(1) Наибольшее количество идентифицированных остатков млекопитающих происходит из КС IV — 1722, наименьшее — из КС III: 360. Три других культурных слоя представлены близким количеством остатков: КС IIa — 740; КС II — 915; КС I — 918. Можно полагать, что данные различия в количестве остатков млекопитающих позволяют достаточно обоснованно сопоставлять их состав. Напротив, в случае птиц различия в количественной репрезентативности послойных сборов весьма значительны: общее число идентифицированных остатков из КС IV более, чем в 3 раза превышает таковое из остальных четырех слоев вместе взятых, причем КС I уступает КС IV по данному показателю более, чем в 48 раз. Очевидно, что при такой количественной неравноценности обнаруживаемые различия в составе остатков птиц следует интерпретировать с большой осторожностью, не преувеличивая значение отсутствия отдельных видов.
(2) Промысловая ориентация существенно зависит от доступности объектов охоты. Она определяется, в частности, общей численностью промысловых видов на охотничьей территории, а также наличием пространственно-временных концентраций, вызывающих более или менее продолжительные локальные увеличения численности охотничьих видов. Таким образом, на промысловую ориентацию непосредственно влияют экологические условия. Очевидно также, что промысловая ориентация зачастую обусловлена сезонностью в появлении массовой добычи. И влияние всех этих факторов на структуру охотничьего промысла тесно взаимосвязано.
Именно данные по изменению экологических условий позволяют, например, понять странное, на первый взгляд, обилие водяной полевки в среднем мезолитическом слое. В КС III на долю этого вида приходится треть всех идентифицированных остатков млекопитающих, а занимающий здесь второе место бобр примерно в полтора раза менее многочислен. В то же время в нижнем мезолитическом слое, во многом сходном с КС III по составу археозоологических находок, остатки водяной полевки составляют всего 2,4 % от общего КИО млекопитающих. При этом состав находок млекопитающих и птиц в КС Ш не дает оснований предполагать наличие иных значимых агентов накопления костных остатков, помимо промысловой деятельности древнего населения [Карху 2002; Кириллова 2002]. В таком случае причину, объясняющую столь резкие различия в обилии остатков водяной полевки, следует искать в особенностях промысла этого вида. Наиболее добычлив промысел водяных полевок в период весеннего паводка, когда они вынуждены покидать свои норы и убежища, отрытые в берегах рек и озер и устроенные в зарослях камыша и кочках на болотах. Зверьки ищут спасения от наступающей воды на возвышенных местах — незатопленных островах, ветвях кустов и деревьев. В этом время добыча водяных полевок очень проста. Чем выше уровень подъема воды, тем больше нор и убежищ покидается полевками, тем меньше пригодных мест для пережидания паводка, и тем больше на них скопления зверьков. Сильнее весенний паводок — лучше условия для промысла водяной полевки. Как указано выше, нижний мезолитический слой сформировался в регрессивную стадию озера, средний — в трансгрессивную. Естественно предположить, что уровень весенних паводков на стадии трансгрессии озера был выше, чем на стадии регрессии. Таким образом, во время отложения КС III существовали экологические условия, делавшие промысел водяной полевки особенно добычливым.
В КС IIа водяная полевка уступает только бобру — доли этих видов составляют примерно по трети от общего КИО млекопитающих. Однако в КС II, для которого реконструируется сходная с КС IIа экологическая обстановка, доля водяной полевки составляет только 4,6 % остатков. Стоянки, оставившие эти культурные слои, функционировали во время регрессии палеоозера. Видимо, во время отложения культурного слоя Па отмечалось резкое увеличение численности водяной полевки, что периодически случается вне зависимости от экологических условий.
Влияние изменения экологических условий на составе птичьих остатков можно видеть в уменьшении в слоях атлантического периода — КС IIа и КС II — доли видов, придерживающихся открытой воды: нырковых уток, крохалей, гагар и поганок. Это, скорее всего, связано с уменьшением числа пригодных местообитаний в результате зарастания и заболачивания озерной системы, вызывавших сокращение общей площади и расчленение водной поверхности.
(3) Сезонность охотничьего промысла обусловлена постоянными годовыми изменениями в биологии объектов охоты — миграциями, размножением, линькой. Рассмотренный выше фактор промысловой ориентации характеризуется определенной направленностью, связанной с общими или частными, более или менее длительными тенденциями развития природного окружения. Напротив, сезонный фактор охотничьего промысла в силу цикличности своей природы можно считать ненаправленным.
Сезонность промысла проявляется, в частности, в особенностях состава архео-зоологических остатков из неолитических слоев. Среди млекопитающих здесь на первое место выходит лесная куница, занимающая в мезолитических слоях стоянки Ивановское VII только 3–4 места. В КС II доля куницы составляет примерно треть от общего КИО млекопитающих, в КС I — 3/4. При этом большая часть остатков куницы представляет целые скелеты, собранные в отдельных ямках. Вероятнее всего такая сохранность связана с добычей куницы в холодное время года — поздней осенью и зимой, когда промысел давал пушнину высшего качества. После снятия шкурок тушки зверьков промерзали, обеспечивая компактную сохранность скелетов.
В пользу осенне-зимней приуроченности остатков из КС П говорит и находка пенька от сброшенного лосиного рога. По современным данным [Филонов 1983], лоси в различных районах лесной зоны Русской равнины теряют рога с ноября по февраль, взрослые быки — раньше, молодые — позже. Предположение о формировании КС II и КС I в холодное время года согласуется и с относительно низким видовым разнообразием и малочисленностью найденных здесь остатков птиц.
Напротив, многочисленность и разнообразие остатков птиц при крайне незначительном количестве находок молодых особей предполагает, что образование мезолитических слоев стоянки Ивановское VII происходило в весенне-летнее время. Это подтверждают и данные по возрасту бобров, и наличие в КС IV и КС III остатков обыкновенного хомяка, впадающего в холодное время года в спячку [Кириллова 2002]. Рассмотренное выше обилие остатков водяной полевки в КС III и КС IIа также относит образование этих слоев к весенне-летнему периоду. В КС IV встречена скорлупа лесного ореха (даже со следами разгрызания его зубами, вероятно, человека), а также семена желтой кувшинки, причем не только в слое, но и в копролитах. Примечательно отсутствие каких-либо жилых сооружений в мезолитических слоях. Эти факты также указывают на теплое время года. Наличие же трех фрагментов черепов лосей с пеньками от сброшенных рогов в слое IIа [Кириллова 2002] говорит о посещении этой стоянки также и в холодное время года, вероятно, для охоты на лосей. Во время весеннего половодья и осеннего паводка низкая площадка, на которой располагалась стоянка, заливалась или подтапливалась, что исключает круглогодичное заселение.
(4) Состав археозоологических остатков может отражать и особенности хозяйственного использования отдельных участков исследуемых памятников. Так, судя по археологическим данным, мезолитические слои IV и IIпредставляют центральную часть стоянки Ивановское VII, а неолитические — периферию, которую использовали в качестве хозяйственных площадок, где ошкуривали и разделывали добычу. Особенно убедительна такая интерпретация в случае КС I, отличающегося низким общим разнообразием остатков зверей и птиц при резко выраженном преобладании куницы, сохранившейся в виде компактно расположенных целых скелетов.
(5) Влияние культурных особенностей древнего населения стоянки Ивановское VII на состав археозоологических материалов более всего выражено в случае собаки, являвшейся неотъемлемым элементом хозяйственного уклада. Собаки были среднего роста, примерно с русско-европейскую лайку, коренастые, с относительно массивными челюстями. Представлен весь возрастной спектр — от ювенильных до старых особей.
Хотя остатки собаки в многослойном памятнике Ивановское VII в целом относительно немногочисленны, по установленному критерию обилия собака отнесена к доминирующим видам. Остатки собаки найдены в четырех культурных слоях, а их отсутствие в КС I, скорее всего, связано не с ее отсутствием в хозяйстве древних охотников, а с тем, что материал собран на «разделочной площадке».
Судя по следам искусственного воздействия, наиболее используемыми элементами скелета собаки были нижние челюсти и крупные трубчатые кости — плечевые, бедренные, лучевые, берцовые (рис. 5). Отсутствуют или редки следы искусственного происхождения на позвонках, лопатках и метаподиях.
Наличие на костях следов, оставленных различными орудиями, свидетельствует, что собак, наряду с другими животными, использовали в пищу. Кости собак шли и на изготовление костяных изделий. Некоторые бедренные, плечевые, берцовые кости после удаления эпифизов служили в качестве игольников. При этом от плечевых использовали диафиз, от бедренных — дистальную часть, а от берцовых — проксимальную.
Изменения в морфологии скелета собак от слоя к слою не заметны. Нижние челюсти из КС IV и КС II морфометрически не различаются.
Вероятно, культурными традициями можно объяснить редкость в КС IIа и II остатков кабана, который несомненно был широко распространен в окрестностях стоянки в атлантическом периоде.
Данные по стоянке Ивановское VII, совместно с ранее полученными результатами по стоянкам Становое IV, Языкове I, Воймежная I, Маслово Болото, Замостье, Сулать и др. подтверждают, что промысел зверей и птиц являлся важнейшим, наряду с рыболовством [Сычевская 2002], способом жизнеобеспечения у населения лесной зоны Русской равнины в мезолите и неолите.
Основу промыслового набора зверей и птиц стоянки Ивановское VII составляли виды, приуроченные к лесным и водно-болотным биотопам.