§ 4 Как осуществлялось равноправие в государствах с национальными меньшинствами
Из государств, образовавшихся на развалинах монархий России и Австро-Венгрии, наиболее крупным была Польша с ее трехмиллионным еврейским населением, составлявшим 10 процентов всего населения. Тревожны были первые годы новой республики. Ей приходилось еще воевать с Россией за пограничные территории и выдержать натиск Красной Армии на Варшаву. Военный психоз отравлял радость национального возрождения. Еще в ноябре 1918 г. польское население Львова вместе с легионерами отпраздновало Декларацию независимости Польши кровавым погромом в еврейском квартале за то, что евреи занимали нейтральное положение в борьбе между поляками и украинцами в Восточной Галиции. Во время войны с большевиками польские солдаты и вольные банды ворвались в Вильну, откуда красные только что отступили, и расстреляли многих евреев под предлогом сочувствия большевизму; при этом жертвой солдатской ярости пал молодой писатель А. Вайтер (апрель 1919 г.). В Пинске польские солдаты убили 35 сионистов, пойманных в собрании и, конечно, далеких от большевизма. После отступления Красной Армии из района Варшавы (август 1920 г.) польские власти жестоко преследовали евреев в городах, временно оккупированных русскими, под тем же предлогом «еврейской измены». Совершенно деморализованные солдаты из полков генерала Галлера повсюду издевались над евреями в городах и на железных дорогах, отрезывали им бороды и выкидывали их из вагонов. Шеф государства Пилсудский, создатель освободительных легионов, слабо реагировал на это вырождение своей армии и обращал мало внимания на протесты еврейских депутатов в сейме. Аппетиты воинствующей юной республики были удовлетворены только Рижским миром (март 1921 г.), отдавшим под власть Польши огромную территорию из частей Белоруссии, Литвы и Волыни. В состав Новой Польши вошло около трети еврейского населения царской России, что вместе с галицийскими и познанскими евреями составило трехмиллионный центр, которому еще предстояло вести борьбу за превращение своего бумажного равноправия в действительное.
Имея в своем составе свыше десяти миллионов инородцев: украинцев, белорусов, немцев и евреев на общее население в тридцать миллионов, Польская республика представляла собою типичное «государство национальностей», которое должно было бы показать пример добросовестного исполнения своих обязательств по отношению к национальным меньшинствам согласно пунктам Версальского договора. Но польское общество показало пример обратного. Влиятельная часть его примыкала к партии ярых шовинистов, называвших себя национал-демократами («эндеки»), которая еще задолго до войны, под руководством Романа Дмовского, поставила главным пунктом своей программы беспощадную борьбу против еврейства в Польше. Эти наследники царской юдофобии играли крупную роль в первые годы новой республики и на практике ослабляли влияние либерального главы государства Пилсудского, бывшего члена польской социалистической партии. Еврейские партии, имевшие в первых польских парламентах (сейм и сенат) от двадцати до сорока депутатов, боролись против систематического нарушения равноправия, но антисемиты в центральном правительстве и местной администрации усвоили себе такую тактику, что борьба с ними была очень трудна: при формальном признании равноправия евреев их фактически вытесняли из различных отраслей хозяйственной жизни. Усилившийся в то время «этатизм» (государственная монополизация разных отраслей индустрии) отнимал заработок у десятков тысяч еврейских семейств, кормившихся около монополизованных предприятий, ибо в казенные предприятия евреи не принимались на службу, как на государственную службу вообще. Налоговая система, льготная для деревни и тягостная для города, сделала преобладающее в городах еврейское торговое население главным плательщиком государственных податей, что при общем сокращении торговых оборотов в отрезанной от огромного русского рынка Польше разоряло еврейское купечество. Особенно яростная борьба велась против еврейской профессиональной интеллигенции, успешно конкурировавшей в адвокатуре, медицинской практике и других свободных профессиях с польскими коллегами, примыкавшими в большинстве к эндекам. Чтобы убить эту конкуренцию в зародыше, антисемиты пустили лозунг нумерус клаузус для еврейских студентов высших учебных заведений и добились внесения в сейм проекта об ограничении их числа десятью процентами. Проект мог легко пройти в парламенте, но это открытое нарушение прав меньшинства вызвало тревогу за границей. Комитет еврейских делегаций и «Лига прав человека» в Париже обратили на это внимание Лиги Наций и французского правительства; сам премьер-министр Пуанкаре вмешался в дело, и антисемитский законопроект был снят с очереди (1923).
После переворота Пилсудского (май 1926 г.), отстранившего эндеков от власти, правительственный антисемитизм не выступал открыто, но состоявшая преимущественно из эндеков местная администрация продолжала притеснять евреев. Пока склонявшийся к фашизму маршал Пилсудский не парализовал деятельность сейма, еврейская парламентская фракция («коло») энергично выступала в защиту равноправия и соединялась с оппозицией из левых фракций и других национальных меньшинств. Борьба против экономического антисемитизма не ограничивалась политическими протестами, а проявлялась также в форме непосредственной самопомощи: кооперативы всех родов, кассы мелкого кредита, профессиональные союзы торговцев, ремесленников и фабричных рабочих и другие организации давали еврейской массе возможность выдержать давление государственного пресса.
От прежней России еврейская Польша унаследовала политическую дифференцированность. Наибольшую активность проявляли сионисты всех оттенков (из них почти сплошь состояла еврейская фракция в сейме и сенате), но внутри партии боролись правые и левые группы, общедемократические и социалистические. Строго классовый характер носила социал-демократическая партия Бунд, утвердившая свой центр в Польше после дезертирства многих его членов в России в лагерь большевиков. Сначала польский Бунд принял такой левый уклон, что не соглашался войти в реорганизованный Второй Социалистический Интернационал, казавшийся ему слишком умеренным (вошел туда только в 1931 г.). Не имея своих представителей в польском сейме, партия должна была ограничиваться профессиональной организацией еврейских рабочих, пропагандою в прессе (варшавская газета «Фолксцайтунг») и культурной работой. Ее заслугой является создание сети народных школ, где преподавание ведется на идише и в светском духе («Цишо» — «Централе Идише Шулорганизацие»). Довольно сильно был распространен и коммунизм среди учащейся и рабочей молодежи; эта «детская болезнь левизны» была реакцией на польский шовинизм и антисемитизм, отнимавшие у еврейской молодежи всякую возможность нормальной гражданской жизни. С другой стороны, усилились в польском еврействе и ортодоксальные течения. Организация «Агудас Исраель» принимала все более клерикальный характер «воинствующей синагоги», одинаково отрицающей и культурный и социальный прогресс. Положительную национально-культурную работу делали в Польше прогрессивные и демократические партии. После разрушения еврейских умственных центров в России, Варшава и Вильна, Львов и Краков стали главными литературными центрами восточного еврейства. Пресса всех направлений и разнообразная литератора (преимущественно на идише), научно-литературные кружки, лекции и рефераты, народный театр — все это свидетельствовало о еще не растраченном умственном богатстве при материальной бедности. В 1925 г. в Вильне учрежден был Еврейский научный институт (ИВО) для разработки всех областей еврейского знания в духе свободной «живой науки» и на народном языке. Расцвет его деятельности относится к 30-м годам.
Образовавшийся одновременно небольшой центр в независимой Литве пережил разные метаморфозы. Старая литовская столица, полуеврейская и полупольская Вильна, в течение двух лет после ухода немецких оккупантов переходила в руки то большевиков, то поляков, то литовцев. Когда же литовское правительство переместилось из Ковны туда с целью превратить Вильну в столицу «Великой Литвы», пришел польский генерал Желиговский со своей дивизией, захватил город (октябрь 1920 г.) и провозгласил там особую политическую единицу под именем «Средняя Литва» для того, чтобы в следующем году присоединить это фиктивное государство к Польше. Еврейское население в урезанной Литовской республике сократилось, таким образом, до 150 000 душ. Оно сначала получило все права национального меньшинства, с собственным Национальным советом (председатель С. Розенбаум) и министром по еврейским делам (М. Соловейчик) в составе правительства, и имело все данные для развития своей культурной автономии. Но наступившая вскоре политическая реакция (правительство Вольдемараса, распустившее сейм) погубила ранние всходы еврейской автономии. В 1923 г. были закрыты и еврейский Национальный совет, и особое министерство, а после государственного переворота (декабрь 1926 г.) было сокращено даже самоуправление еврейских общин. С прекращением деятельности парламента (сейма) на долгие годы евреи лишились трибуны, с которой их депутаты могли бы напоминать об обязательствах по отношению к меньшинствам. Впрочем, антисемитизм в Литве не имел тех злостных форм, как в Польше. Гражданское равноправие до известной степени соблюдалось, но нелегка была хозяйственная жизнь торгово-промышленного класса в стране, отрезанной от рынков Польши и России.
Из остальных «лимитрофных» государств, выделившихся из распавшейся России, балтийская Латвия сохранила еврейское население в 90 000 душ (на общее население в 1 900 000), из которого почти половина сосредоточена в Риге. Болезнь антисемитизма эта страна пережила в слабой форме (латышская партия молодежи «Перконкрустс»). Гражданское равноправие в общем не нарушалось. Соблюдалась также школьная автономия, в форме особого департамента с еврейским шефом в составе министерства образования. В Риге развилась еврейская пресса и появился театр на народном языке. А рядом маленькая Эстония (около 4000 евреев на население свыше одного миллиона) дала полную культурную автономию всем своим национальным меньшинствам (закон 1925 г.). Еврейское население получило свой выборный Культурный совет, заведующий преимущественно школьным делом.
Из государств, получивших приращение территории после войны, наиболее выиграла Румыния, которая всегда была родиной-мачехой для евреев. Она получила по мирным договорам 1919 и 1920 годов густонаселенные евреями провинции Буковину, Трансильванию и Бессарабию, так что численность ее еврейского населения дошла почти до одного миллиона. Зная по прежнему опыту о принятой в Румынии фикции превращения евреев в «иностранцев» для того, чтобы не давать им равноправия, Мирная конференция в Париже обязала Румынию предоставить «полные права всем евреям, живущим на ее старых и новых территориях и не состоящих подданными других стран». Однако румынское правительство не могло примириться и с этими новыми обязательствами. Когда в 1922 г. к власти вернулось квазилиберальное правительство Гамановой породы Братиану (министр-президент Ионель Братиану), возобновилась прежняя тактика: ложное толкование международных договоров во вред евреям и демонстрирование воли румынского народа, якобы не желающего равноправия «чужих». Для последней цели правительство разнуздало диких антисемитов из партии ясского профессора Кузы и давало им возможность несколько лет подряд терроризировать еврейское население. Инсценировались еврейские погромы и в старых и в новых владениях «Великой Румынии»: в Регате (старая Румыния), в отнятой у венгерцев Трансильвании, в бывшей австрийской Буковине и в русской Бессарабии. В Бухаресте, Яссах, Черновице, Клаузенбурге этим делом усердно занимались румынские студенты. Полиция была на дружеской ноге с погромщиками, а когда ясский префект вздумал помешать им, он пал от пули студента-антисемита Кодреану. Этого убийцу судили, но суд его оправдал, после чего он стал кумиром буйствующей молодежи (1925). Впоследствии он сделался вождем самой разнузданной юдофобской партии — «Железной гвардии», систематически терроризировавшей евреев. В декабре 1927 г. собравшиеся на конгресс в трансильванском городе Гроссвардейн (Орадеа-Маре) 5000 румынских студентов устроили здесь, а затем в Клаузенбурте (Клюй) жестокие погромы с разрушением синагог, избиением людей, ограблением лавок. Поднялись громкие протесты в Европе и Америке, и румынское правительство, добивавшееся займа в Соединенных Штатах, поспешило оправдаться: оно обещало впредь таких эксцессов не допускать. Братианова порода, конечно, не сдержала бы слова, если бы на смену ей не явилось новое правительство Маниу, вождя крестьянской партии царанистов (1928), которое впервые восстановило правовой порядок в стране произвола.
Неблагоприятно сложилась судьба некогда большого, а теперь урезанного еврейского центра в Венгрии. Как побежденная страна, вышедшая из войны с ощипанной территорией, Венгрия нашла повод излить свою досаду на оставшихся в ней евреях (450 000 душ): участие нескольких евреев в попытке коммунистической революции. Большевик Бела Кун, бывший министром иностранных дел в пятимесячном советском правительстве Венгрии, (март— июль 1919 г.), натворил немало бед на родине, а когда бежал оттуда в Советскую Россию и был назначен на видный пост в Крыму, прославился там как один из самых жестоких истребителей «буржуазии». За участие Куна и еще нескольких евреев в коммунистическом восстании венгерские евреи в следующие годы поплатились сотнями жертв реакционного террора, свирепствовавшего при диктатуре адмирала Хорти. Одичавший в войне офицер Иван Геяс организовал банды патриотов, под именем «Пробуждающиеся венгры», которые носились по всей стране, громили еврейские дома и синагоги в Будапеште и других городах и однажды бросили в большое еврейское собрание разрывную бомбу, убившую и ранившую многих. Этому террору, длившемуся несколько лет (1920-1923), реакционное правительство не ставило никаких препятствий. Когда расплата за Белу Куна кончилась, усилилось антиеврейское движение в мадьярском студенчестве, которое вместе с польским и румынским студенчеством составляло как бы союз деморализованной послевоенной молодежи. Оно требовало нумерус клаузус в высших школах, а когда правительство удовлетворило эти требования, аппетиты разгорелись и во многих университетах стали требовать еще большего сокращения числа еврейских студентов или даже полного их изгнания (нумерус нулдус). Эти требования подкреплялись избиением еврейских студентов и выбрасыванием их из аудиторий и лабораторий. Когда к совете Лиги Наций венгерскому министру просвещения напомнили о существовании международных гарантий прав меньшинств, он обещал исправить зло, но под давлением студенческого террора провел через парламент закон о нумерус клаузус в замаскированном виде (1928). Запуганное еврейское общество в его ассимилированных верхах очень слабо защищалось и против диких насилий, и против грубых нарушений равноправия. В своем патриотическом сервилизме оно дошло до того, что отказалось даже от прав национального меньшинства, следовательно, и от права апелляции к Лиге Наций.
Из новообразованных государств наиболее добросовестно исполняла свой долг перед национальными меньшинствами Чехословакия, страна Масарика. Но в этой стране, где числилось около 350 000 евреев, только половина их регистрировалась как национальное меньшинство, между тем как другая половина причисляла себя к еврейству только по религии, а по национальности к чехам, немцам или венгерцам — результат ассимиляции в прежней Австро-Венгрии. В Югославии (70 000 евреев), Болгарии (50 000) и Греции (75 000) постепенно организовались еврейские национальные меньшинства, где преобладали сефарды (особенно в Салониках). В сокращенной после войны Турции (160 000 евреев), где Кемаль-Паша насильственно европеизировал и в то же время национализировал население, еврейские нотабли Стамбула под давлением правительства отказались от прав национального меньшинства, так как под этим условием им было обещано гражданское равноправие. В еврейском населении малой немецкой Австрии (200 000 евр.), сконцентрированном в Вене и ее округе, еще слишком сильны были ассимиляционные традиции, чтобы оно могло целиком признать себя национальным меньшинством.
§ 5 Возрождение Палестины. От Бальфуровской декларации до арабских погромов 1929 года
Бальфуровская декларация о еврейском «национальном доме» в Палестине была опубликована в те самые дни, когда среди ужасов затянувшейся мировой войны Россия подпала под власть большевиков и в ней началась не менее кровопролитная Гражданская война. (Декларация была подписана 2 ноября 1917 г., а спустя пять дней, 7 ноября, или 25 октября по старому стилю, совершился октябрьский переворот). В следующие годы, когда миллионы евреев в России метались между террором большевиков и украинской резней, когда люди рвались вон из этого Содома красных и белых, мессианским призывом звучала английская декларация о национальном возрождении на исторической родине Израиля. Как только английская армия (при участии небольшого еврейского легиона) взяла Палестину и оккупационные власти разрешили въезд туда, из Восточной Европы пустились в путь тысячи восторженных пионеров, готовых строить родную землю. Но тут начались разочарования. Английские власти на первых порах допускали лишь немногих, так как страна не была подготовлена к большой иммиграции. Скоро энтузиастам нанесен был новый удар: испуганные перспективой еврейской Палестины, арабы демонстрировали свой протест уличными эксцессами в Иерусалиме, при которых было убито пять евреев (4-6 апреля 1920 г.). Английские военные власти, боясь раздражать арабов, не действовали против погромщиков с достаточной энергией и даже евреям запретили вооружиться для самозащиты, а когда организатор еврейского легиона Жаботинский нарушил запрет и стал во главе вооруженного отряда, его предали суду. Незадолго до того (29 февраля) арабская банда напала на еврейские колонии Метулла и Тель-Хай в Северной Галилее и убила шесть членов сельской коммуны (квуца), в том числе бывшего офицера русской армии и участника еврейского легиона при английской армии в Галиполи Иосифа Трумпельдора, выступившего в бой против арабов. В начале мая 1921 г. произошел второй погром в Яффе; здесь, между прочим, были убиты писатель И.Х. Бреннер и двое его товарищей. Так впервые перед изумленными взорами пионеров, думавших, что только в голусе есть еврейский вопрос, встал этот фатальный вопрос и в Палестине: как при арабском большинстве населения (до 700 000) обеспечить автономный «национальный дом» ев-
рейскому меньшинству, которое во время войны упало до 50 000 и только через десять лет возросло до 170 000? В 1922 г. Лига Наций утвердила английский мандат на Палестину, но скоро выяснилось, что в территорию мандата входит только западная полоса Палестины, между тем как вся область Заиорданья закрыта для еврейской колонизации. По политическим соображениям Заиорданье было отдано в управление арабскому эмиру Абдалле и признано чисто арабской территорией. Это крайне сузило площадь заселения, а еврейский верховный комиссар Герберт Семюэль (1920-1926), больше заботившийся об интересах Англии, чем евреев, всячески сдерживал темп колонизации даже в западной полосе, чтобы не вызвать неудовольствия арабов.
Несмотря на все эти препятствия, переселение в Палестину шло непрерывно. Заселялись и города и колонии. Возникший незадолго до войны малый пригород Яффы, Тель-Авив, превратился в 20-х годах в европейский город с сорокатысячным населением, исключительно еврейским (позже дошло до 150 000). Рядом со старыми колониями в Иудее и Галилее выросли сельские коммуны, или квуцот, для пионеров, хадуцим, в «Эмек-Израель», который они постепенно превратили в цветущий сад, каким он был в древности. Тут сделало чудеса то сочетание идеалов сионизма и социализма, которое выразилось в деятельности рабочих организаций («Ахдут гаавода», «Гапоэл гацаир» и др.). Весною 1925 года совершилось торжественное открытие Еврейского университета на исторической горе Цофим (Скопус) близ Иерусалима. То был эмбрион будущего национального университета, в котором на первых порах были открыты лишь несколько кафедр по еврейским и общим знаниям, но лозунг «Тора из Сиона» вызвал восторг в еврейском и частью даже в христианском мире.
Между тем рост колонизации не соответствовал широким планам строителей «национального дома». За десятилетие 1920-1930 гг. еврейское население Палестины доросло до 170 000, что составляло пятую часть всего населения. В начале 20-х годов ежегодно переселялись в Палестину до 10 000 человек, а когда в 1924-1925 гг. приток переселенцев усилился, особенно выходцами из Польши («третья алия»), и дал сразу прирост в 50 000 человек, маленькая страна не выдержала этого быстрого темпа. Началась безработица и обратная эмиграция в диаспору, так что в следующие годы еврейская иммиграция в Палестину упала с 15 тысяч в 1926 г. до 5000 в 1930 г. Но это только удвоило энергию сионистской организации. Широко развилась деятельность ее финансовых органов, двух фондов для покупки земель и строительства («Керен каемет» и «Керев гаесод»). Целая армия мешулахим нового типа объезжала весь земной шар для пропаганды и сбора денег. В практическую работу втягивались теперь и многие из несионистов, сочувствовавшие делу колонизации Палестины. В 1929 г. было реорганизовано «Еврейское агентство» («Jewish Agency»), которое в силу английского мандата состояло как совещательный орган при палестинском правительстве: раньше туда входили одни сионисты, а теперь были приняты туда и пропалестинские несионисты на условиях паритета. Таким образом, партийное дело превратилось в общенародное и шансы колонизации сильно поднялись. Все это, в связи с агитацией радикальных сионистов или «ревизионистов» из партии Жаботинского, требовавших «еврейское государство на обоих берегах Иордана», усилило беспокойство среди арабских патриотов, фанатиков панисламизма. В августе 1929 г. арабские банды произвели нападения на евреев в Иерусалиме и некоторых колониях, а в Хевроне и Сафеде устроили настоящую резню (были убиты десятки учащихся талмудической школы в Хевроне). От большинства колоний эти банды были отогнаны еврейскою самообороною. Арабский верховный комитет под руководством фанатичного иерусалимского муфтия выпустил лозунг: отмена Бальфуровской декларации о еврейском «национальном доме» и прекращение еврейской иммиграции.
Так в момент торжества сионизма как общенародного движения появилась грозная тень арабского террора. Оказалось, что трагедия странствующего Израиля не кончается у порога его исторической родины и что здесь есть свой голус — Израиль среди враждебных потомков Исмаила. Мечта о еврейском большинстве в Палестине и о еврейском государстве отодвигалась в даль будущего. И тем не менее порыв к возрождению еврейской Палестины не ослабел. Дан был лозунг: на арабский террор мы ответим основанием новых колоний! Скоро наступили события, которые, с одной стороны, дали огромный толчок делу колонизации Палестины (приток больших масс после германской катастрофы), но с другой — довели террор арабов до ужасающих размеров. Это относится к фатальному третьему десятилетию XX века, о котором речь впереди.
§ 6 Под игом диктатуры в Советской России
Величайший центр диаспоры в России распался, как распалось и все государство, порабощенное диктатурою большевиков. После отпадения Польши, Балтики и некоторых других окраин в Советской России осталось около двух с половиной миллионов евреев, которые были уравнены со всем населением в стране нового самодержавия, утвердившегося на штыках Красной Армии. Годами Гражданской войны и военного коммунизма Россия была доведена до полной нищеты и голода. Видя эти результаты своего «эксперимента», Ленин объявил перемирие в войне правительства против народа. В 1922 г. была введена новая экономическая политика (нэп), в силу которой часть торговой монополии государства была уступлена гражданам: крестьянству для продажи сельских продуктов и городскому населению для мелкого торгового посредничества под строжайшим государственным контролем. Совершенно разоренные еврейские торговцы получили возможность зарабатывать кусок хлеба, а потребители — есть хлеб не по голодным пайкам, выдаваемым советскими чиновниками. Но, ослабив на время экономическую войну против граждан, правительство не думало ослабить войну политическую. Инквизиционный аппарат страшной Чека, вскоре переименованной в ГПУ (Государственное политическое управление), терроризировал страну. Бесчисленные казни, заточения, ссылки всех политических противников, от прежних слуг царизма до опрокинувших царский режим социал-демократов и социал-революционеров, — таковы подвиги красного самодержавия. Бегство из зачумленной страны приняло чудовищные размеры. Все, что не хотело мириться с деспотизмом и рабством и могло бежать, уходило за границу, на бедственную жизнь политических эмигрантов. Евреев не было среди монархической эмиграции, но их было много среди демократических и социалистических эмигрантов, наполнивших Германию, Францию и другие страны Запада.
После смерти Ленина (1924) в России началась борьба «диадохов» за власть в империи большевизма. Особенно обострилась борьба вождя Красной Армии Троцкого и генерального секретаря партии большевиков Сталина. Борьба сводилась к тому, делать ли дальнейшие отступления от военного коммунизма или, наоборот, — распространить коллективизацию и на сельское хозяйство и усилить пропаганду мировой революции. Победило крайнее течение. Нэп был отменен, вольную торговлю снова начали преследовать, и десятки тысяч еврейских семейств лишились куска хлеба. Государство все забирало в свои руки, коммунизм выродился в государственный капитализм, а диктатура пролетариата в диктатуру над пролетариатом, над голодными, оборванными и порабощенными рабочими, среди которых была подавлена всякая оппозиция, всякий уклон от направления правящей группы, от официальной генеральной линии партии.
В этом царстве новых «тридцати тиранов» были обречены на медленную смерть многочисленные семейства еврейского среднего класса. По данным официальной статистики, в 1920-х годах в Советской России числилось около миллиона деклассированных евреев, которые не могли пристроиться в качестве служащих при государственной монополии торговли и индустрии. Эти люди были и политическими мертвецами, ибо как бывшие «буржуи» они были лишены избирательных и других политических прав (лишенцы) и до крайности были ограничены в личных правах: в хлебном пайке, в жилищной площади для семьи, в праве поступления в высшие учебные заведения. Ремесленники, или кустари, не работавшие в артелях, влачили жалкое существование. Только одна профессия, государственная служба, давала более или менее верный кусок хлеба, так как при режиме государственной монополии прежние служащие частных предприятий стали чиновниками, приказчиками «Госторга», сидельцами казенных лавок. Такие чиновники, от высших до низших, должны были прилаживаться к вкусам работодателей и симулировать большевистские симпатии, чтобы не подпасть под сокращение и не умереть с голоду. Московское правительство, видя медленное умирание сотен тысяч людей, им же экспроприированных, стало насаждать земледельческий труд среди евреев: оно отпускало всем колонистам земли в Крыму и других местах Южной России, где некогда колонизировало евреев царское правительство, и звало пионеров на Амур, к границам Китая (Биробиджан). Но все средства, затраченные на это дело правительством и американскими обществами помощи, привели к устройству на земле лишь очень малой части деклассированной массы, вытолкнутой из хозяйственной жизни.
Внутренняя жизнь евреев все более опустошалась. «Национально-культурная автономия» осуществлялась Еврейской секцией коммунистической партии (Евсекция), которая с рвением неофитов большевизма старалась превзойти даже своих русских товарищей в «отречений от старого мира», от всего исторического наследия еврейства. Делом рук Евсекции были гонения на еврейскую религию во имя общего принципа насаждения безбожия, закрытие многих синагог и превращение их в рабочие клубы, запрещение хедеров и иешив как публичных школ, запрещение печатать и распространять литературу на древнееврейском языке. Языковая автономия была ограничена обиходным идишем, для которого изобретена была новая орфография, где стерты все следы родства с древнееврейским языком. Все группы сионистов, даже социалистические, преследовались как «союзники английского империализма»; несчастных сионистов держали в тюрьмах и ссылали в Сибирь. Особая школа для евреев не имела в себе ничего еврейского, кроме языка преподавания; детям преподавали политграмоту, внушали им чувство классовой ненависти даже к отцам из «буржуазии», веру в единую догму марксизма по комментарию Ленина и отрицание всех национальных заветов еврейства. В общих учебных заведениях всех разрядов создавались боевые кадры комсомола (Коммунистический союз молодежи) и пионеров (малолетние кандидаты в такой союз) для борьбы за всемирную коммунистическую революцию. О свободной еврейской науке и литературе, конечно, не могло быть речи при слепом догматизме коммунистической церкви. При нескольких университетах (Москва, Киев, Минск) были основаны еврейские отделы и издавались на идише «академические» труды, пропитанные узкопартийными тенденциями. Литература совершенно завяла под игом инквизиторской цензуры. Еврейская пресса, как и общая, составляла монополию правительства. Три газеты на народном языке («Эмее» в Москве, «Штерн» в Харькове, «Октябрь» в Минске) издавались Евсекциями каждой области и предназначались для партийной пропаганды. Художественное творчество стало предметом «социального заказа»: власть заказывала автору написать рассказ или стихи на коммунистическую тему, и работа исполнялась, как шьется пара сапог по мерке. Преобладали невежество и бездарность, и, если показывалась искра таланта, она скоро гасла в атмосфере, лишенной кислорода свободы.
§ 7 Евреи в Германии и других демократиях Запада
Переход Германии от монархии к республике сопровождался лишь короткое время резкими качаниями политического маятника влево и вправо, пока он не установился на Веймарской конституции. После бескровной ноябрьской революции 1918 года президент республики социал-демократ Эберт употреблял героические усилия, чтобы спасти государство и от правой и от левой диктатуры. Германские полукоммунисты, или спартакисты, под предводительством Карла Либкнехта и Розы Люксембург (онемеченная польская еврейка), призывали к диктатуре пролетариата и провозглашению советской республики, но они были далеки от террористических методов русских большевиков. Оба вождя сами пали жертвами монархического террора: сопровождавшие их при аресте реакционные офицеры застрелили обоих под предлогом, что они пытались бежать (январь 1919 г.).
Несколько еврейских социалистов было замешано в баварской революции, кончившейся большой трагедией. Вождем революционеров в Мюнхене был известный социал-демократический публицист Курт Эйснер, который раньше за свою пропаганду прекращения войны долго томился в тюрьме и после освобождения сделался председателем Совета рабочих депутатов и министром-президентом эфемерной Баварской республики (ноябрь 1918 г.). В течение трех бурных месяцев еврей Эйснер управлял Баварией, спасая ее и от монархической реакции, и от коммунистической диктатуры, но под конец силы его не выдержали и он решил подать в отставку. Когда он с этой целью направлялся в ландтаг, он был убит выстрелом антисемитского студента графа Арко (21 февраля 1919 г.). Вскоре в Баварии захватили власть коммунисты и провозгласили советскую республику, которая продержалась только один месяц (от начала апреля до начала мая). Здесь тоже на фоне революции мелькает несколько трагических еврейских фигур. Талантливый литературный критик и публицист Густав Ландауер, давно мечтавший об очищающей революционной грозе в Германии, бросился в самое радикальное крыло социализма для борьбы с надвигавшейся правой реакцией, но он сделался жертвою правых террористов. Арестованный вместе с другими членами мюнхенского Совета рабочих депутатов, он был увезен в концентрационный лагерь и там зверски убит солдатами старой армии (2 мая). Другой участник неудачного коммунистического переворота в Баварии, Е. Левинэ, который в 1905 г. был замешан в русской революции и во время мировой войны вел пацифистскую агитацию, был расстрелян по приговору баварского военного суда (4 июня). После падения эфемерной советской республики, в Баварии наступила жестокая антисемитская реакция, из недр которой скоро вышли на арену Гитлер и группа национал-социалистов.
Между тем как в Баварии действовали евреи-радикалы, в Пруссии выдвинулись умеренные еврейские политики, принимавшие деятельное участие в восстановлении разоренной и униженной Германии: Вальтер Ратенау, как министр хозяйства и затем иностранных дел, и Гуго Преус, как автор проекта германской конституции, принятого Национальным собранием в Веймаре для всей республики. Эта Веймарская конституция, одна из либеральнейших в Европе, была так же ненавистна приверженцам старого порядка, как навязанный Германии Версальский мирный договор. Враги новой демократической республики в рядах старой армии и среди организованных антисемитов из партий «Фелькише» и национал-социалистов называли ее не иначе, как «Юденрепублик», еврейской республикой. Их бесило то, что в состав германского правительства входил еврей Ратенау, несмотря на то что он многое сделал для государства и во время войны и после нее. Из этих кругов вышли заговорщики, которые подстерегли Ратенау на одной из улиц Берлина и убили его среди бела дня (июнь 1922 г.). Они же попытались в ноябре 1923 г. произвести в Мюнхене кровавый путч под лозунгом марша на Берлин для свержения республиканского правительства. Бывший солдат германской армии Адольф Гитлер и бывший начальник штаба генерал Людендорф явились творцами этого восстания, которое не удалось тогда, но положило начало фатальному движению, погубившему республику спустя десять лет... В ту печальную осень, когда страна стонала от инфляции и других бедствий послевоенного кризиса, были и попытки антиеврейских погромов (в еврейском квартале Гренадирштрассе в Берлине), но республиканское правительство не допустило дальнейшего распространения эксцессов.
Веймарская конституция спасла Германию от диктатуры справа и от позора погромов. Вторая половина 20-х годов была коротким промежутком спокойствия в потрясенном государстве.
При свободном демократическом режиме эмансипация евреев казалась вполне завершенной — конечно, не в смысле национальном, ибо ассимилированное большинство германских евреев не признавало себя меньшинством национальным и не претендовало на внутреннюю автономию. Однако в пределах их религиозных общин все более расширялась та организация социальной и культурной деятельности, которая началась в предыдущую эпоху. Годовой бюджет 180-тысячной берлинской общины доходил до 15 миллионов марок. Общинные налоги взимались органами государственной власти. В западном еврействе германский центр еще сохранил некоторую гегемонию. Он значительно оживился в ту эпоху благодаря увеличению кадров последователей сионизма и притоку национальных сил из Восточной Европы. Интеллигентные эмигранты из разрушенного российского центра вносили свежую струю национальной энергии в западные общины. Еще твердо стоял на своей ассимиляционной позиции «Центральный союз германских граждан иудейского исповедания», признавая себя органической частью немецкого народа, но и он должен был признать притязания сконцентрированных еврейских масс Восточной Европы на права национальных меньшинств. Только из чувства ложно понятого патриотизма эта организация, подобно другим однородным ей на Западе («Альянс израэлит» в Париже, «Боард оф депютис» в Лондоне и др.), отказывалась участвовать в общенародном парижском Комитете еврейских делегаций, который в 1919 г. добился включения в мирные трактаты гарантий прав еврейских меньшинств и продолжал бороться за соблюдение их впоследствии. В августе 1927 г., на Цюрихской конференции еврейских парламентариев и делегатов разных организаций Европы и Америки, было решено преобразовать этот комитет в «Совет для защиты прав еврейских меньшинств» («Council for the rights of Jewish minorities») с центром в Париже и информационном бюро в Женеве, что послужило позже ядром Еврейского всемирного конгресса в тех же европейских центрах плюс Нью-Йорк.
Сионистское движение и заботы о судьбе братьев в Восточной Европе были также динамическим элементом в жизни французских, английских и американских евреев в те годы строительства после войны. Центральные комитеты бывших русско-еврейских организаций (например, «Общества распространения ремесленного труда» и «Общества охранения здоровья» — ОРТ И ОЗЕ) действовали теперь в столицах Запада. Самым близким к делу народного строительства стал самый далекий Запад — американские Соединенные Штаты. В первые годы после войны туда хлынул новый поток эмигрантов из Европы, задержанный раньше мировым катаклизмом. В 1921 г. в Соединенные Штаты попало 120 000 беженцев — осколки разбитого русско-еврейского центра, а в следующие три года туда эмигрировало свыше 150 000. Но с 1925 года, вследствие решения американского правительства, вся европейская иммиграция сильно сократилась, а с 1931 г. туда по официальной квоте допускались ежегодно лишь несколько тысяч евреев. С этого времени Соединенные Штаты перестали быть главным приемником еврейских эмигрантов, что было настоящей катастрофой для народа-странника. Но, перестав быть главным пунктом иммиграции, великая американская республика не перестала быть активной силой диаспоры, как количественно самый большой ее центр (свыше четырех миллионов в 1925 г., из коих больше полутора миллиона в одном Нью-Йорке). После распада российского центра еврейская колония в Америке становится деятельной сотрудницей европейской метрополии в деле национального строительства. Еще во время мировой войны в Нью-Йорке был учрежден «Объединенный комитет раздачи помощи», или «Джойнт» (сокращение слов Joint Distribution Committee), который во время Гражданской войны в России облегчал нужду сотен тысяч беженцев. В Польше, Румынии и других местах скопления бедствующих еврейских масс «Джойнт» постоянно стремился оказывать конструктивную помощь с целью восстановления разрушенного народного хозяйства. Европейский отдел «Джойнта» имел свой центр в Берлине (позже в Париже) и представительства в Варшаве и других европейских центрах.
Родная дочь восточноевропейской диаспоры, рожденная во время катастроф конца XIX века, еврейская Америка пришла на помощь своей матери в еще более катастрофические годы XX века. Обе связались и в деле строительства Палестины. Основанный в 1916 г. в Нью-Йорке «Американо-еврейский конгресс» («American Jewish Congress»), состоящий преимущественно из сионистов или пропалестинцев, был также деятельным сотрудником парижского Комитета еврейских делегаций и в политической работе. Его представители вошли в состав упомянутого Совета защиты прав еврейских меньшинств, а позже во Всемирный еврейский конгресс, реагирующий ныне, после нового переворота в Германии, на вызванную им небывалую эпидемию антисемитизма.