а рассвете быть в поле: начинается жатва. Правда, мне всего тридцать лет, так что выдержу. На это не жалуюсь. Меня другое беспокоит.
Так вот, выхожу я из дома, захожу за зоотехником. Он уже ждет меня. Старательный у меня зоотехник! Идем на скотный двор взглянуть, как идет подготовка к дойке коров — массаж, чистота, — все как полагается. Смотрим, как дела идут, помогаем, как вдруг является ночной сторож правления.
— Товарищ председатель, приехал инженер из Бухареста и просит тебя зайти в правление.
— Не знаешь, что ему от меня понадобилось?
— Насчет севооборота.
— Пускай поговорит с агрономом…
— Агроном уехал к себе в МТС: что-то с жатками не ладится..
— Ну ладно, значит все-таки уехал домой, хотя говорил, что не может. Скажи, что сейчас приду.
— Там еще телефонограмма есть.
— Оставь.
Я тут же пошел в правление, чтобы быстрее закончить дела с инженером из Бухареста. Потом мне надо было заглянуть, как идет уборка гороха, оттуда в овечий загон, а уж потом домой поесть. Инженер начал меня расспрашивать, требовать разные бумажки, стал их крутить-вертеть. Я просто кипел от нетерпения, а уйти нельзя.
— Товарищ инженер, — говорю, — ты из министерства и знаешь свои обязанности, но и у меня есть свои. Твой севооборот может подождать, а у меня начало уборки. Нет у меня сейчас времени заниматься севооборотом. Подожди нашего агронома, а до той поры делай, что тебе вздумается. Можешь прогуляться, можешь отдохнуть, — вот тебе ключи от комнаты в доме для приезжих. Или поухаживай за кассиршей, — ты молодой, и она молодая. А меня оставь в покое. Давай подпишу тебе командировку, что пробыл у нас двое суток, а я пошел, — у меня дела: надо посмотреть, как идет уборка гороха.
А он весь побагровел и закипел:
— Товарищ председатель, как ты со мной разговариваешь! Я — представитель Управления сельскохозяйственных кооперативов министерства и…
Тут я подумал, что человек, верно, устал, и взял малость помягче:
— Ты человек или не человек? Можешь ты понять меня?..
— Я-то понимаю, да что я могу поделать? — отвечает. — После обеда я должен быть в Кырлибабе, завтра в Извоареле, послезавтра в Фырлишине, а на следующий день в Бухаресте. Ты хочешь, чтобы я разорвался на части или чтобы меня прогнали со службы?
Побыл я еще с ним немного, а потом извинился по-хорошему и смылся в овощеводческую бригаду. Не успел я поговорить и десяти минут с бригадиром, как вижу Нистора, парнишку из нашей футбольной команды. Бежит будто на тренировке.
— Товарищ председатель, к телефону, из района. Прямо сейчас. Ожидают у аппарата.
— Кого это черт угораздил встать в такую рань?
— Из финансового отдела.
— Опять! Вот сумасшедшие! Который час? А, шесть с половиной. Как раз у них начало рабочего дня. Ладно, иду.
Говорю бригадиру, что скоро вернусь, и бегу вместе с Нистором. А бегу, потому как знаю, что речь пойдет о запутанных финансовых делах. Сам дьявол не разберется, кто виноват в этой путанице. Зато я должен разобраться, а то попаду за решетку. И дело-то ясное как божий день, но эти бумажные души затеряли какие-то документы и целых два месяца мне из-за этого не дают ни минуты покоя. Прибегаем. У телефона сам начальник финотдела.
— Тоадор, садись в поезд, забирай с собой все дела, счетовода в придачу и дуй к нам — в район.
— Нынче никак не могу, — лопни мои глаза!
— Обязательно… Еще вчера из области нас запрашивали по телефону по этому делу… Так что приезжай во что бы то ни стало.
— Не могу, не слышишь, что ли? — зарычал я в трубку. — Мне надо убирать хлеб, а вы тут со своими бумагами на мою голову!..
— Смотри, дело твое. Можешь рычать, сколько тебе угодно. Но учти, до установления истинного виновника вся ответственность на вас. А мне не хотелось бы навещать тебя в тюрьме.
Что мне оставалось делать? Смотрю на часы — семь. Поезд — через двадцать минут. Пока я говорил по телефону, у правления остановилась машина из районного комитета партии. В ней сидит заведующий сельскохозяйственным отделом вместе с каким-то молодым человеком.
— Эй, доброе утро, Тодерикэ. Как дела? Что нового? Уборку начали или нет? Со мною товарищ из центральной газеты. Из «Скынтеи». Хочет написать о вас.
— Товарищ Сырбу, сейчас у меня нет времени даже взглянуть на него, не то что побеседовать. Лечу в район. Счетовод, ты готов? Живо, а то опоздаем на поезд.
— Почему ты не едешь на своем грузовике? — спрашивает Сырбу.
— Что? Сейчас? Подумай сам, куда мне важнее сейчас послать в первую очередь грузовик? Дай мне твою машину. Я тебе тут же назад пришлю.
— Никак не могу. Мне надо все полевые станы объехать.
— Ясно. Поехали, счетовод!
Оставили мы их одних, — пусть разбираются как сумеют. На станцию прибежали к самому отходу поезда. Едва поспели купить билеты. Ну, а о том, чтобы забежать домой, сказать жене, что поесть мне некогда и перехвачу что-нибудь в районе, нечего было и думать. Всю дорогу со счетоводом приводили в порядок документы. В тысячный раз просмотрели их с начала до конца, — все ясно как день! Только для финотдела они — темный лес!
— Если и на этот раз не удастся им все объяснить, — говорю я счетоводу, — тогда сам, по своей золе, пойду к прокурору и попрошу, чтобы меня арестовали.
В четверть девятого мы были в финотделе. Входим к тому, кто нас вызывал. Никого!
— Где товарищ Скарлат?
— Его вызвали в райсовет. Присаживайтесь. Минут через десять вернется.
Вместо десяти минут прошли все полчаса: все с минуты на минуту придет. Я чувствовал, что мое терпение вот-вот лопнет. В пятый раз спрашиваю секретаршу:
— Скажи, пожалуйста, кто его вызвал?
— Не имею представления.
— Поищи его, будь добра. А то здесь на огне котел с водой. Если ему дать еще кипеть, он взорвется, и тогда беда этому помещению. А котел — это я!
Секретарша обзвонила все места. Ответ один: нет и нет. Наконец, когда я уже потерял всякую надежду, заявился Скарлат, красный как рак, шляпа на затылке, отдувается.
— Какая сегодня жарища!.. Зашел кружечку пива выпить, чтобы охладиться…
— Кружечку пива?! А мы здесь тебя ждем как проклятые…
— По дороге, браток, забежал на одну минутку. А в райсовете вы меня не искали? Разве вам не сказали, что я в архиве?
То ли в шутку, то ли всерьез отвечаю: мол, не думали, что он так скоро попадет туда.
Сели за работу. Все вроде ясно. Может, проверим наш расчетный счет? Пошли в банк. Счет — не подкопаешься. Опять в отдел. Опять все бумаги просмотрели. Скарлат их вертит и так и сяк, потом кладет на место. Оно, конечно, ведь речь идет о деньгах, а деньги — самое дьявольское изобретение человека. Чтоб они в огне сгорели! Так и не удастся, наверное, мне дожить до того времени, когда не будет никаких денег. Натуральный обмен: я тебе воз пшеницы, ты мне — вагон бумаги; я тебе килограмм брынзы, ты мне — сотню болтов. Привет! Будь здоров!
Так мы порядком над бумагами просидели. В одиннадцать часов звонит телефон. Секретарша зовет меня. Звонят из села.
— Товарищ председатель, — слышу в трубке голос агронома, — я только что приехал из эмтээс. Говорят, что не могут нам дать другие жатки.
— Что, нет жаток?
— Есть, но они запланированы в другое место, и нельзя менять план. Ты в районе, поднажми на них. У них есть жатки, которые только через десять дней пустят в ход. Пусть пока дадут нам, а за это время мы окончим уборку.
— Хорошо. Закончу здесь и зайду в райсовет.
Но вижу, что в финотделе нам скоро не отделаться, и говорю товарищу Скарлату:
— Послушай, я тебе дарю нашего счетовода. Держи его здесь хоть до конца его дней, а меня освободи. Ведь у меня уборка, и не хватает жаток. Мне надо срочно в райсовет. Потом, — говорю, — у меня со вчерашнего вечера во рту ничего не было, и смотри, как бы я не начал грызть твой стол вместе с делами… Хорошо? Если надо будет, найдешь меня в райсовете.
Как я обрадовался! Наконец-то я смогу заняться тем, что меня мучает и о чем у меня душа болит, — уборкой. Зашел в пивную, проглотил в два счета пару колбасок, полбулки и кружку пива. А сам все думаю о нашем бедном счетоводе, который не имеет такого счастья.
Оттуда иду в райсовет. Захожу к начальнику отдела Милотину, вы его знаете…
— Ничем не могу помочь, дорогой. Нет у меня жаток. Откуда я их возьму? Если бы я был волшебником, как в сказках, то обратил бы себя в жатку. Работайте на тех, что вам выделены. Хотите, чтоб я других оставил без всего?
— Дай нам те, что стоят без дела, и через неделю мы закончим уборку.
— А если поломаются?
— Если… если… А может, и не поломаются. А если даже и поломаются, то за ночь можно отремонтировать.
— Хорошо. Я согласен. Разумеется, если согласится директор эмтээс.
— Давай я ему позвоню.
— Звони.
Директор куда-то уехал. Звоню в колсельхоз и говорю агроному:
— Бери дрожки, грузовик, хоть на самолете лети, но найди директора эмтээс и делай с ним что хочешь, — проси его, колоти, души, — только бы он дал нам жатки. Райсовет согласен.
Тут я с облегчением откинулся на спинку стула. «Хорошо, — думаю, — что хоть это дело сделал».
Но не зря поговорка есть: не говори гоп, пока не перепрыгнешь. Не успел я перевести дух, как опять звонит телефон.
— Да, председатель здесь, — отвечает товарищ Милотин и протягивает мне трубку.
— Алло, да, это я.
И кто бы, вы думали, звонил? Военный комиссар. Помнишь, я говорил, что утром получил телефонограмму? Запрашивали характеристику на одного парня из нашего села. К награде или к повышению, что ли, его представить решили. Ну вот и понадобилась характеристика. И как можно быстрее.
— Товарищ капитан, — умоляю, — дайте мне хотя бы отдышаться. Мне сейчас не до характеристик. Ведь земля не провалится, если я завтра ее напишу.
И я положил трубку, как он там меня ни упрашивал. Вышел от Милотина и иду подменить счетовода, думаю, он, наверное, с голоду умирает. До окончания рабочего дня оставалось полчаса. Прихожу, — счетовод один. Вид у него понурый.