§ 8 «Германская революция» и катастрофа еврейства
Родина общественного антисемитизма к концу XIX века, Германия, спустя полвека завершила эту печальную историческую миссию созданием государственного антисемитизма. Антисемитская реакция 1880-х годов безуспешно добивалась официальной отмены еврейской эмансипации, а злая реакция 1930-х годов полностью осуществила идеал своей предшественницы путем диктатуры, которая разрушила все устои правового государства и связанную с ним эмансипацию евреев. Это совершили те, которые ныне с гордостью называют себя творцами «германской революции», как противоположности либеральной французской революции.
Новая вспышка злокачественной эпидемии антисемитизма совпала с усилением экономического кризиса, который охватил с 1929 года почти весь мир и привел в Германии к небывалой безработице (от пяти до шести миллионов людей в 1930-1933 гг.). Обезумевшие от нужды люди жадно прислушивались к речам демагогов справа и слева, национал-социалистов и коммунистов, которые сулили им спасение в кровавом перевороте, захвате власти и диктатуре. Под влиянием этой агитации миллионы избирателей стали посылать в рейхстаг депутатов-экстремистов, которые общими силами грозили задушить демократическую середину: социал-демократию и либеральный центр. На сентябрьских выборах 1930 года, которым предшествовали уличные драки между крайне правыми и крайне левыми, первые имели неожиданный успех: в рейхстаг прошли 107 национал-социалистов вместо прежней жалкой кучки в 12 депутатов. Семь миллионов немцев голосовало за партию, которая сулила народу избавление от безработицы и всякие другие блага путем освобождения от «версальского диктата» (мирного договора), уничтожения социал-демократов, коммунистов и главным образом евреев. Свое торжество партия ознаменовала в день открытия рейхстага (15 октября) битьем стекол в окнах роскошных универсальных магазинов в центре Берлина, считавшихся «еврейскими». Антисемитская пропаганда в стране приняла угрожающие размеры. На авансцене политической борьбы появилась фигура вождя новой партии: Адольфа Гитлера.
Австрийский маляр, или строительный техник, Гитлер впервые стал «фанатиком антисемитизма» (по его выражению) в венских кружках христианских социалистов из партии Луэгера. Он сам признается, что презирал Австрию, как пестрое «государство национальностей», и питал уважение к Германии, однородному национальному государству с воинственным кайзером во главе. Поэтому, когда вспыхнула мировая война, он добровольно вступил именно в германскую армию, где дослужился только до чина ефрейтора или фельдфебеля. Из окопов он вышел, после ноябрьской революции 1918 г. и кратковременного господства левых в Берлине, с бешеной злобой в душе против «ноябрьских преступников» и всех, кого считал виновниками поражения Германии: пацифистов, либералов, «марксистов» и пуще всего «интернациональных евреев». В это время ему попались в руки фальсифицированные «Протоколы сионских мудрецов», распространявшиеся в Германии реакционерами и антисемитами из армии и чиновничества. Упрощенный ум солдата принял эту подделку за чистую монету. Для него было ясно, что коварное еврейство, одновременно капиталистическое и «марксистское», руководствуясь резолюциями какой-то тайной масонской организации, задалось целью развратить народы своей прессой (а таковой он считал все либеральные и левые газета), проповедью пацифизма и демократизма. Гитлер становится во главе национал-социалистической рабочей партии, в программе которой одинаково извращены и национализм и социализм. Он требует свержения берлинского правительства, верного принципам Веймарской конституции, и осенью 1923 г. устраивает в Мюнхене вышеупомянутое восстание с целью похода на Берлин. Вследствие неудачи путча он попадает в тюрьму, где пишет свою книгу «Моя борьба» («Mein Kampf»), смесь автобиографии и страстной проповеди «учения» национал-социализма. Она была закончена после выхода Гитлера из тюрьмы по амнистии и редактирована его более литературными друзьями. С конца 20-х годов она стала распространяться в огромном числе экземпляров.
Редко можно встретить даже в юдофобской литературе такое сочетание антиеврейского с антигуманным, столько «фобства» вообще, как в этой книге. Это — настоящее «евангелие ненависти». Излагая свое мировоззрение, Гитлер предупреждает, что всякое мировоззрение должно быть нетерпимым, как религия. В основе его учения лежит идея расизма Дюринга и Чемберлена, доведенная до крайностей. Лингвистическая теория о различии между арийцами и семитами утверждается здесь как фундамент социальной этики. Народы оцениваются не по степени духовной культуры, а только по чистоте крови. У арийцев и семитов совершенно различная кровь, и смешение их опасно для арийских народов, где первое место отводится «северной» германской расе. Так опрокидывается вся лестница исторической эволюции: народы не идут от примитивного деления на расы к высшему делению на исторические культурные нации, а наоборот — их национальный характер определяется примитивным признаком расы; они делятся, как лошади, на породы чистокровных и смешанных. Человечество таким образом идет от гуманизма к бестиализму. «Высшая раса» творит и высшую культуру, которая выражается больше всего в военной мощи. Победить должен «меч господского народа» (Herrenvolk), а не «трусливый пацифизм». Сила не в праве, а наоборот — право в силе. Правовое государство должно быть заменено государством, которое управляется единою волей вождя, Führer’a. «Демократия есть грязный инструмент грязной жидовской расы». Ведь еврейство «никогда не обладало собственной культурой»; оно даже «никогда не имело своего государства на определенной территории и, следовательно, не могло иметь свою культуру (?)». Как нет равных людей, так нет равных народов, ибо все зависит от крови, расы. Лучшему народу лучшее место на земле. «Мир идет к великому перевороту. Вопрос только — к спасению арийского человечества или вечного жида?»
Брошенные в народные массы, все эти упрощенные идеи должны были производить действие зажигательных бомб. Тревожные годы приближения Гитлера к власти (1931-1932) прошли в непрерывных уличных столкновениях между национал-социалистами и нацистам и и коммунистами, часто доходивших до резни; травля против евреев приводила к погромам. В сентябре 1931 г., в праздник Рош-гашана, когда евреи возвращались из синагог, произошел погром в самом центре Берлина, на Курфирстендамм: прохожих евреев били, сбивали с голов праздничные цилиндры, разрушали еврейские кафе под крики: «Проснись, Германия! Пусть жид издохнет!» (Deutschland erwache, Jude verrecke!) Армией погромщиков командовал гитлерианец граф Гельдорф, сидевший в автомобиле и оттуда руководивший «боевыми операциями». С тех пор открытые выступления нацистов не прекращались. Они создали боевую армию под именем «штурмовые отряды» (SturmAbteilungen, S.А.), которые имели свою униформу — коричневые блузы со знаком свастики, или «гакенкрейц», на рукаве. Эти боевики, или штурмисты, имели свои казармы в разных пунктах Берлина. Здесь и на улицах пелись кровожадные песни о тех блаженных временах, когда разгорится «расовая борьба» и «жидовская кровь брызнет с ножа». Официально вожди партии уверяли, что они готовят «легальный переворот» путем победы на парламентских выборах, но часто проговаривались, что при этом будут «катиться головы» их политических противников.
Кого Юпитер хочет погубить, у того отнимает разум — и разум был отнят у демократического правительства Брюнинга, которое не замечало, что армия коричневых блуз готовит кровавый переворот. Казалось, что она удовольствуется борьбою с усиливавшейся партией коммунистов, с которыми велись ежедневные уличные бои, и не коснется основ Веймарской конституции. Дошло до того, что правое крыло партии «Центра», к которой принадлежал канцлер Брюнинг, вело переговоры с Гитлером об избирательном блоке. В марте 1932 г. Гитлер уже осмелился выставить свою кандидатуру на выборах президента республики против Гинденбурга. На этот раз он провалился, но шел дальше, уверенный в победе. Летом того же года прошло много нацистов на выборах в прусский ландтаг, прежнюю цитадель социал-демократов. Крайне правые торжествовали. Качнулся вправо и престарелый Гинденбург. Он неожиданно уволил правительство Брюнинга, назначив канцлером перебежчика из партии центра фон Папена, который тайно вел переговоры с Гитлером. А между тем безработица в стране росла, и отчаявшиеся массы все более прислушивались к речам Гитлера, Геббельса и других агитаторов, выступавших в многолюдных собраниях. На выборах в рейхстаг в июле 1932 г. нацисты получили огромное число голосов, так что фракция их в рейхстаге доросла до 229 депутатов.
Шумный марш Гитлера к власти завершился победою 30 января 1933 года, когда Гинденбург назначил его на пост рейхсканцлера. Скоро новое правительство показало свои когти. Рейхстаг был распущен (в конце февраля здание его было истреблено загадочным пожаром), были объявлены исключительные законы об отмене свободы собраний и прессы для всех партий, кроме нацистов. Правая рука Гитлера, прусский министр-президент Геринг, ввел в состав полиции штурмистов, в качестве «вспомогательных полицейских», и отдал приказ стрелять во всякого, кто осмелится выступить против нацистов. По тайным проскрипционным спискам арестовывались тысячи социал-демократов, пацифистов и интеллигентных евреев; многих расстреливали под предлогом, что они оказали сопротивление полиции при аресте или пытались бежать; других увозили в автомобилях (врачей под предлогом приглашения к больному) в казармы штурмистов, били и истязали до смерти, а трупы ночью выкидывали. Эти варфоломеевские ночи в феврале и марте дополнялись дневными налетами на улицы, густонаселенные евреями, где штурмисты били их до крови и часто грабили имущество (например, погром 9 марта на Гренадирштрассе в Берлине). Началось паническое бегство за границу: в Голландию, Бельгию, Францию и другие страны, и вскоре там узнали, что творится в Германии, где пресса была скована и где даже за частный разговор о происходящих тайных казнях жестоко наказывали, как за «распространение ужасающих слухов» (Greuelpropaganda). Пресса Европы и Америки подняла шум, раздались призывы к бойкоту германских товаров. Тогда нацисты задумали жестокую месть: от имени правительства был объявлен день бойкота евреев, 1 апреля 1933 г. В этот день в Берлине и в провинции на всех еврейских магазинах, у дверей бюро еврейских адвокатов, около вывесок еврейских врачей были наклеены плакаты (часто желтые, в память средневекового желтого знака) с призывами к бойкоту и надписями вроде: «Жиды всего света хотят уничтожить Германию». Снаружи стояли пикеты желторубашечников, не пропускавшие покупателей и клиентов. Главным руководителем по проведению дня бойкота был назначен нюрнбергский вождь нацистов Штрайхер, один из самых свирепых антисемитов, который в своем грязном листке «Der Stürmer» призывал к истреблению евреев, как вредной расы, занимающейся ритуальными убийствами и порчею германской крови путем смешанных браков.
После получения чрезвычайных полномочий от избранного под террором рейхстага, Гитлер стад полным диктатором Германии. В апреле 1933 г. изданы были первые законы о «неарийцах», каковыми признавались евреи, даже крещеные и потомки крещеных до третьего поколения (у кого бабушка или дед были евреями). Все лица этой категории, находящиеся на государственной службе, в том числе и профессора университетов, подлежали немедленному увольнению; врачи были исключены из больничных касс, адвокаты из адвокатского сословия, причем изъятия допускались только для участников последней войны. Толпа не дожидалась даже применения этих законов: врываясь в судебные и административные учреждения, в больницы и учебные заведения, она выгоняла оттуда еврейских адвокатов, чиновников, врачей и профессоров. Еврейские артисты, даже знаменитые, были выброшены из германских театров. В мае 1933 года на одной из берлинских площадей было устроено аутодафе для сожжения книг прославленных еврейских писателей, составляющих гордость немецкой литературы, начиная с Гейне и кончая новейшими, — это был символ очищения немецкой литературы от еврейского духа. «Арийские законы» превратили евреев, таким образом, из равноправных граждан в касту отверженных, париев. Удар почувствовали не только полмиллиона германских евреев, но и сотни тысяч давно оторванных от еврейства, смешавшихся с немцами путем крещения и семейного родства. Для них новые законы были тяжелою карою за грех еврейского происхождения. У ассимилированного большинства немецких евреев, признававших себя евреями по религии и немцами по национальности («Центральный союз немецких граждан иудейского исповедания»), арийские законы отняли сразу и гражданство и национальность. Менее пострадали морально национальные евреи и сионисты, которые в своем органе (Jüdische
Rundschau) выкинули гордый лозунг: «Носите с гордостью желтое пятно!» (намек на бойкот 1 апреля).
Паника и бегство за границу приняли колоссальные размеры в течение лета 1933 года: до сентября в разных странах оказалось около 70 000 эмигрантов, из которых большую часть составляли евреи. Теперь весь свет узнал об ужасах тюрем и концентрационных лагерей, где томились противники «тоталитарного государства», о мученичестве оставшихся в Германии евреев и полуевреев. Во многих столицах Европы и Америки устраивались комитеты для бойкота германских товаров, что скоро отразилось на экспорте из страны Гитлера. Над заголовками еврейских газет печатались призывы: «Помните, что сделали нам в Германии!» Антигерманские манифестации происходили в Париже, Лондоне, Нью-Йорке и других столицах. В октябре раздались громовые речи против германского режима в Лиге Наций; Лига единодушно заклеймила возрождение варварства и назначила особого комиссара для организации помощи его жертвам, эмигрантам. Тогда оскорбленная Германия заявила о своем выходе из Лиги Наций, где ей теперь действительно не было места; устроенный по этому поводу плебисцит в Германии дал за выход 40 из 44 миллионов голосов — результат, явно достигнутый террором нацистов.
Освободившись от оков всемирного союза пацифистов, Германия вернулась к старому милитаризму. Вопреки Версальскому договору, она стала тайно вооружаться, а потом это-делалось и явно. Быстрая расправа с внутрипартийной оппозицией (убийство Рема и его друзей 30 июня 1934 г.) и смерть Гинденбурга (в июле) сделали Гитлера единственным вождем. В 1935 г. он уже почувствовал себя настолько прочным в своей диктатуре, что ввел всеобщую воинскую повинность без согласия других ситнатаров Версальского договора, а потом аннулировал Локарнский договор и ввел свои войска в демилитаризованную зону пограничной Рейнской области, чтобы нагнать страх на Францию и Бельгию. 15 сентября 1935 г., в специально созванном рейхстаге национал-социалистической партии в Нюрнберге, была провозглашена «расовая конституция», состоящая из двух отделов: «Закон о праве на государственное гражданство» и «Закон для защиты германской крови и германской чести». В первом законе установлено, что гражданином Германского государства может быть только подданный «немецкой или родственной крови», остальные же суть только «государственные подданные» (Staatsangehörige). Второй закон, исходя из принципа «чистоты немецкой крови», запрещает браки между евреями и немцами, а заключенные браки объявляет недействительными; запрещаются также внебрачные отношения евреев с немцами; евреи не имеют права держать в домашнем услужении немецких женщин моложе 45 лет. Нарушители этих запретов караются принудительными работами или тюремным заключением. Процессы об «осквернении расы» (Rassenschande) стали отныне обычными в германском суде. Разрушались самые тесные семейные узы, разлучались жены, мужья и дети в семьях от смешанных браков. Многие арийцы вынуждены были разводиться с женами-еврейками, чтобы не лишиться государственной службы.
Объявляя «Нюрнбергские законы», эту декларацию бесправия и неравенства людей, основными законами «третьей империи», Гитлер в своей речи прибавил, что отныне евреи могут жить своей особой жизнью, не боясь эксцессов и «отдельных акций» (перед этим, в июле 1935 г., был новый погром в центре Берлина), но нацисты не могли отказаться от методов террора. Тысячи евреев томились вместе с левыми в тюрьмах и концентрационных лагерях, где многие издевательством и пытками доводились до самоубийства. Несмотря на непрерывное бегство евреев из Германии, травля остающихся продолжалась. Вдохновитель «Нюрнбергских законов» Штрайхер распространял свой погромный листок «Штюрмер» в сотнях тысяч экземпляров. Там в словах и картинах изображались мнимые преступления евреев: ритуальные убийства, обесчещенье немецких женщин и тому подобные выдумки с порнографическими комментариями. Эта «литература» рассылалась по школам, дети жадно ее читали и писали в редакцию «Штюрмера» письма с клятвами, что отныне они будут ненавидеть евреев. Между прочим, там были помещены картины, как немецкую девушку и еврейского юношу водят по улицам города с плакатами на груди и надписями: «Я обесчещена евреем» или «Я обесчестил немку». В Берлине и многих других городах вся эта грязная литература выставлялась на углах улиц в особых «штюрмеровских ящиках» для чтения прохожими. На стенах домов наклеивались плакаты с надписями: «Евреи — наше несчастье». На вокзалах городов и особенно курортов висели объявления: «Евреи тут нежелательны»[37]. Так травили еврея на каждом шагу, ставя его в положение человека, окруженного сворою бешено лающих собак.
Гнев, кипевший в тысячах еврейских душ, вооружил руку слабого юноши, студента швейцарского университета Давида Франкфуртера, который в начале февраля 1936 г. убил гитлеровского агента в Давосе, Густлофа. Невольный террорист объявил на допросе, что он хотел этим демонстрировать протест еврейства против гнусного издевательства над ним в Германии. Боялись ужасной мести со стороны германского правительства, но приближалась Всемирная олимпиада в Берлине, и власти «третьей империи» имели основание опасаться, что в случае новой расправы над евреями Олимпиада будет многими иностранцами бойкотироваться. Месть отсрочили, но швейцарское правительство было предупреждено, что Гитлер ждет жестокой кары за убийство его агента. Под этим давлением кантональный суд в Хуре приговорил к 18 годам каторги юношу, который шел на акт террора как на жертву (декабрь 1936 г.). В том же году буквально принес себя в жертву другой еврей, который не мог перенести равнодушие мира к мученичеству братьев в Германии. 2 июля 1936 г. в Женеве, в зале заседаний Лиги Наций, во время обсуждения политических вопросов, раздался выстрел в ложе журналистов: застрелился Стефан Люкс (Lux), эмигрировавший из Германии журналист; в портфеле самоубийцы нашли несколько писем, из которых одно было адресовано английскому министру иностранных дел Идену, представителю Великобритании в Лиге Наций. То был крик истерзанного сердца: почему правительства молчат, когда на их глазах совершается перманентное преступление, издевательство над сотнями тысяч культурных людей? Жертвенный акт Люкса был символом: за невозможностью бороться с врагами человек принес в жертву самого себя перед ареопагом правителей, который должен был бы олицетворять мировую совесть.
Но совесть лучшей части человечества оказалась бессильною против бессовестности худшей его части, враждебной к пацифистским идеалам Лиги Наций. В той самой сессии Лиги в Женеве, где раздался выстрел Люкса, обсуждался жгучий вопрос об отмене санкций против Италии за ее нападение на Абиссинию, и Союз народов, поклявшихся не нападать друг на друга, должен был признать свое бессилие против члена, нарушившего эту клятву. В этот момент перед Европою впервые предстала опасность двух коалиций: фашистской итало-германской против демократической англо-французской, что неминуемо должно было привести к новой мировой войне. Для положения евреев в Германии эта перспектива оказалась фатальной: чувствуя поддержку со стороны Муссолини, германские нацисты могли смелее вести свою политику истребления евреев. Они не довольствовались этой работой у себя дома, но растянули сеть этой пропаганды по всему свету. Как московское правительство создало Коммунистический Интернационал, Коминтерн, так берлинское правительство организовало национал-социалистический интернационал, Нацинтерн, но делало это тайно, через своих многочисленных агентов во всех частях света.
Экономическое разорение евреев в Германии шло быстрыми шагами. Систематический бойкот еврейской торговли, возведенный чуть ли не в закон (за покупку товаров в еврейской лавке чиновники часто увольнялись со службы), заставлял владельцев предприятий, особенно в провинции, продавать их за гроши арийцам; газеты то и дело с торжеством извещали, что такие-то крупные предприятия «перешли в арийские руки». Разоренные купцы бежали из малых городов в Берлин и другие крупные центры и ложились бременем на благотворительность местных общин. Оставался один путь спасения от разорения и террора: бегство за границу. Оно началось с первого дня прихода Гитлера к власти и продолжалось непрерывно. За четыре года (1933-1936) из Германии эмигрировало 110 000 евреев; 1937 год довел эту цифру приблизительно до 130 000, так что за пять лет покинуло Германию около четверти ее еврейского населения. Треть всей эмигрантской массы устроилась в Палестине, остальные рассеяны по Европе и Америке. Но и эмигрантов не выпускали из Германии без предварительной экспроприации, хотя и частичной: в пользу государства конфисковывалась у состоятельных людей приблизительно треть их капиталов на покрытие податного дефицита. Десятки тысяч непристроенных эмигрантов бродят еще по свету, и назначенная Лигой Наций комиссия помощи беженцам не может справиться с их ужасной нуждой.
Около 400 000 евреев остается еще ныне (к началу 1938 г.) в гитлеровской Германии. Это—люди обреченные. Потрясающее впечатление производит последняя резолюция «Представительства евреев в Германии» («Reichsvertretung der Juden», январь 1938). Вожди обреченных признают, что они видят свою главную задачу в подготовлении масс к переселению, но не от них зависит допущение переселенцев в другие страны; они обращаются с призывом к правительствам Палестины и Америки принять во внимание положение германских евреев и допустить их в большем числе, чем это установлено строгими иммиграционными законами. К германскому же правительству еврейские представители обращаются со следующей мольбой: «Значительная часть престарелых евреев не способна к переселению и вынуждена окончить свои дни в Германии. Чтобы они не пали бременем на общественную благотворительность, нужно им дать возможность сколько-нибудь зарабатывать. После того как евреи исключены из государственной, культурной и общественной жизни, а также из всех видных хозяйственных позиций, мы просим имперское правительство приостановить дальнейшее ограничение евреев в добывании средств к существованию. Мы надеемся также, что переселенцам и их семействам не будет запрещено поддерживать сношения с оставшимися в Германии». Правительство Гитлера ответило на эту мольбу тем, что закрыло на месяц опубликовавшие резолюцию еврейские органы печати.
В марте 1938 г. к судьбе германских евреев были приобщены двести тысяч их братьев в немецкой Австрии. Одним ударом Гитлер разрубил гордиев узел вопроса об «Anschluss» — объединении немецкой Австрии с Германией: 11 марта германская армия и штурмовые отряды нацистов вступили в Австрию и без сопротивления оккупировали Вену и другие города, а через два дня туда прибыл Гитлер и провозгласил Австрию с ее шестимиллионным населением частью Германии. Начался разгул штурмистов в Вене, еще более варварский, чем пятью годами раньше в Берлине после прихода их вождей к власти. Мирное еврейское население было обречено на разгром. Штурмисты и просто грабители врывались в еврейские дома и торговые заведения, производили обыски, конфисковывали или просто отнимали деньги, ценные вещи и товары, а владельцев частью избивали, частью отправляли в полицейские участки. Президент венской еврейской общины Фридман был арестован, касса правления забрана, а само здание общины превращено в казарму для штурмистов. Евреи были объявлены бесправными, как в Германии. На многих магазинах появились вывески: «Еврейская торговля», «Не покупайте у евреев!» Адвокатам была запрещена практика, за исключением тех, которые могут доказать, что они практиковали до 1914 года. Знаменитый творец «психоанализа», престарелый Зигмунд Фрейд, был подвергнут домашнему аресту и не может покинуть Вену. Лидер сионистов Штрикер и еще некоторые политические деятели отправлены в концентрационный лагерь. Над интеллигенцией особенно издевались: многих посылали целыми отрядами для очистки улиц и для исполнения самых грязных работ под наблюдением надсмотрщиков-штурмистов. В Вене среди евреев пошла настоящая эпидемия самоубийств: люди, сразу потерявшие возможность существования, убивали себя, иногда целыми семьями. На венских еврейских кладбищах часто бывало около ста погребений в день, причем прессе запрещалось сообщать об этом; среди трупов были, несомненно, и жертвы нацистских варфоломеевских ночей, как раньше в Берлине. В настоящий момент террор еще продолжается...[38]
Таким образом, на наших глазах быстро разрушаются два древних центра еврейской диаспоры: Германия и Австрия, теперь объединенные в «Великогермании». Уже сейчас вопли австрийских беженцев носятся по Европе и Америке. Еще остающиеся под властью нацистов 600 000 евреев обречены на вымирание или на рассеяние по земному шару.
§ 9 Эпидемия нацизма в Восточной Европе
Эпидемия нацизма шла из Германии, поражая прежде всего те страны, где для нее была подготовлена почва. Она не могла еще проявляться там в тех крайних формах, которые сделали из германского переворота открытый бунт против всех идеалов XIX века, но частично, особенно в деле усиления агрессивного антисемитизма, она действовала губительно. Наиболее восприимчивою к заразе в этом отношении оказалась Польша, где старая антисемитская партия национал-демократов, или эндеков, в такой же мере фальсифицировала демократию, как германские национал-социалисты—социализм, а обе партии одинаково извращали идею истинного гуманного национализма. Антисемитская бацилла гнездилась даже в менее вирулентной форме в правительственной партии маршала Пилсудского, так называемой «санации», которая, однако, не могла санировать Польшу и ее правящие круги от шовинизма и пренебрежительного отношения к еврейству. Сам Пилсудский в последние годы жизни значительно подвинулся вправо. Он первый из европейских правителей решился заключить пакт о ненападении с гитлеровской Германией (1934), когда еще не остыл гнев свободных народов против кровавых дел желторубашечников. В том же году был любезно принят в Варшаве германский министр пропаганды Геббельс, которому дали возможность прочесть лекцию в польском университете, а потом частым гостем польского правительства стал Геринг, который похвалил Пилсудского, как «достойного партнера Гитлера». Конечно, эта похвала была преувеличена: Пилсудский не был способен ни на полный разгром демократии, ни на антиеврейский погром в духе нацизма. Пока он жил, он сдерживал буйные страсти эндеков, рвавшихся в бой против евреев. Но как только он умер (май 1935 г.), для польских евреев настала пора жестоких преследований.
Легальный поход против евреев подготовлялся еще раньше. Во время сессии Лиги Наций в Женеве, в сентябре 1934 г., польский министр иностранных дел Бек удивил членов Лиги заявлением, что Польша считает для себя необязательными статьи мирных трактатов о защите прав национальных меньшинств до тех пор, пока они распространяются только на государства, образовавшиеся или преобразованные после войны, а не на всех членов Лиги Наций. Он объяснил это мотивом чести и достоинства Польши, забыв, что, кроме чести, есть еще честность, обязывающая исполнять подписанные международные договоры. Это был первый удар по авторитету Лиги Наций. Умысел, конечно, тут был другой. Польское правительство хотело оставить себе свободные руки по отношению к украинцами, евреям и другим меньшинствам, составлявшим треть ее населения. В польском обществе в это время созрел план разрешения еврейского вопроса путем полной или частичной «эвакуации» евреев, путем массовой их эмиграции. Разногласие было только в методах: партия эндеков добивалась этого путем репрессий, бойкота еврейской торговли и даже террора (последний входил в программу радикального крыла партии: «народных радикалов» или сокращенно «нара»), между тем как правительственная партия стремилась к тому же легальными путями: ограничением гражданских прав евреев и сужением сферы их экономической деятельности, пропагандою бойкота еврейской торговли и легализацией этого бойкота. Эндеки и нара мечтали об изгнании евреев из Польши, а «санаторы»-пилсудчики — о постепенном вытеснении их из гражданской и хозяйственной жизни. Польский министр Бек не постеснялся выступить в Женеве перед Лигой Наций с предложением принять во внимание, что в Польше живет трехмиллионная еврейская масса, которая вследствие переполнения городов особенно нуждается в эмиграции для того, чтобы дать место малоземельному крестьянству, переходящему из деревни в город для мелкого торга. В варшавском сейме об этом говорили откровеннее: три миллиона евреев, десять процентов всего населения, слишком обременительны для такой бедной страны, как Польша. Еврейские депутаты напрасно напоминали о первой статье конституции, гласящей, что «Польская республика есть достояние всех ее граждан». Правые открыто противоставили этому принцип «Польша для поляков», а другие политики делали это прикровенно. Антисемитская печать развила небывало резкую пропаганду, без всякой помехи со стороны цензуры. Через месяц после смерти Пилсудского произошел большой погром в Гродно (июнь 1935 г.): много еврейских квартир и лавок было разрушено, много избитых и раненых. Когда дело дошло до суда, то прежде всего приговорили к тюремному заключению оборонявшихся евреев, а потом уже вынесли более мягкий приговор погромщикам. С тех пор по всей Польше пошла полоса погромов, в которых была видна рука сильной организации.
1936 год был сплошь погромным. Эксцессы были тесно связаны с системой бойкота еврейской торговли, допускавшейся властями. На этой почве произошел, между прочим, кровавый погром в местечке Пшитык, близ Радома (10 марта). Крестьяне соседних деревень, подстрекаемые эндеками, приехали на своих телегах на базар и опрокинули там стойки с товарами еврейских торговцев. Евреи оказали сопротивление и стали гнать с рыночной площади буянов, которые в испуге пустились бежать на своих телегах обратно в деревню. Тогда вмешалась полиция и вернула крестьян на рынок. Поощренные сочувствием полиции, крестьяне врывались в еврейские дома, грабили, а местами убивали. Некоторые евреи оборонялись, а один юноша выстрелил через окно, чтобы отпугнуть нападавших, причем был убит один из погромщиков. После окончания битвы были произведены аресты среди нападавших и защищавшихся, а когда дело дошло до суда, погромщики (даже убийцы целой семьи) были частью оправданы «за недостатком улик», частью приговорены к легким наказаниям, между тем как оборонявшихся евреев приговорили к многолетнему тюремному заключению. Такое отношение властей и суда поощряло пропаганду погромов, к которым эндеки открыто призывали в своей прессе. Нападения на евреев приняли эпидемический характер. Правительство запретило еврейским газетам употреблять слово «погромы», чтобы не ронять престиж Польши за границей, и газеты могли употреблять только слово «происшествия» (Geschehnissen) даже в сообщениях о кровавых погромах, но читатели уже понимали этот условный термин. Правду о таких «происшествиях» можно было, впрочем, узнать из обращенных к правительству запросов еврейских депутатов в сейме или сенате.
Сам премьер-министр Складковский должен был в сейме открыть правду, что в одном Белостокском воеводстве было отмечено 348 «антиеврейских выступлений» в 1936 году. Что же предпринимало правительство для прекращения этих разбоев? На запросы еврейских депутатов сейма министр ответил: «Бить евреев нельзя, но бойкотировать — сколько угодно» (owszem). Это крылатое слово облетело всю страну, как официальное разрешение бойкота, но наивный министр сам не рассчитал, к каким последствиям приведет его слово. Пошла бесконечная полоса «происшествий»: отряды польской молодежи, организованные партией эндеков и особенно ее хулиганским крылом наровцев ставят пикеты у еврейских магазинов и даже мелких лавочек или стоек (страганы) на рынках и не допускают туда христианских покупателей, причем полиция им не мешает во имя свободы бойкота; но эти пикеты неизбежно вызывают столкновения, которые весьма часто кончаются эксцессами. Так получается перманентный погром. Газеты часто сообщают об избиениях евреев на улицах, о бросании камней или петард в окна еврейских магазинов и тому подобных насилиях. Крик ужаса вырвался у еврейских депутатов сейма и сената в воззвании к еврейскому народу (конец июня 1936 г.): «Мы стоим в огне беспримерной, неравной борьбы. Нет безопасности жизни, здоровья и имущества еврейского населения, нет для нас даже права на самозащиту. Хозяйственный бойкот, осуществляемый грубейшим способом, доводит еврейское население до полного разорения и деклассирования».
Правительство не реагировало и на «избиение младенцев», еврейской молодежи в высших учебных заведениях. В течение целого ряда лет прочно установился такой «порядок учебного года» в Польше. Осенью собирается польская академическая молодежь, освеженная притоком новых студентов, только что кончивших среднюю школу, где учителя снабдили их достаточным запасом юдофобии в дополнение к полученному в родительском доме. Молодая энергия человеконенавистничества бьет ключом и изливается на головы еврейских студентов, которых бьют палками и кастетами в стенах университета, выгоняют из аудиторий, сбрасывают с лестниц, часто тяжело ранят и калечат. Буянов обыкновенно не усмиряют (из уважения якобы к университетской автономии полицию в здание не пускают), а только иногда закрывают школу на несколько дней, с тем чтобы после открытия началась новая кампания. Избитые, часто окровавленные, еврейские студенты не сдаются: с опасностью для здоровья и жизни они являются на лекции и проходят учебный курс с тем же усердием, с каким их польские «товарищи» проделывают курс бокса на их спинах. В последнее время буяны придумали новую тактику: они требуют, чтобы еврейские студенты сидели не рядом с польскими, а на особых скамьях с левой стороны аудитории (левизна есть наихудший порок для реакционного польского студенчества), как бы в особом академическом гетто. Возмущенные еврейские студенты резко протестуют против этого рецидива средневековья и не садятся на особые скамьи, а так как их не пускают на общие скамьи, то им приходится стоять у стен во время лекций, что опять приводит к столкновениям и избиению беззащитного меньшинства. Министерство просвещения, от которого буяны требовали легализации гетто, долго не решалось на меру, которая явно была бы грубым нарушением конституционного равенства, но к началу нового академического года (1937-1938) министр придумал выход из трудного положения: он разрешил ректору каждого учебного заведения поступать по своему усмотрению в деле распределения учащихся по скамьям. Большинство ректоров решило вопрос в пользу гетто, и только немногие прогрессивные профессора воспротивились этому. Евреи продолжают стоять на своих «постах», и позорнейшие насилия в высшей школе не прекращаются[39]. Протесты многих университетов Европы и Америки против варварства в храме науки не подействовали на польских жрецов, и новому варварству не видно конца.
Общественная атмосфера Польши отравлена. Отравленные души бушуют и в школе и на улице. 1937 год принес евреям, кроме множества мелких эксцессов, несколько кровавых погромов, из коих наихудшие были в Брест-Литовске и в Ченстохове (май и июнь). В обоих случаях страсти разгорелись из-за случайной драки поляка с евреем, кончившейся печально для поляка. В Бресте молодой мясник убил полицейского, пришедшего для контроля в мясную лавку, а в Ченстохове другой еврейский мясник убил в споре нетрезвого польского носильщика. Об умышленном убийстве не могло быть и речи, и, если бы жертвою был еврей, дело пошло бы в суд. Но так как пострадал христианин, то решено было разгромить все еврейское население. В Бресте были разрушены и разграблены сотни еврейских домов и лавок, несколько десятков евреев было тяжело или легко ранено. В Ченстохове готовилась такая же месть всей еврейской общине за одного из ее среды, но вследствие вмешательства властей погромщики ограничились поджогом нескольких еврейских магазинов, битьем стекол во многих домах и избиением прохожих евреев. Опять протестовала еще не зараженная расовой ненавистью часть Европы, а Польша молчала и продолжала дело, которое должно вести к заветной цели антисемитов: эвакуации еврейства.
Эта эвакуация стоит теперь в порядке дня польской политики. Недавно глава правительственной партии «Озон» (Объединенный национальный лагерь) заявил, что в программу партии массовая эмиграция евреев входит как единственный способ разрешения еврейского вопроса. Польская деревня по этой программе должна завоевать еврейский город и «отнять у чужих» торговлю и ремесло. А вице-премьер Квятковский подтвердил, что нужно полонизировать города и усилить эмиграцию «непольских элементов». Подобные заявления в устах вождей республики, состоящей членом Лиги Наций, были бы невозможны в 20-х годах, но перестали вызывать возмущение в 30-х, после распространения германской заразы.
Прямое действие германской эпидемии обнаружилось в последнее время в другой стране, Румынии, восприимчивой, как и Польша, к психозу антисемитизма. Здесь гитлеризм окрылил надежды ярых юдофобов из партий профессора Кузы и погромщика Кодреану («Железная гвардия»). Они объявили себя сторонниками нацизма и обещали применять его методы по отношению к евреям, как только придут к власти. Это было достигнуто в конце декабря 1937 года путем различных выборных махинаций, которые побудили, короля Карла назначить министерство из представителей христианско-социальной партии, руководимой Кузой и Октавианом Гогой. С первого же дня министр-президент Гога объявил, что центральным пунктом его политики будет борьба с еврейством во имя принципа «Румыния для румын». Эта борьба должна вестись в духе старой румынской тактики причисления евреев к иностранцам: нужно проверить права всякого еврея на «натурализацию», или румынское гражданство, так как по сведениям правительства в страну «прокрались» во время войны и в первые годы мира около полумиллиона евреев из России, Польши и других стран. А впредь до проверки правительство Гоги немедленно декретировало ряд репрессивных мер, прямо заимствованных из программы германского расизма: закрыть крупнейшие либеральные газеты в Бухаресте под предлогом, что в них участвуют евреи; запретить румынским женщинам моложе 40 лет служить в еврейских домах; исключить всех еврейских врачей из больничных касс; подготовить исключение всех еврейских адвокатов из адвокатского сословия, а пока запретить им выступление в суде; подготовить румынизацию торговли и промышленности путем удаления оттуда евреев, и еще множество таких репрессий, изданных только в течение первой половины января 1938 года. Еврейская пресса в Румынии была вся закрыта, чтобы за границей не получали сведений без официального освещения.
Это открытое объявление войны и немедленный приступ к военным действиям вызвали панику среди евреев. Тысячи людей стали покидать страну антисемитской диктатуры, но соседние страны из опасения наплыва эмигрантов поспешили закрыть свои границы. Крик возмущения пронесся по всему миру, кроме страны нацизма и эндекской Польши, где приветствовались быстрота и натиск румынских единомышленников. За дело борьбы с врагами взялись еврейские организации Европы и Америки. В Лигу Наций поступил ряд меморандумов от Всемирного еврейского конгресса в Париже, Женеве и Нью-Йорке, от «Альянс Израэлит» в Париже и от «Комитета еврейских депутатов» в Лондоне, где документально доказаны нарушение договорных обязательств со стороны румынского правительства и лживость его довода о полумиллионе иностранных евреев в Румынии (на деле речь может идти о паре десятков тысяч). Еврейский протест был поддержан Францией, Англией и Америкой. В очередной сессии Лиги Наций (в конце января) приехавшему в Женеву румынскому министру иностранных дел пришлось изворачиваться всякими хитростями, чтобы отсрочить неприятную для его правительства резолюцию; все петиции и меморандумы были переданы в особую комиссию для подготовки доклада к следующей сессии. Но скоро случилось неожиданное: после шестинедельного управления министерство Гоги с позором провалилось: король спохватился, что он зашел слишком далеко в потворстве правой диктатуре, что ему грозят международные неприятности и финансовые затруднения, так как начались уже бегство капиталов из страны и ликвидация крупных еврейских предприятий, а за границей уменьшились шансы на получение займа (даже румынская валюта пала на бирже). Министерство Гоги ушло в отставку, а новое правительство, куда вошли некоторые либеральные министры, поспешило отменить все безумные декреты Гоги, хотя и заявило, что будет проводить политику румынизации индустрии и проверку натурализации евреев. Новый «Гаман га’Агаги» пал, потому что, подобно своему библейскому предшественнику, слишком поторопился, потребовав «истребления евреев в один день». Впрочем, в Румынии еще осталось немало Гаманов, взоры которых обращены в сторону гитлеровской Германии... Из остальных стран Европы угрожаемыми по германской заразе можно считать пока лишь немногие, и ближайшее время покажет, насколько эти опасения оправдаются.
§ 10 Замкнутый центр в Советской России
Единственная страна, где пропаганда антисемитизма официально запрещена, это Советская Россия. Но здесь запрещено не только это вредное движение, натравливающее одну часть населения против другой и деморализующее народ, — здесь упразднена главнейшая основа общежития: свобода, и это роднит большевистскую Россию с нацистской Германией, левую и правую диктатуру. Этот режим изолирует Россию от всего цивилизованного мира и отрезывает двухмиллионный остаток русского еврейства от всей великой диаспоры.
Был момент, когда казалось, что это замкнутое царство склонно смягчить свой деспотический режим и постепенно вернуться в семью свободных народов. В 1934 г., когда гитлеровская Германия выступила из Лиги Наций, Советская Россия вступила туда и стала заключать союзы с демократиями Франции и Англии. Через два года самодержец Сталин решился даже даровать народам СССР «демократическую конституцию». Но когда конституция была опубликована и по ней произведены были выборы (в конце 1937 г.) в парламент — Верховный Совет, все убедились, что от диктатуры не убавлена ни одна йота. Большевизм активный или пассивный («беспартийные») остался основою советского государства, выборы производились по спискам, заготовленным советскими учреждениями, а на вершине пирамиды из миллионов подданных осталась фигура диктатора, единоличного властелина, устраняющего даже своих ближайших сотрудников за малейшее отклонение от установленной им генеральной линии. Окончательно дискредитировала Советскую Россию перед всем миром система внутрипартийного террора, практикующаяся в последние годы. Путем целого ряда судебных процессов, которым предшествуют инквизиционные допросы в тюрьмах ГПУ (ныне Комиссариат внутренних дел), были осуждены на смертную казнь и расстреляны почти все сподвижники Ленина, строители Советского Союза: Зиновьев, Каменев, Бухарин, Рыков, маршал Тухачевский и другие генералы Красной Армии, Крестинский и другие дипломаты. Всем им предъявлено было обвинение в левом или правом троцкизме, сочувствии направлению изгнанного из России Троцкого, во вредительстве и саботаже советского хозяйства, шпионаже в пользу иностранных государств, даже в союзе с Гитлером, в подготовке покушений на Сталина и верных ему сановников и тому подобных тяжких преступлениях, из которых правдоподобно только последнее. От всех этих явно инсценированных процессов, где обвиняемые странным образом сознавались в приписанных им преступлениях, веяло подвалами инквизиции, ночными допросами и пытками, доводящими людей до безумия. В результате выносится такое впечатление: если все это правда, то выходит, что все творцы большевистской революции и основатели Советской республики, кроме умершего Ленина и живущего Сталина, суть великие злодеи и обманщики, предатели своего отечества, а следовательно, весь советский режим не годится; если же расстрелянные невинны и пали жертвами властолюбия только одного самодержца, то новый режим в Кремле ничем не отличается от режима Ивана Грозного в XVI веке.
В 30-х годах успела уже вымереть большая часть того деклассированного еврейского общества, которое раньше истреблялось огнем Гражданской войны и мечом Чека. Наступило полное уравнение евреев в общем бесправии. Евреи терпят те же материальные лишения, как и все граждане: нужду в жилищах, одежде и прочих предметах первой необходимости; но духовно они страдают гораздо больше: они вымирают как часть нации. В стране, где фабрикуют человеческую душу и нивелируют мысли и нравы под тяжелым прессом диктатуры, растет духовно обезличенное поколение, оторванное от своих исторических корней. В государстве нацистов под этим прессом раздавливают еврея физически, отнимая у него кусок хлеба, а в деспотии большевизма коверкают его национальную личность. Вырастает поколение, которое не знает своего происхождения и многовекового прошлого, лишенное трехтысячелетнего культурного наследства. Человек, лишившийся памяти, перестает быть индивидуальностью, становится отдельным звеном, вырванным из цепи жизни; народ, лишенный своего вчера, не имеет и своего завтра. Еврейство в Советской России в настоящее время не творит свою историю, ибо у него нет динамики, свободного развития, нет вольного воздуха исторической жизни.
Если нынешний режим продержится еще долго, то следующие поколения не будут иметь никакой национальной связи с мировым еврейством, как Советская Россия не имеет духовной связи с культурным человечеством[40]. Два миллиона евреев, совершенно ассимилированных и «непомнящих родства», потонут в бесформенном конгломерате народов «Союза Социалистических Советских республик».
§ 11 На пороге «еврейского государства» в Палестине
Гибель двух европейских центров еврейства усилила в народе-страннике «тоску по Сионе». Арабские погромы 1929 года (выше, § 5), напугали английское правительство, но не умалили энергии и веры евреев. Английское правительство послало в Палестину чрезвычайную комиссию для исследования причин беспорядков и на основании ее доклада снова пришло к убеждению, что для мандатарной власти выгоднее соблюдать статью мандата об охранении интересов арабского населения, чем статью о поощрении еврейской колонизации, составляющую главную цель Бальфуровской декларации. В этом смысле была составлена «белая книга» министра колоний Пасфильда (1930) и даны соответствующие инструкции новому верховному комиссару Палестины, генералу Вукопу. Последний настаивал на учреждении законодательного совета при палестинском правительстве и предложил евреям и арабам посылать туда своих депутатов. Но сионистская организация и «Ваад леуми» (национальный комитет) не могли принять это предложение, так как арабское большинство в таком совете могло бы задержать все еврейское строительство в Палестине путем сокращения или полного запрещения иммиграции, к чему стремился верховный арабский совет с муфтием во главе.
Пока шли споры о законодательном совете, разразилась германская катастрофа 1933 года. Поток еврейских беженцев из царства Гитлера разлился по свету, и значительная часть его устремилась в Палестину. Английское правительство не могло устоять против напора эмигрантской волны и допустило многих в страну сверх ограниченной нормы. В 1933 г. туда переселилось из Германии, Польши и других стран около 32 000 человек. В следующие годы этот приток еще усилился: в 1934-м — 42 000, а в 1935-м — 61 000 переселенцев. Так как среди них было много капиталистов из Германии, которым разрешался въезд под условием ввоза не менее тысячи фунтов на каждую семью, то вскоре наступил в Палестине период «просперити». Инвестированные в сельском хозяйстве, индустрии и домостроительстве большие капиталы чрезвычайно оживили страну, быстрый рост населения вызвал расцвет городов (в чисто еврейском городе Тель-Авиве оно дошло почти до 150 тысяч), и все, казалось, предвещало близкое осуществление мечты о создании еврейского большинства в Палестине.
Этому очарованию положил конец весенний удар 1936 года. Расцвет еврейской Палестины колол глаза арабам, хотя они сами пользовались его плодами, и мусульманские фанатики из партии иерусалимского «великого муфтия» решили бороться с нашествием Израиля путем систематического террора. 19 апреля произошло в Яффе нападение арабов на евреев, давшее кровавый результат: 11 убитых и 40 раненых. Полиция и войско действовали без достаточной энергии и не допустили еврейской самообороны из соседнего Тель-Авива, которая могла бы уничтожить погромщиков. Правительство Вукопа ничего не предприняло и против провозглашенной вскоре арабским верховным советом всеобщей забастовки с отказом от платежа государственных налогов, что означало уже открытое восстание против мандатарной власти. Эта непростительная слабость власти ободрила арабских «патриотов». Началась полоса кровавого террора, длившегося от мая до октября 1936 г. Банды арабов нападали на переполненные еврейскими пассажирами автобусы, курсировавшие между Тель-Авивом и Иерусалимом, стреляли в окна или бросали бомбы, убивая и раня многих людей; погоня за разбойниками не могла их схватить, так как они тотчас разбегались и прятались в ущельях гор. Были убийства пешеходов на уединенных дорогах и в арабских районах; в Яффе были убиты две сестры милосердия, которые часто ухаживали и за больными арабами. В течение страшного полугодия от арабского террора пало
около ста евреев и еще больше ранено. Евреи геройски защищались: все вооруженные нападения на колонии были отбиты колонистами, которые днем работали, а по ночам стояли на страже с оружием в руках и отгоняли бандитов. Отогнанные отправлялись в еврейские апельсинные рощи (пардессим) или в леса и выжигали там тысячи деревьев, уничтожая труд колонистов. Английская полиция, в состав которой входили также арабы и евреи, не могла справиться с террористами, так как верховный комиссар упорно отказывался принимать против них более крутые меры и ввести военное положение в стране. Только в октябре верховный арабский совет, тайный организатор террористических банд, объявил забастовку законченной, после того как из Лондона прибыл новый командир английскими войсками в Палестине, генерал Диль. На время террор затих, и только местами проявлялись отдельные его вспышки.
С ноября 1936 г. заседала в Иерусалиме назначенная из Лондона королевская комиссия под председательством лорда Пиля. Комиссия тщательно изучила все детали арабско-еврейского спора, выслушала многочисленные показания представителей обеих сторон, из которых особенно сильное впечатление произвел на нее обстоятельный доклад президента сионистской организации д-ра Вейцмана. Трехмесячные заседания убедили комиссию в том, что точки зрения арабов и евреев непримиримы: одни исходили из того, что Палестина — только одна из арабских земель, куда можно допускать небольшую иммиграцию евреев, с тем чтобы они никогда не могли образовать там большинство населения; другие ссылались на обещание Англии в Бальфуровской декларации поощрять иммиграцию евреев в Палестину с целью создать для них «национальный дом», т. е. автономную область, где они со временем могли бы образовать большинство. Вернувшись в Лондон, комиссия Пиля весною 1937 г. представила министерству колоний подробнейший доклад о положении дел в Палестине со своим заключением: так как сохранение мандата в прежней форме, в смысле мирного сожительства арабов и евреев на одной территории, невозможно, то рекомендуется разделить эту территорию на три области: приморскую полосу от Тель-Авива до Хайфы и севернее до границы Ливанона с большей частью Галилеи отдать евреям, которые могут там устроить свое государство под протекторатом Англии; среднюю полосу вдоль Иордана, от Мертвого моря до района Сихема, отдать арабскому государству; район Иерусалима и Бетлехема, а также всю степную область Негева оставить под английским мандатом. Заключение комиссии Пиля было доложено министром колоний Ормсби-Гором кабинету министров и принципиально было одобрено, о чем было сообщено мандатной комиссии при Лиге Наций. Вслед за тем этот проект был обсужден на Сионистском конгрессе, который состоялся в Цюрихе в августе 1937 г.
На конгрессе разгорелись страстные прения. Группа делегатов под главенством Усышкина доказывала, что как ни заманчив план «еврейского государства», он в предложенной форме неприемлем, так как на такой крошечной территории нет возможности широкой колонизации, тем более что самый дорогой еврейскому сердцу город Иерусалим исключен из этой территории. Другая же группа делегатов, с Вейцманом во главе, стояла за принятие английского предложения, ибо путем переговоров с правительством можно добиться расширения намеченной территории включением в нее еврейской части Иерусалима и значительной части Негева, который еврейским трудом может быть превращен из дикой степи в плодородную область. Конгресс принял резолюцию условную: «еврейское государство» в намеченных тесных границах неприемлемо, но экзекутиве дается полномочие сговориться с английским правительством о расширении территории. Со стороны арабов правительство услышало категорическое нет на план раздела. Этот ответ был подкреплен осенью 1937 г. возобновлением террора.
Теперь центром террористических действий сделались районы Иерусалима и Хайфы, как раньше Тель-Авива. Кровавые подвиги арабов вынудили наконец английское правительство объявить военное положение, строго преследовать бандитские шайки и выслать из страны их вдохновителей из высшего арабского общества; узнав об этом, главный виновник, муфтий, сначала заперся в Омаровой мечети, а потом тайно бежал в Сирию. Но это не остановило террора. Панарабисты давали большие деньги на оплату «труда» террористических банд, а частью тут были замешаны агенты Германии и Италии, особенно последней, которая из вражды к Англии после абиссинской войны старалась восстановить против нее палестинских арабов. Несмотря на жестокие меры усмирения, террор свирепствует до сих пор, даже после назначения нового верховного комиссара (Мак-Майкель) вместо смиренного Вукопа. В данный момент (апрель 1938 г.) готовится приезд в Палестину новой английской комиссии для испытания плана раздела и проведения его в случае положительного решения.
Таким образом, после тысячелетних ожиданий мессианских чудес еврейство стоит теперь на пороге реального «еврейского государства», хотя и миниатюрного, занимающего только частицу былой территории Палестины. Ближайшее будущее покажет, осуществим ли этот план, а если вопреки сопротивлению арабов образуется маленькое еврейское государство, будет ли оно достаточно сильным даже под покровительством Англии, чтобы выдержать давление враждебного арабского мира. Во всяком случае, одна постановка этой проблемы имеет глубокое историческое значение. Новая маленькая Иудея может вместить в себе только часть диаспоры, как это было в древний иудео-эллино-римский период, но она будет вместилищем чистой национальной культуры. Могут образоваться две неравные части нации: палестинская и диаспорная, маленький Иегуда и большой «десятиколенный» Израиль. Между обеими частями может установиться культурное взаимодействие, которое будет благотворным для нации в целом.
В конце обзора длинного исторического пути вечного народа позволительно поставить вопрос: Quo vadis, Israel? В данный момент этот вопрос связан с общим вопросом: куда идет Европа и все человечество? Мы живем в поворотный момент всемирной истории, и сейчас это — поворот к худшему, к худшим векам в истории народов. После кровавого потопа мировой войны показалась недавно на нашем горизонте радуга мира: Лига Наций, идеал пацифизма, идея разоружения, план «пан-Европы», принцип защиты национальных меньшинств. Эта радуга потускнела в последние годы. Снова поднимает голову старый милитаризм: народы лихорадочно вооружаются, боясь друг друга. Прежний монархический абсолютизм выступает ныне в форме диктатуры справа или слева, под знаменем цельного, тоталитарного государства, подавляющего свободу личности и общества. В еврейской истории, являющейся верным барометром прогресса и регресса человечества, мы тоже видим в последние годы признаки возврата к средневековью. Новые крестоносцы, носящие кривой крест свастики, или «гакенкрейц», истребляют евреев в центре Европы, в той самой Германии, где свирепствовали крестоносцы XII века. Средневековые массовые изгнания евреев подготовляются ныне под видом удаления «иностранцев» (Румыния), или посредством экономического бойкота и террора с целью принуждения евреев к «эвакуации» (Польша). Средневековые ложные обвинения повторяются в XX веке в форме гнусного литературного подлога: «Протоколов мудрецов Сиона», где евреям приписываются всевозможные преступления с целью оправдания самых ужасных насилий над ними. Теория расизма ведет, как уже сказано, от гуманизма к бестиализму.
Для обозревателя «новейшей истории», от Декларации прав человека во время французской революции до нюрнбергской декларации бесправия человека по законам «германской революции», вопрос стоит теперь так: неужели в дальнейшем своем движении XX век будет противоположностью XIX, вместо того чтобы быть его естественным продолжением? Идеалы свободы, равенства и социальной справедливости, столь близкие духу народа, древние пророки которого провозгласили эти идеалы, неужели они везде уступят идеям рабства, расовых различий, грубой силы или принципу «право в силе»?.. Нет, мы не можем искоренить в нашей душе идеалы человечности, веру в бесконечное усовершенствование рода человеческого на пути от бестиализма к гуманизму. Эта вера завещана нам библейскими пророчествами о «конце времен», когда «мечи будут превращены в плуги» и сильный будет мирно жить рядом со слабым («волк с овцой»), ибо все будут сильны духом и нравственным совершенством («земля наполнится богопознанием»). Без этой веры, без нашего исконного идеализма мы были бы эфемерным, а не вечным народом.
Но «вера без дел мертва». Мы не были бы всемирным народом, если бы в моменты катастроф мы были разъединены, если бы все дроби еврейства на земном шаре не соединяли свои силы для спасения угрожаемых частей, для самосохранения целого. Опасности последних десятилетий сблизили нашу мировую диаспору как еще никогда. Особенно знаменательно ныне сближение двух полушарий, Старого и Нового Света. Европа и Америка слились в общем порыве строительства нашей исторической родины в Азии; они теперь сливаются в помощи жертвам германской, австрийской и польской катастроф. Две организации: Еврейский всемирный конгресс и Американо-еврейский конгресс объединены ныне для борьбы за право в международном масштабе.
Еврейский народ вступил в XIX век в числе трех миллионов душ, преимущественно в Европе, имея только десяток тысяч заброшенных в Америке и горсть плачущих у «западной стены» в Иерусалиме. Теперь он состоит из 15 миллионов, из которых треть находится в Америке, а почти полмиллиона строят обновленную Землю Израильскую в Палестине, воодушевленные перспективой «еврейского государства».
Итак,еврейская история продолжается.