— Теперь — кто кого!
— Стой, хлопец, не спеши. Не говори гоп, пока не перепрыгнешь! — мягко, словно не своим голосом, промолвил Михай и зажег сигарету.
Его слова упали как холодная вода на раскаленную печь.
— Да, будет нелегко! — глухо пробормотал Илие Параскан и поднял голову. Он был печален, что-то мучило его, глаза пылали гневом и метали искры. — Да, будет трудно! — повторил он. — Префект Фолибога еще у власти. В его руках войска. А он — шурин барина. В любое время он может выслать солдат… Достаточно пролили мы крови на фронте… Уже и без того достаточно вдов… Невозможно это, люди добрые! — горестно возвысил он голос. — Барин хитер, — прошептал он через мгновенье. — Почуял, видать, что-то. Недаром затеял он эти махинации с управляющим, Георге Котуном. — При этих словах он слегка повернулся лицом к Иону. — Расскажем и тебе, Ион… Котун… ты знаешь его…
— Управляющий этот… тот самый, что соблазнил Флоарю, дочку Симиона, — подхватил Георге Булига, — разве не знаешь? И вышвырнул ее потом со двора, так что бедная девка повесилась с горя на суку дерева на старом кладбище…
— Ааа! Как же не знать? Припоминаю…
— Так! — уже без всякого стеснения продолжал Илие Параскан. — Управляющий. Значит, ты знаешь его? Что за дела у них с барином? Управляющий будто бы отказался от службы, а барин дал ему сорок гектаров земли в Коту Лунг…
— Управляющий якобы купил у барина эту землю, — снова вмешался Георге Булига.
— Теперь будто бы у него своя земля, и он больше не служит у барина, — разъяснил Илие Параскан. — Переселился в село. Говорит, что хватит, мол, с него, погнул спину. Теперь и сам хочет пожить по-человечески. Будь только это, так это, слышь, пустяки. Но он, видишь ли, сбил с пути еще кой-кого из людей… Будто бы дал им землю от себя… У иных он даже взял и задаток… У других — нет… Будто бы он продал им ее в рассрочку… Коли человек у власти, он дает… Да, а чтобы перетянуть людей на свою сторону, кое-кому он дал землю задаром… Вот и Михай может сказать, раз он здесь…
— Ежели это так, — пробормотал Алеку Лазу, — то эти сорок гектаров мы не можем разделить. Значит…
— Постой, Алеку, постой, сынок! — остановил его Георге Булига. — Постой, дай скажу и я. Видишь ли, вот как обстоит дело, — начал он спокойно, но тут же перешел на крик. — Это же вор! Бандит, какого не сыскать! Сговорился с барином… Барин его и надоумил… Барин отдал ему эту землю и даже запись составил об этом. Но это только для виду, понимаешь? Ну, а управляющий принялся подбирать себе кумовьев, приманивать людей, чтоб ему…
— Значит, коли мы признаем их бумаги, — воскликнул с гневом Илие Параскан, — то наши люди останутся без сорока гектаров. А ведь ежели поделить по одному гектару, и то хватит на сорок человек. Так что же нам делать?
— Видишь ли, из-за этого, — пояснил Алеку Лазу, — из-за этого многие не осмеливаются… Говорят, что мы пошли по опасному пути… Потому как неизвестно, что еще может случиться: господа, мол, сильны, а еще того сильнее американцы, — только начнись революция, они уж тут как тут: высадятся с пароходов в Констанце…
— Те, что так говорят, заодно с Котуном… Котун их подучает… Вот пусть и Михай скажет…
— Чего вам от меня надо? Что это вы все Михай да Михай? — вспылил Михай, но тут же опустил глаза, не выдержав тяжелого взгляда брата.
— Как, Михай? Ты тоже взял землю? Ну, разве ты, человече, не понял, что это приманка… приманка, слышишь?
— А что вам до того? — снова вскипел Михай. — Поместье большое, хватит на всех. До моей земли не касайтесь!..
— Видал, что сделали с человеком?.. — неожиданно злобно выругался Алеку Лазу и стукнул кулаком по лавке так, что стекла задребезжали в окнах. — Мы не можем больше ждать. Покамест будем ждать, они всех людей подкупят. Какого черта! Вся страна с места сдвинулась, одни мы сидим сложа руки. Что нам, барина жалко стало? Какого лешего? Или боимся? Да? А о земле вы подумали, люди добрые? Вот придет лето, а земля не будет засеяна, об этом вы подумали? Когда мы будем ее пахать? Об этом вы не задумывались?
Думали они и об этом, думали и обо всем другом, так что головы раскалывались от дум. И вот теперь молчали в оцепенении, враждебные и злые, словно перессорились друг с другом, словно готовы были вступить в драку. Молчали и смотрели на Иона затаив дыхание, точно вся их жизнь зависела от его решения, от того, что он скажет. Долго длилось молчание. Затем Ион встряхнул плечами, обвел всех спокойным взглядом и заговорил не спеша, твердо выговаривая каждое слово:
— Мы не можем больше ждать. Это так. Алеку прав. Вот послушайте, что я скажу… Ночью поднимем все село. Для этого пойдем из дома в дом. Должны выйти поголовно все. К рассвету надо быть в поле. В примэрии[12] установим охрану, чтобы барин не мог связаться по телефону с префектурой, коли ему вдруг захочется это сделать. Ну, а потом, коли посмеет, пускай приходит в поле и попробует со всем народом схватиться. А до управляющего нам и дела нету. Пускай приносит бумаги хоть от самого господа бога. Нас это не касается: земля барская, и мы делим ее. Вот и весь сказ.
— Вот так и надо! — подтвердил Георге Булига и поспешно поднялся с лавки, строго взглянув при этом на сыновей.
— Пойдемте все! Давайте тронемся! — загорелся и Алеку Лазу и тоже вскочил со своего места.
Все торопливо вышли.
Ион нагнал их во дворе. Проходя мимо, Михай злобно посмотрел на брата и схватил его за рукав.
— Ионикэ… постой… это правда? Ты и вправду хочешь у меня забрать землю?
Ион удивленно взглянул на него и расхохотался. Он смеялся впервые за долгое время.
— Как это — мы возьмем у тебя?
— Не смейся, слышишь, — прошипел Михай и весь почернел от злости. — К моей земле не прикасайтесь!..
Ион перестал смеяться, взял брата за плечи и легонько постучал согнутым пальцем ему по лбу:
— Что здесь у тебя, Михай? Черт тебя подери… Ты умный человек, но иной раз ничего не понимаешь… Как это так — у тебя мы возьмем землю? Это значит, мы возьмем то, что тебе не принадлежит. Ты получишь землю. Будь спокоен. Ты получишь ее. Государство даст тебе ее, а не Котун. Понял?
Михай ничего не ответил. Прямой как палка, вытянув вперед шею, он быстро зашагал за остальными, но, пройдя десять шагов, остановился, повернулся, и глаза у него засверкали.
— Я не верю, слышишь! Теперь мне ее даст государство, а завтра придет то же государство и заберет ее у меня обратно. Государство никогда ничего не дает. А ты лучше не вмешивайся в это… Сиди смирно… Пойдем сейчас ко мне, поешь, ляжешь спать, а завтра посмотрим… Утро вечера мудренее… Ну чего тебе соваться в это дело?.. Не довольно ли ты перенес на фронте, Ионикэ? И потом, если все будет так, как ты говоришь, то ведь тебе-то государство обязательно даст землю…
Ион шел вперед, больше не слушая брата. Михай некоторое время шагал вслед за ним, не переставая говорить, а потом свернул в проулок, крикнув вслед Иону:
— Плохо делаешь, Ионикэ!.. Плохо делаешь!.. И смотри берегись Котуна.
Ион продолжал свой путь, как будто ничего не слыша.
Было довольно поздно. Полная луна светила так ярко, точно был день, и Ион подумал, что в другие ночи в этот час село спало бы мертвым сном. Теперь же повсюду виднелись движущиеся тени, свет в окнах, слышался шепот во дворах, около заборов. Все село волновалось. На дорогах было множество людей. Одни спешили в корчму согреться стаканчиком, другие стояли, опершись о забор, в темноте и советовались, не остерегаясь, как бывало раньше, а громко, во весь голос, уверенно и твердо заявляя, что есть распоряжение из Бухареста, «чтобы делить помещичьи земли и чтобы господ прогнать за границу», «чтобы они убирались куда глаза глядят», «чтобы катились к чертовой матери», «что пришла революция, а революция не терпит и духа барского». Несколько парней вполголоса напевали песню во дворе школы на площадке, где по праздникам обычно устраивались танцы. По всем дворам яростно, точно на волков, лаяли собаки. Крестьяне чинили плуги, телеги, смазывали колеса, подгоняли сбрую, кормили скотину и готовились к великому делу этой весны — к пахоте бывшей барской земли. Усиливалась суматоха на улицах, дорогах, на мостиках, и неведомая дотоле смелость читалась на лицах людей, зажигала их взгляды, звучала в их речах.
Ион Хуцуля зашел в примэрию проверить охрану. Просторный двор был полон народу. На крыльце стояло несколько крестьян, вооруженных вилами и косами. Поднявшись по ступенькам, Ион прошел в помещение. В первой комнате, у телефона, не было никого, но в соседней горел свет, и оттуда слышались голоса. Открыв дверь, Ион неожиданно столкнулся лицом к лицу с Георге Котуном. Тот был в сапогах, в белой вышитой рубахе и в меховой безрукавке. Управляющий отступил на шаг назад, внимательно посмотрел на Иона, не сделав ни единого жеста, словно ему не верилось, что он видит его перед собой, но тут же лицо Котуна исказилось от злобы.
— Что, сударь, хочешь забрать у меня землю, а? Мою землю, на которой я трудился всю жизнь? Мою землю?! Так? По какому же это праву такое беззаконие?..
Его сухое, костистое, давно не бритое и длинное, как лошадиная морда, лицо перекосилось, а маленькие, глубоко посаженные глазки так и пылали ненавистью.
Ион, прислонившись спиной к двери и медленно двигая губами, заговорил, обращаясь не к нему, а к хилому, лысому человечку в очках, сидевшему за столом на большом стуле с высокой спинкой:
— Что вы здесь делаете? Кто вам дозволил?..
Но он не успел закончить, как человечек, сидевший за столом, вскочил как ошпаренный со стула, и на губах у него мелькнула насмешливая усмешка.
— Просим извинить, товарищ… Не знаю, как имя… Не знаком с тобой… Не Ион ли Хуцуля будешь, не Михая ли Хуцули брат, что пришел с фронта? Я рад… Видишь ли, как тебе сказать: это я бы должен на законном основании спросить тебя, что тебе здесь надо, так сказать… Я-то на законном основании, с твоего позволения, писарь и нотариус Пужинэ, — отрекомендовался он. — Станислав Пужинэ. — А это господин Котун, Георге Котун, который как раз пришел с жалобой на нарушение законов государства, касающихся, так сказать, неприкосновенного права собственности…