– Сталкер, браток, друг… – Чист подобрал хлебной коркой последние крупинки гречки, – ты послушай. Тут такое дело, что в тюрягу мне нельзя. Ваще никак. Если ты меня тут оставишь, все равно что пристрелишь, ну. Там мне не меньше десятки корячиться, браток. Прокурор, гад, и пятнарик вломит по нынешним временам. Ты прикинь, че такое пятнарик там, где небо в клетку. А я сидеть не смогу со всеми этими козлами, сдохну там, я же сталкер, а не бандит. Мне без свободы никак нельзя.
Я промолчал.
– Браток, не выдавай, ты же наш, свой. Ты же обещал меня не убивать, ну? Вот и не убивай, кореш! Если сдашь, то ведь все равно убьешь в натуре! Нельзя своих сдавать, браток!
Неверно расценив мое молчание, Чист ободрился и стал говорить быстрее:
– Ну, лады? Договорились же, да? Ты просто ключ воткни в замок, типа забыл. И отвлеки этих ненадолго. А я уж потом рассчитаюсь, заплачу чем хочешь! Складами в Зоне поделюсь, а там еще столько всего лежит, что нам на всю жизнь хватит. Честное слово, друг, браток, кореш, ведь ты же друг мне, свой в доску! Ты сталкер, и я сталкер, и мы на одной стороне должны быть. Выпусти, а я отработаю или хабаром подкину, сочтемся. Все сделаю, гадом буду!
– Ты уже гад, – вздохнул я, с неприязнью глядя в заискивающие, но при этом холодные, подлые серые глазки. – И я тебе не друг, ты что-то попутал. Твои друзья в овраге кобылу доедают.
И вот он, настоящий Чист, снова ты вылез. Взгляд остался все тот же змеиный, но вместо улыбочки, вместо заискивающего лепета уже покривился в бессильной злобе тонкий обветренный рот.
– Э-эх ты… гни-ида… шкура продажная… – зашипел Гоша, хрустя кулаками. – Жалко, не завалил тебя Киря. Ниче-ниче… найдешь еще свою пулю или аномалию… пересечемся, земеля, за себя, за Кирю спрошу и с тебя, и с бабы твоей. Короче, готовь завещание…
А вот это ты зря сказал, тварь, упоминая, с кого спрашивать собрался. Ой, зря.
– Не вопрос, конечно, пересечемся. Отсидишь, найдешь меня, и того. Совершишь, так сказать, сталкерский суд. Считай, что я поверил и теперь буду тебя ждать, искать и готовиться. Вот только мстю свою смотри не отменяй, а я уже тебя сам встречу.
Я выщелкнул магазин из Хакера, достал из него патрон с маленьким зеленым пятнышком на пуле, показал Гоше и спрятал в карман. Скукожился Чист, поняв нехорошее мое предупреждение, и тарелку уронил, поскучнел сразу, и никакого тебе гнева и злобы, рот на сторону опять повело у бедолаги.
– Ты обещал, Лунь…
– И сколько стоит слово гниды и шкуры продажной? – Я вставил магазин обратно, повел стволом автомата и быстрым движением отвел затвор так, чтоб тот негромко, но угрожающе щелкнул. И по-бабьи взвизгнул Чист, руками закрылся с каким-то утробным всхлипом, подвывать начал.
– Смотри не обгадься, мститель. И откуда ты такой в Зоне взялся? Смотреть противно.
И ведь действительно противно. Неужели уже вот такие проводниками стали ходить, с бандами снюхались, и ни гордости какой-то нормальной мужской, ни чести, хотя какая, к черту, честь у сталкеров, высокопарное это дворянское слово ну никак нам не подходит, по сути. Скорее, это было что-то вроде негласного кодекса – с бандитами дел не иметь, не воровать, краденое и с убитых не покупать и людей не убивать ради грабежа и трофеев, а только себя и друзей защищая. И трупы не обирать огульно, а если у бродяги мертвого, но своего бродяги-соратника ствол добрый или бинты, или консервы, которые тебе и правда нужны, то возьми, но разрешения попроси обязательно и прощения тоже, а еще постарайся спросить с того, кто убил. Единственно, никогда не снимай с убитого комбез и не бери вещи по-настоящему личные, если только друзьям или родным передать не планируешь. Потом найди убийцу, не важно, монстр это или бандит, и отправь ему пулю, лучше всего из того самого ствола, который тебе мертвый братишка отдал, и Зоне шепотом скажи, что, мол, теперь в ладах мы с мертвым, простил он меня. Рассчитались, выплачен должок. А если отомстить не вышло, то кому-нибудь помоги обязательно, выручи. Это тоже работает, и мы все об этом знаем. Но этот же… сталкер. Своим меня называл, подлизывался, глазками моргал, а суток не прошло, как он же вместе с бандитами шел ученых убивать, белым флагом прикрывшись. А уж те, кто в «ботаников» стрелял, они для нас не просто были мерзостью, их как бешеных шакалов били, без пощады. А некоторые, вычислив таких убийц, их не стреляли даже, а в Зоне подвешивали за руки проволокой и на ночь, ну или пока полностью не высохнет, если никто раньше не сожрал.
Невольно вспомнился парень из одной кодлы бандитской. Ересь-Философ, молодой да рыжий, и никак его нельзя было пристрелить, просто нельзя, и все тут. Тащили мы его, бандита, на выход с Хип, помню, и потом что он нам устроил напоследок – помню тоже. Однако другие были у него глаза, чем у этого. Хоть Сионист и сказал, что некачественный это человек и сорта скверного, но глаза у него правильные были, что ли. Поверил я этим глазам, хоть и пожалел потом. А время спустя Фреон как-то со мной за чашкой горячительного согласился насчет Ереси и примолк, что-то, видно, тяжелое вспомнил, попрощался и ушел. С тех пор я его и не видел. И понимаю, что приметь я в Чисте хоть один признак тех бродяг, с которыми у костра сидел и байками делился вместе с последней банкой тушенки, то ключ бы я в замке «забыл». Прости, Проф, извиняй, Бонд. Заочно простите за то, чего я, в общем, и не сделал. Но сделал бы не раздумывая. И вообще паршиво мне сейчас на редкость. Сентенция-то моя Профу насчет того, что сталкеры разные бывают, для меня же некрасиво и станцевала. А ты, Чист, после зоны если выживешь, то в Зону больше не ходи. Правда, не надо. Нарушу я негласный кодекс сталкера, обязательно нарушу, и рука не дрогнет.
– Когда отсидишь, в Зону не возвращайся. Узнаю, что вернулся, пущу в расход, – спокойно, с расстановкой сказал я все еще подвывающему Гоше и вышел из «зверинца».
– Что-то ты смурной немного. – Хип подошла, пытливо взглянула в глаза. – Случилось чего?
– Да не, все в порядке.
– Ну, неправда же. Знаю я тебя, давно выучила… – Девушка тихонько толкнула в бок, улыбнулась. – Колись давай.
– Ладно… так, гадостные впечатления от знакомства. – Я тоже улыбнулся.
– Ага. Улыбаешься ненатурально, Лунь. А если по поводу этого козла думаешь, то не зарубайся. Давно пора привыкнуть, вот честное слово.
– Грохну я его, Хип, признаюсь тебе, – сказал я тихо. – Если еще раз в Зоне увижу, точно грохну. Первый раз со мной такое, и не по себе от этого.
– Что, он совсем конченый? – Девушка стала очень серьезной, заглянула в глаза. – Да, вижу. Совсем, значит. Знаешь, Лунь? А я и не против. Слова тебе не скажу, честно. Помогу даже, если вдруг промахнешься. Хотя нет, ты не мажешь… но все равно помогу.
– Звереем мы с тобой, родная?
– Нет, Лунь. Выживаем просто. – Хип пожала плечами. – Не трать душу, сталкер, на тех, у кого души нету. Серьезно, перестань. Ты ведь выпустить его, наверно, хотел, да?
– Была такая мысль, – не стал я лукавить. – Теперь точно нет. И сбежать я ему в Зоне не дам, гарантирую.
– Я тоже прослежу. – И Хип похлопала по Каре. – Мы проследим.
Полегчало, факт. Все сразу стало проще и светлее. Спасибо, родная. Хорошо ты мне все объяснила, хоть и сам понимаю это прекрасно, но услышать от тебя мне все-таки было нужно. И пощупав в своем кармане патрон, заветный, обещанный, я вздохнул, обнял стажера, и мы пошли к Профу, Бонду и Коре. Тем более что они уже нам махали из двери первого вездехода.
Кора немного окосел, и это было заметно, но Бонд при мне налил ему еще один стаканчик.
– Ну, боец, так примешь или водой развести? – весело спросил лейтенант. – Да не мнись ты, когда командир угощает.
– Т-так. Но… запить. Ес-сли разбавлено, он теплый сразу. И горло сильно д-дерет.
– Это ты правильно подметил. Опытный, я смотрю, – хохотнул Бонд. – Ну, давай. За храбрость. Так, сталкеры, вам тоже. Барышня? Заметьте, как джентльмен я вам водку не предлагаю.
– Я ни разу спирт не пила, – хихикнула девушка. – Это жесть?
– Это вкусно, – лейтенант прищелкнул языком, – но требует определенного искусства. Как чайная церемония, ну. Правильно и глубоко подышать, сосредоточиться, медитативно и плавно поднести сосуд, смело выпить одним глотком, и опять же дыхательные упражнения – сильный короткий выдох. Затем оттенить вкус соком или хотя бы просто водой, и сразу долгий, плавный, нежный вдох. И, закрыв глаза, ощущать, как кружатся в животе падающие лепестки отцветающей сакуры. А они закружатся там обязательно, это я гарантирую.
– Не, на фиг! – Хип рассмеялась и помотала головой. – Как-то все это сложно для средней полосы. Я бы лучше разбавила.
– Апельсиновый сок, только из холодильника. – Проф передал девушке картонный пакет. – Но, разумеется, не настоящий, порошковый из набора, хотя и относительно неплохой.
– Вполне подойдет. Будет «Отвертка». – Хип налила стакан сока и опрокинула в него стопку спирта. – Но, друзья мои, этим я и ограничусь.
– Мне также не много, просто поддержу компанию. – Я взял маленькую пластиковую рюмку. – Надо бы сохранить ясность мыслей.
Проф кивнул, и тридцать граммов спирта, мгновенно высушив горло, вяжуще-терпкой, горячей стрелкой ухнули в желудок. Глоток холодного сока разом убрал жгучий привкус, и я почувствовал легкие нитки тепла, разбежавшиеся по жилам. Должно быть, это и были те самые «лепестки опадающей сакуры». Впрочем, это все-таки не мое. А Бонд, впустую пронеся фляжку над своим стаканчиком, снова наливает Коре, а тот сонно клюет носом.
– Я думаю, достаточно, лейтенант, – тихо сказал Проф, и тот кивнул:
– Ну, рядовой, начинай готовиться ко сну. Отбой на сегодня. Приказываю спать до утра без задних ног.
Кора охотно кивнул, улыбнулся мягкой, поплывшей улыбкой и побрел в вездеход.
– Задрайте люк и двери, уважаемый. Так звукоизоляция будет получше, – попросил профессор лейтенанта. – Все-таки отдельные звуки будут достаточно громкими, и мне не хотелось бы, чтобы парень проснулся. Ни к чему такие впечатления, рядовому и без того досталось.