилятор сейчас собирают. Другое дело, что он сровняет здесь с землей все.
– А я не могу выйти, – совершенно спокойно сказал Ворон. – Ах, надо же, жалость какая.
Он снова встал, заходил кругами по своей камере, но лишь со стороны его движения могли показаться нервными. Он прицельно искал: слабые места вроде воздушных шахт или тому подобного. Заприметив решетку, он даже кинулся к ней и сумел отодрать.
– Впервые жалею о том, что в Голливуде снимают сплошное вранье, – сказал он, глядя на дыру в стене, в которую мог разве лишь руку просунуть. – Профессор, а вы, случаем, не изобрели уменьшающей микстуры?
– Увы. Есть все же невозможное на свете, – откликнулся тот.
– Напротив. И Зона тому замечательное доказательство, – ответил Ворон. – Позвольте поинтересоваться, какого черта вы сидите здесь и наматываете сопли на кулак? У вас там аннигилятор против матричной Зоны собирают. Или так важно мое прощение? И, кстати, я очень надеюсь, перед тем, как все здесь самоуничтожится, вы не забудете почистить от этой пакости и мой родной Юго-Западный район, в котором экспериментировали. Мне, знаете ли, очень дорога Москва, пусть и такая, как есть.
Сестринский кивнул, но промолчал.
– Я не той масти, чтобы раздавать прощение направо и налево, не путайте ворона с голубем. Сравнением вы лишь оскорбите первого. Что же касается опасности, то вы подарили мне много больше, нежели теперь способны отнять. Идите и не мешайте мне спасать себя самого.
– Игорь…
– Я не крыса, которую можно загнать в клетку.
– Возможно, если я введу тебя в искусственную кому. Подключу к аппарату искусственной вентиляции легких… – начал Сестринский.
– То инфаркт или кровоизлияние в мозг настигнут меня в блаженном неведении. Нет, дорогой профессор, – произнес Ворон и покачал головой. – А к тому же наши с вами отношения, как мне ни прискорбно, больно напоминают банальный сюжетец из Библии. Я никогда не желал быть рядом с вами, не из гордыни, само собой, просто знал: добром это не кончится. Учитывая произошедшее – снова накаркал.
Дверь отворилась. Незнакомый светловолосый мужик под два метра ростом втащил целый арсенал и ящик с инструментом, из которого достал перфоратор и удалился в ванную комнату. Ворон нервно хохотнул:
– Своевременная прочистка унитаза?
– Катакомбы.
– Благодарю, я помню, каким образом Шрам убил Дима. Сколько у меня времени?
– Полчаса или минут сорок, не больше, – ответил Сестринский.
– Вполне достаточно, чтобы сбежать.
«Если не смотреть под ноги», – добавил Ворон мысленно.
«Я проведу тебя», – тотчас отозвался Денис.
«И что будет, если я гробанусь в тот момент, когда ты будешь продолжать сидеть в моей голове?» – поинтересовался тот.
Денис не ответил. Ворон и так ощутил его намерение оставаться рядом до конца.
«Упрямство – удел безумцев», – прибавил он.
Из ванной выглянул давешний мужик, обсыпанный мелом, словно мукой. Вид у него тотчас стал не таким грозным.
– Готово, – доложил он, хотя это и так было ясно.
– Тимур отправится с тобой.
– Только без команды, пожалуйста, – проворчал Ворон, отыскивая в притащенном арсенале колюще-режущих и стреляющих предметов свой нож из «витринки» и пистолет. – Да и сам Тимур мне в общем-то без надобности. Вы б крыс лучше отозвали, нарвусь же.
– Уже, – заверил его Сестринский и, порывшись в кармане, извлек самый обычный с виду судейский свисток на толстой стальной цепочке. – Сформулируй команду мысленно и свистни.