циальной структуры немецкого общества не успевала за стремительной перестройкой производственной системы. В наиболее уязвимом положении оказались средние слои населения. Их многочисленность и традиционализм были обусловлены поздним окончанием промышленного переворота в Германии. Стремительная ломка экономического механизма, широкая монополизация уничтожали социальную нишу этих групп, не востребованных обществом, лишенных перспектив на будущее, но все еще сохраняющих свои мировоззренческие установки и статусные отличия. Средние слои все в большей степени противопоставляли себя буржуазным и пролетарским группам населения, в среде которых также не было единства. Предпринимательские слои оказались расколоты на противоборствующие группировки отраслевого характера, рабочий класс – на высококвалифицированные кадры, востребованные в рамках новой экономической системы, и пролетарскую массу, обладавшую негативным социальным статусом.
Еще один эпицентр кризисных явлений в социальной структуре немецкого общества формировался вне групповой иерархии и носил психологический характер. Растянувшаяся на десятилетия ускоренная модернизация представляла собой радикальный слом традиционного общества, идеалами которого являлись стабильность, традиции, спокойствие, неприятие новаций. На смену им должны были прийти мобильность, предприимчивость, психологическая гибкость. Происходил насильственный разрыв привычных социальных отношений, внешнее навязывание новых ценностных стандартов и поведенческих стереотипов. Традиционная система социального неравенства, жестко ранжированная сословными, корпоративными привилегиями, сменялась более гибкой классовой системой. Индивид получал возможность относительно свободного продвижения по социальной лестнице, выбора путей достижения успеха, менее зависел от первоначального статуса, но вместе с тем оказывался перед необходимостью личной ответственности за свою судьбу, постоянной борьбы за существование. Под угрозой оказался привычный уклад жизни сотен тысяч людей, не готовых к происходившим преобразованиям. Даже представители тех социальных групп, которые были востребованы новой системой, долгое время испытывали дискомфорт и психологическую нервозность, возникавшие при быстрых изменения внешних условий жизни. Все это создавало проблему массовой маргинальности – особого «промежуточного» социально-психологического состояния групп и отдельных людей, возникающего при переходе в новую социальную среду, когда прежние ориентиры уже теряют актуальность, но еще в значительной степени определяют психологический настрой личности, а новые порождаются внешними требованиями и не воспринимаются личностью как естественные, правомерные. Маргинальная масса начинала воспринимать государственное начало – мобилизирующее и консолидирующее нацию – как приоритетное по сравнению с групповыми и индивидуальными интересами. Рост классовых и межгрупповых конфликтов также способствовал усилению особых социально-психологических функций государства, выходящих за рамки обычного регулирования экономики. Таким образом, особенности социально-экономического развития Германии на рубеже XIX–XX вв. не только предполагали высокую степень активности государственного регулирования экономики, но и создавали предпосылки для закрепления особого патерналистского статуса государства. Традиции немецкой политической культуры, специфика процесса объединения Германии и результаты первого этапа развития империи в период канцлерства Бисмарка вполне соответствовали этой особенности.
Политико-правовая система, унаследованная от «эпохи Бисмарка», отличалась не только жестким авторитаризмом, но и специфическим характером самой государственности, ее бонапартистской ориентацией. В Германии была введена одна из наиболее демократических избирательных систем – всеобщие тайные выборы с возрастным 25-летним цензом и ограничением для лиц, получающих пособия по бедности. С учетом патриотической волны, вызванной объединением страны, это создавало условия для достаточно широкого включения граждан в общественно-политическую жизнь. Однако гражданская активность населения всецело направлялась в русло лояльности, законопослушания, отказа от противопоставления интересов личности и государства. Реализация принципа парламентаризма носила сугубо формальный характер, как с точки зрения ограниченных полномочий нижней палаты парламента Рейхстага, так и отсутствия какого-либо реального влияния политических партий. Безусловное преобладание в рамках конституционного механизма исполнительной власти носило к тому же весьма персонифицированный характер. Центральной фигурой в системе власти являлся глава правительства – канцлер, не имевший ответственности перед парламентом и не связанный ни с одной из политических партий.
Немецкий вариант бонапартизма, в отличие от французского, не предполагал сочетание политического авторитаризма с либерализацией гражданских правоотношений и экономического развития. Принцип этатизма приобретал ярко выраженный социальный характер. Бисмарк рассматривал государство не только как надклассовое в своей основе, но и патерналистское по отношению к личности. В последний период его правления в Германии начала складываться весьма разветвленная система социального обеспечения, ориентированная на интеграцию ведущих общественных групп, в том числе рабочего класса, в государственную систему. Принципы социального этатизма, распространяемые в германской империи, оказались чрезвычайно созвучны многим аспектам прусской политической культуры – традиционным прусским гражданским ценностям (дисциплинированности, патриотизму, готовности к служению государству), лютеранскому синтезу государственной идеи и религиозного чувства, присущему прусской просветительской традиции объединению религиозной и нравственно-философской идеологии, идеям национально-исторической преемственности, органического единства нации-государства, прусской милитаристской традиции. Кроме того, преобладание Пруссии в имперской системе государственного управления сохраняло господство старых корпоративных элит – юнкерства, чиновничества, офицерства, с присущими им консервативными идейно-политическим воззрениями.
Со смертью императора Вильгельма I в 1888 г. и уходом с политической арены в 1890 г. Бисмарка в развитии германского государства начинается новая эпоха. Ключевую роль в изменении характера общественно-политической жизни Германии сыграли канцлеры Хлодвиг Гогенлоэ (1894–1900) и Бернхард фон Бюлов (1900–1909). В период их правления был окончательно закреплен курс на государственное стимулирование форсированного экономического роста, усиление правовых механизмов саморегулирования общественных отношений (большую роль в этом отношении сыграло принятие Гражданского кодекса в 1896 г. и Торгового кодекса в 1897 г.). Экономическая политика правительства приобрела более прагматичный и адресный, ориентированный на интересы конкретных групп землевладельческой и предпринимательской элиты характер. В отличие от Бисмарка, пытавшегося создавать государственную систему, отстраненную от партийного противостояния, Гогенлоэ и фон Бюлов делали ставку на активизацию лояльных политических сил и их консолидацию вокруг правительства. Окончательные формы этот курс «сплочения» приобрел в период канцлерства фон Бюлова, выдвинувшего идею «соединения консервативного и либерального духа». Препятствием являлся лишь нежелательный для правительства состав парламента, образовавшийся после выборов 1898 г., – преобладание в рейхстаге католической партии Центра (104 места) и социал-демократической партии (81) при достаточно скромных позициях консервативных и либеральных партий (Немецкая консервативная партия – 52, национал-либералы – 51, «Свободомыслящая народная партия» – 20). Если ранее при полном политическом бессилии парламента соотношение фракций не играло существенной роли, то в свете новой правительственной политики оно приобрело принципиальное значение.
Лишь в 1907 г. фон Бюлову удалось добиться образования широкого проправительственного большинства в рейхстаге. Поводом стал роспуск парламента, отказавшегося голосовать за законопроект о дополнительных ассигнованиях на подавление восстания готтентотов в Юго-Западной Африке. В преддверии новых выборов был сформирован блок консерваторов, национал-либералов и «свободомыслящих», получивший название «готтентотского». На выборах ему удалось одержать убедительную победу, увеличив представительство консерваторов до 62 мест в Рейхстаге, национал-либералов – до 55, «свободомыслящих» – до 27. Правительство также могло рассчитывать на поддержку Имперской партии (24 места), антисемитов (25), «Свободомыслящего Союза» (14). Фракция партии Центра сократилась до 104 мест, а социал-демократической партии – до 43. Однако уже вскоре между участниками правительственной коалиции обнаружились серьезные расхождения. Ключевым вопросом стало отношение парламента к характеру дальнейших социально-экономических преобразований.
Немецкая консервативная партия все более активно выступала против либерализации в политико-правовой и экономической сферах, в том числе против проведения жесткой финансовой и налоговой политики, призванной обеспечить сбалансированность бюджета, за последовательное осуществление охранительного протекционистского курса. В рядах консерваторов выделилось радикальное националистическое крыло, ориентированное на приоритет христианско-монархических и имперско-патриотических ценностей. Оно сблизилось с внепарламентской крайне правой оппозицией – Союзом сельских хозяев (оплотом влияния прусского юнкерства), экспансионистским Пангерманским союзом, «Христианско-социальным движением» А. Штекера, проповедующим религиозно мотивированный антисемитизм. Реформистское либерально-консервативное течение, выступавшее в духе идей фон Бюлова за развитие конституционно-монархических принципов и продолжение политики либерализации, напротив, стремительно теряло влияние. В 1909 г. его представители окончательно вышли из консервативной партии и образовали «Свободно-консервативное объединение». Однако какой-либо существенной роли эта партия впоследствии так и не приобрела. Достаточным влиянием среди консервативно-реформистских сил продолжали пользоваться лишь сторонники идеи «социальной империи», по сути разрабатывавшие политическую программу Бисмарка. В этом отношении особенно выделялась группировка катедер-социалистов под руководством Луйо Брентано – влиятельное движение университетской интеллигенции, а также небольшая Имперская партия.