– Сделаем, Проф.
– Хорошо. Я подежурю с вами, лейтенант. А вы, сталкеры, занимайте ваш вездеход, и я настоятельно не советую открывать ночью люк и двери. Это, в общем, почти не опасно, но если эксгуматы заберутся внутрь вездехода, то их будет довольно сложно выставить. Да и следы останутся, не говоря уже о том, что впечатление от таких гостей, мягко говоря, тягостное. Все, друзья мои, пора по машинам, и, что бы вы снаружи ни услышали, не пугайтесь. Повторяю, опасности практически нет. Я буду на связи через кабель.
Вечером с запада принесло плотную, тяжелую облачность, и потому сумерки наступили очень быстро, и под тихие удары капель редкого дождя островок и окружающее болото скоро погрузились в глубокую плотную тьму. На окна вездеходов снова надвинулись толстые заслонки, и изображение осталось только с ночных камер, на которых, впрочем, почти ничего нельзя было разглядеть. Но внешние микрофоны работали и довольно неплохо передавали стук капель, шум налетевшего ветерка в мертвых ветках и долгий, ворчливый гром, долго добиравшийся до нас после слабой вспышки молнии.
Это было очень похоже на крик чайки, только необычно долгий, протяжный. Голос прилетел издалека, из темноты болота, затем повторился и плавно перешел в довольно громкое, ровное женское сопрано, постепенно затихающее в хрипловатых паузах-срывах. В ответ ему прилетел с другой стороны островка короткий, но отчаянный взвизг, окончившийся невнятным бормотанием, словно кто-то одновременно с речью быстро жевал челюстями. И еще один звук – шаги в воде, шумно загребающие волну, и кто-то маленький быстро пробежал в темноте у самого вездехода, часто шлепая босыми ступнями по глинистому откосу.
– Началось, друзья мои, – послышался в динамике связи голос профессора. – Это они. Можете убрать звук, но спать лучше не ложиться всем вместе. Необходимо дежурство на случай ЧП, а так вездеход крепкий, все будет хорошо.
– Принято, Проф. Все в порядке, дежурим, – ответил я, и микрофон тихим щелчком отключился.
Хип пересела ближе, прижалась, обняла за шею, и я почувствовал, как она дрожит.
– Может, вырубим внешний звук, а, стажер?
– Все хорошо, Лунь. Ты со мной, и мне не страшно, – прошептала девушка мне на ухо. – Не выключай звук, мало ли что, и… посмотри за внешними камерами. А я буду глядеть на монитор «зверинца», за Гошей.
– Добро, – я приобнял Хип, – посмотри за ним, и то верно. Как бы чего не выкинул товарищ.
А за толстым бортом из особого пластика уже звучал негромкий, чуть хрипловатый мужской голос, в ритме заевшей пластинки выговаривающий «у… о…» на одних и тех же нотах, и еще кто-то натужно скрипел сквозь сжатые зубы, словно готовясь заныть.
– Гоша сидит нормально, галету жрет. Не слышит, наверно. Ну да, там же динамиков нету. – Хип нервно хихикнула. – В аптечке, интересно, беруши имеются?
– Давай гляну. – Я попытался встать с откидной койки-сиденья, но Хип резво вцепилась в меня и задержала.
– Нет-нет… нет. Не отходи, – негромко и быстро проговорила она. – Не надо аптечку, так посидим.
– Может, я все-таки вырублю звук, а, стажер?
– А если, кроме эксгуматов, аномалия какая зарождаться начнет или из болота другая тварь вылезет? Не нужно, Лунь, правда. Я смелая, ничего, потерплю.
И снова резко, высоко послышался голос чайки, еще и еще раз, и понеслось над болотом очередное срывающееся в бессилии сопрано, а зубы того, скрипучего, наконец разжались, испустив рыдающий горестный вопль. Шлепающие шаги приблизились, и кто-то тихо, словно из вежливости, постучал в дверь. На ночной камере я наконец рассмотрел в путанице силуэтов тощую, темную фигуру с поднятыми вверх ладонями и свернутой на плечо головой, которая, словно пританцовывая, раскачивалась в шаге от вездехода. Стук повторился, маленькие шаги снова прошлепали мимо закрытого окна, и на мониторе я увидел маленькую белесую фигурку, которая, быстро размахивая руками, словно крыльями, стремительно убежала в темноту и там, судя по звуку, с разбега бултыхнулась в воду. «У… о… а… и…» – продолжал размеренно выговаривать чей-то голос, но уже удаляясь; снова зашумела вода под чьими-то широкими шагами. Громко треснуло что-то в стороне, одно из деревьев слабым, размытым силуэтом повалилось на землю, а от него во тьму скользнули несколько фигур. И все немного стихло, как будто бы для того, чтобы издалека под хорошо различимый плеск воды донеслись бессвязная, крикливая разноголосица и тихий, писклявый вой. Хип крупно вздрогнула.
– Да, стажер, веселая ночка нам предстоит. И ты уж извини, но я все-таки вырублю звук. Если что, на камерах увижу бяку, да и Проф с Бондом наверняка бдят тоже.
Стажер нервно улыбнулась и кивнула, и со щелчком тумблера голоса почти затихли, угадываясь едва-едва, словно сквозь толстый слой ваты. Но стуки и шелестящие, трущиеся мазки по броне вездехода иногда все-таки проходили, пусть негромко, но вполне ощутимо.
– Что там с Чистом? – спросил я, не отрываясь от трех мониторов внешних камер.
– Да ничего… спать завалился, дрыхнет уже. Или глуховат, или просто не понял, что там за звуки такие.
– Или привычный, – предположил я.
– Это вряд ли, – не согласилась Хип. – Не такой он бродяга, чтоб привыкнуть, по нему видно. Расскажи мне что-нибудь, а, Лунь?
– Хорошо. Давай, как я в первый раз под Коржино ходил за «стальным волосом»?
– Ага, давай… – Хип устроилась в моих руках поудобнее, а я начал пересказывать уже знакомую ей историю, пока девушка не перестала дрожать и не засопела ровно, размеренно. Я положил ее на сиденье прямо в комбезе, прикрыл спальником. Спи, чудо…
А я сам, привалившись к борту спиной, «нырнул» – организм легко «вспомнил» темные колодцы отопления, брошенные квартиры с отслоившимися обоями, бетонные конуры опустевших армейских дотов. И долгие ночи не сна, а вот такой пограничной дремоты на краешке сознания, когда и не проваливаешься совсем, но и не бодрствуешь нормально – серое такое, ватное, бездумное состояние. В каком-то «ботаническом» журнале читал, что дельфины умеют спать половиной мозга, вроде одна бодрствует, а другая отдыхает, потом меняются. Брехня, скорее всего. Ежели дельфин, как и сталкер, таким же образом спать научился, то надолго его не хватит, ночи на три, ну, максимум четыре. А дальше или просто срубит, или глюки. Знаем, проходили.
Утром дождь кончился, и одновременно с тем, как посерело изображение в камерах, а небо заметно отделилось от земли, звуки беготни и вопли стихли. Хип проснулась где-то в начале пятого, кивнула мне благодарно, и я уже сам провалился в настоящий, крепкий сон, чтобы нормально выспаться к девяти.
Разбудил меня Бонд, поманил из вездехода чуть в сторону.
– Утро доброе, сталкер. Такое дело, в общем, надо нам поболтать с новым нашим другом. Не хочу я вести экспедицию в ПГТ-1 и дальше до тех пор, пока все не выясню по этим кодлам. Я пообщаюсь, а ты подстрахуй. Тем более что побаивается тебя архаровец, это видно.
– Добро. Ну, попробуем разговорить бродягу. – И я открыл заднюю дверь и клетку «зверинца».
Чист, увидев меня и Бонда с автоматами, замер, с немым вопросом в сощуренных глазках глядя то на него, то на меня.
– Вы че, мужики? Я ж ниче такого…
– Успокойся, Гоша. Вылезай, поговорим, – спокойно сказал Бонд. – Не задерживай.
– Ага, успокойся, как же. Официально говорю, слышь меня, товарищ старший лейтенант? Этот меня вчера застрелить хотел, убить угрожает. Какой тут, на хрен, разговор? Пока профессор меня не занесет в свой журнал, никаких, на, разговоров.
– Гоша, не борзей, – вздохнул лейтенант. – К тебе сейчас относятся куда лучше, чем ты заслуживаешь. И ты не в том положении, чтоб условия диктовать. Вылезай, говорю, вопросы есть.
– Только с моим адвокатом, на, – осклабился Чист. – Права не имеешь меня допрашивать, мы не в прокуратуре, и ты не следак. Перебьетесь.
– Лунь, ты тут видишь адвоката? – Бонд осмотрелся.
– Не, давно не попадались, – вздохнул я.
– Видишь, Гоша, не водятся тут адвокаты, так что придется без них. Чист, в последний раз по-хорошему прошу.
– А я в последний раз говорю, что хрен вам лысый на весь воротник, чтобы шею не терло. Идите вы на корм косорылым со своими вопросами, псины.
– Смотри, какой смелый стал, – цокнул языком Бонд. – Слушай, Лунь, мне кажется, я в курсе, в чем дело. Проф нас видит сейчас, да и я лицо, так сказать, законное и официальное и в методах ограничен. Может, я погуляю, с Профом чайку попью минут двадцать, а ты пока посторожишь?
– Посторожу, конечно. – Я задержал взгляд на бегающих зенках Гоши и широко, обещающе улыбнулся.
– Только просьба, пока гулять буду. Ты, дорогой, слишком сильно из вездехода не падай и об клетку не стучись с размаху. Здоровье беречь надо.
– Твари… – процедил Гоша, но уже без особого запала, – псины… я сталкер. И работать на вас все равно не буду.
– Ну, так бы сразу и сказал, а то все намеками, намеками. – Бонд развел руками. – На нет и суда нет. Тогда свободен.
– В смысле? – В глазах Чиста уже плескался откровенный страх. – Завалите, да? Права не имеете…
– Ну что ж мы, звери, что ли, какие? С болота выберемся, двери откроем, и гуляй, друг, куда хочешь, на все четыре стороны. Даже шмотки вернем, только без ствола, конечно.
– Брешешь ведь?
– Не, Чист, не брешу, отпустим. Ты нам здорово помог, братка. Караван с оружием сдал нам? Сдал. Бандитскую кодлу на засаду вывел? В лучшем виде вывел, не каждый профи так сможет. Товар у нас, бандитов положили всех из каравана, даже сталкера-напарника под пулю завел. Да по тебе не то что медаль, по тебе целый орден плачет, братишка. А своим потом расскажешь, как оно все на самом деле было. Можешь даже не врать, почему один вернулся, почему и товара нет, и бандитов-дружков, а сам без царапины. Скажешь, что Зона сберегла, ты же проводник, а не хвост собачий. А что десяток братвы завел не туда, ну, с кем не бывает? Ну а если вдруг не поверят и обидятся, то я заранее сообщу в отдел безопасности, что Гоша перед пацанами Чист, а вовсе даже не грязен, и один человечек с нашего отдела все передаст твоим браткам. Ведь есть же такой человечек, верно?