Новеллино — страница 42 из 83

И так, не помня более ни о своей любви, ни о красоте дамы, Бертрамо сказал, обратившись к ней:

— Дорогая мадонна, избави меня боже, чтобы любовь. которую питает ко мне твой доблестный муж, его чрезмерные похвалы и столько других вещей, сказанных и сделанных им для меня, получили такую плохую награду и чтобы я каким-либо поступком посягнул на самое дорогое, что он имеет, и стал виновником его позора. Напротив того, отныне я навсегда отдам ему всего себя со всеми теми правами, которые даются родному брату или вернейшему другу. Ты же будешь мне сестрой, и я посвящу всего себя, со всем своим имуществом и физическими силами, охране твоей чести и твоего доброго имени.

И, развязав платок, он вынул из него несколько драгоценностей, которые принес ей в подарок, и бросил ей на колени со словами:

— Носи их во имя моей любви и, помня о моем сегодняшнем поступке, постарайся впредь быть более верной своему мужу, чем была доселе.

Затем, нежно поцеловав ее в лоб и горячо поблагодарив за то, что она так любезно пришла к нему, он удалился. Вы легко можете себе представить, как дама была смущена и пристыжена. Однако, по врожденной женщинам алчности, она схватила драгоценные камни и, прижимая их к себе, вернулась домой. Происшествие это вскоре стало известно и снискало мессеру Бертрамо похвалы за его воинские доблести, смелость, благоразумие и осторожность, а также — за благородство, великодушие и прочие добродетели, которыми он превзошел всех рыцарей, живших в его время как в Италии, так и за ее пределами.

Мазуччо

Поскольку вряд ли возможно восхвалять описанную добродетельность мессера Бертрамо, проявленную им по отношению к его другу, столь же высоко, сколь того требуют его заслуги, то я предоставляю судить о ней тем, кто пылко любил и продолжает и сейчас любить, потому что каждый, думая о себе, воздаст ему те достойные его хвалы, которые я прерываю, будучи не в состоянии справиться с ними. Однако, вспоминая о замечательном совете его друга и о том, какими он представил в своем рассказе свойства, природу и обычаи женщин, я, желая подтвердить его суждение, изображу в следующей новелле, что сотворила одна мерзкая мошенница, чтобы удовлетворить отчасти свою безудержную похотливость, о чем читающие и слушающие узнают с немалым изумлением.

Новелла двадцать вторая

Великолепному синьору Галеаццо Сансеверино[194]

Одна дама из Трапани[195] влюбляется в мавра и вступает с ним в плотскую связь. Она обворовывает мужа и бежит в Берберию[196] с мавром и турчанкой. Чтобы отомстить им, муж, переодевшись, отправляется за ними, убивает мавра и жену и возвращается с турчанкой в Трапани, где, женившись на ней, долго наслаждается счастьем.

Посвящение

Поскольку мое усталое и скудное перо плохо справляется с описанием скорее чудовищных, чем человеческих деяний порочного и низкого женского пола, я намереваюсь оставить то, что я с юных лет доподлинно узнал об их поступках и что я знаю в мои теперешние уже совсем немолодые годы; однако, чтобы завершить начатый путь, я не перестану описывать некоторые злодеяния этого извращенного рода, получившие всеобщую огласку в народе, и давать истинное представление о них тем, кто украшен многими добродетелями и придерживается достойных обычаев; и среди других обращусь я и к тебе, коего я знаю как наделенного всяческими добродетелями, и расскажу о странном и похотливом желании, охватившем одну жительницу Трапани, из-за которой, я уверен, если у тебя и осталось хоть немного доверия к кому-нибудь из них, то оно полностью покинет тебя вместе с любовными страстями, и ты, свободный и раскованный, будешь наслаждаться твоей цветущей юностью. Vale.

Повествование

Трапани, благородный сицилийский город, как многим известно, расположен в отдаленной части острова и находится ближе к Африке, чем любая другая христианская страна. По этой причине трапанцы часто совершают на своих военных судах пиратские набеги на берега мавров, заплывая даже в устья их рек, и постоянно вывозят оттуда богатейшую добычу, иногда же бывают и сами ограблены маврами. Потому-то весьма часто случается, что для обмена пленниками они заключают перемирия, ввозят товары, продают и покупают, легко вступая в сношения друг с другом, вследствие чего очень редко встречаются трапанцы, которые не знали бы страну мавров со всеми ее особенностями так же хорошо, как свою собственную. И вот не очень давно случилось, что один трапанский дворянин, прозывавшийся Николао д’Агвито, бывший в свое время знаменитейшим корсаром и неоднократно грабивший Берберию, в один прекрасный день возвратился домой, взял себе молодую и очень красивую жену и, прижив с нею детей, зажил в полном почете. В числе других слуг и рабов, которых он имел, был берберийский мавр из Триполи[197], по имени Элия, молодой, крепкий и очень сильный, но в то же время чрезвычайно уродливый. И вот жена Николао, воспылав к нему разнузданной и жаркой страстью, не пожелала ни уважать святость брака (ибо на это таинство редко обращают внимание, когда тому не препятствуют способности), ни даже принять во внимание, что он раб, она же свободная, что она красавица, а он урод, она христианка, а он мавр, вследствие чего этим поступком своим она оскорбила одновременно бога, закон и честь; она приняла в расчет только то, что он молод и потому сможет дать ей большее удовлетворение, чем муж, и ей захотелось проверить, так же ли хорошо поведет себя мавр на поле битвы, как он вел себя, нося огромные тяжести на плечах. Проверив это раз и другой, она убедилась, что ее предположения не обманули ее, и решила продолжать так же до тех пор, пока ей хватит жизненных сил и мужнина имущества.

Хотя мавр, казалось, чувствовал себя хорошо и по многим причинам был доволен этой игрой, однако по своей природе он принадлежал к числу хищных птиц, которые, находясь во власти охотников, всячески стремятся возвратиться в оставленные гнезда, несмотря на то что в неволе их кормят наилучшей, нежной пищей, тогда как на свободе добыча достается им редко и с трудом. Так же точно и мавр, несмотря на все ласки, подарки и телесное обладание своей прекрасной госпожой, постоянно устремлял свои мысли на возвращение домой и, будучи зол и коварен, начал принимать меланхолический и грустный вид перед своей госпожой и редко удовлетворять ее, когда она добивалась от него наслаждения. Будучи этим весьма недовольна, дама постоянно побуждала его поведать ей причину своей меланхолии, заверяя, что не преминет сделать все от нее зависящее, дабы помочь ему. На это мавр ясно ответил, что он никогда не будет себя чувствовать довольным, пока не вернется на родину. Дама, выслушав эти слова с сильной досадой, какой она еще никогда не испытывала, постаралась рядом бесспорных доводов убедить его удовольствоваться нынешним положением, предлагая сверх того, если ему это угодно, отравить мужа и вместе воспользоваться его состоянием. Когда же она убедилась, что мавр с величайшей хитростью остается непоколебимым в своем намерении, она приняла наконец решение бежать вместе с ним в Берберию. После того как она сообщила мавру свое решение, которое он выслушал с необычайным удовольствием, они решили не терять времени и, дождавшись холодного и продолжительного северного ветра, в то время как Николао отправился по своим делам в Маццару[198], взяли ночью вместе с несколькими другими рабами судно, снабженное всеми необходимыми мореходными приспособлениями, и, захватив вместе с дамой молоденькую и красивую турчанку, а также столько ценных вещей, сколько им удалось взять при такой спешке, они сели за городом на корабль и, направляемые благоприятствовавшей им Фортуной, очутились на следующий день у мавританских берегов.

Когда все спутники разошлись по своим домам, Элия с дамой и турчанкой направился в Триполи, где был с большим торжеством встречен своими товарищами. Несколько дней спустя Элия, под воздействием ли божьей справедливости, которая не оставляет безнаказанным никакого зла, или, быть может, под влиянием собственных размышлений, увидел, что эта злая женщина, охваченная неутомимой похотью, предала мужа, любившего ее, как собственную жизнь, покинула детей (что уж совсем поразительно), отреклась от родных и закона своего бога и совершила много других дурных поступков, и решил, что не должен и не может иметь к ней никакой веры, любви или надежды. По этой причине он в течение немногих дней проникся к ней такой жестокой ненавистью и отвращением, что не только перестал расточать ей обычные ласки, но едва говорил с нею и не обращал на нее никакого внимания; кроме того, по малейшему поводу она получала палочные удары от начальника галер. Бедная женщина, попав в такое плохое положение, испытывала позднее раскаяние, оплакивала свою жалкую жизнь, равно как и свой подлый поступок, и жаждала смерти как единственного утешения в подобной жизни, готовясь встретить ее с величайшей радостью.

Когда несчастный Николао возвратился из Маццары домой и услышал эту ужасную и позорную новость, его горе, слезы и огорчение были так велики, как каждый из вас может себе легко представить. Он был в таком отчаянии, что несколько раз был готов пронзить себе ножом грудь, сознавая, что жизнь с подобным бременем для него хуже смерти. Однако, отдав некоторую дань скорби, он сообразил, что нанесет большой ущерб своему доброму имени, если покончит с собою из малодушия, и мужественно решил потерять жизнь там, где уже потерял честь и состояние. И, обладая большой смелостью, которая возросла от сознания правильности задуманного предприятия, он, не посоветовавшись ни с друзьями, ни с родственниками, тайком подрядил десяток удалых молодцов и, снарядив ночью пиратское судно, направился со своими драгоценными товарищами к берегам Берберии.