Многие будут насмехаться над описанными здесь поступками двух близких друзей, которые предпочли дружбу чести того и другого; но я подозреваю, если только, конечно, небеса не внесут каких-либо изменений в общий порядок вещей, что честь эта, что сегодня ценится и превозносится лишь добродетельными людьми, в конце концов будет не только подвергаться поруганию и всеобщему презрению, но и вообще будет изгнана в вечную ссылку даже из самых отдаленных уголков земли. Но, оставляя эти хлопоты потомству, я скажу, что если бы с союза, заключенного грубыми и невежественными друзьями, стали бы брать пример два других благороднейших приятеля, влюбившиеся в одну благородную девушку, о которых я собираюсь далее написать, то не последовало бы стольких сражений и смертей, о чем и будет с удовольствием сейчас рассказано.
Новелла тридцать седьмая
Моему прекраснейшему Ариете[254]
Два приятеля, воины Маркетто и Ланцилао, влюбляются в одну и ту же даму; они бьются друг с другом и оба умирают; девушка с горя тоже лишает себя жизни; их оплакивают при всеобщей скорби, и всех троих погребают в одной могиле.
Побуждаемый узами подлинной дружбы, мой прекраснейший Ариете, я захотел вспомнить о ней в разлуке с тобой как о ничем не омраченной и послать тебе, единственному другу, настоящую новеллу; и хотя ее конец будет суровым и кровавым, ты все-таки узнаешь в твоем юном возрасте, сколь беспорядочна и чрезмерна бывает сила любви, дабы в более зрелые годы ты сумел, если сможешь, с осторожностью уберечься от этих мучительных оков. Vale.
В те времена, когда непобедимый и славнейший синьор граф Франческо Сфорца[255] не был еще герцогом Миланским и господствовал над Анконской маркой[256], в его блестящей свите состояли два воина, из которых одного звали Маркетто да Фаэнца[257], а другого — Ланцилао да Верчелли[258], оба удивительно смелые и мужественные юноши, доблестные, изящные и на редкость хорошо сложенные. Ввиду того что они были воспитаны в одном и том же обществе, между ними завязалась столь сильная и постоянная дружба, что они, как это принято у солдат, побратались друг с другом на жизнь и на смерть, ибо исключительно сильно любили друг друга; и они не только сделали общим оружие, лошадей и все остальное свое имущество, но каждому из них казалось, что душа друга соединена в его теле с его собственной душой. И в таком счастливейшем состоянии они пребывали много лет, непрестанно приумножая свою честь, славу и имущество, и союз их был основан на такой взаимной любви и преданности, что ни поиски общественного положения, ни стремление к богатству, ни жажда славы или известности не были бы в силах хоть сколько-нибудь нарушить это прочное содружество и братство, если бы наша общая повелительница Фортуна не открыла к ним доступ жестокой и злокозненной любви, которая, влив в сердца их свой необычайный и ужаснейший яд и раскалив их обоих одним и тем же пламенем, одолела и сокрушила все другие преграды.
Итак, в то время как они находились ради военных упражнений в городе Фано[259], случилось, что синьор Малатеста[260] устроил турнир в Аримини[261], на который отправилось много разных воинов, в том числе и два этих названых брата, Маркетто и Ланцилао, лучше всех других снабженные конями, латами и оруженосцами. И, начав состязания вместе с некоторым числом других воинов, наши два приятеля повели себя столь мужественно, что все остальные воины выбыли из строя, одни — побежденные, другие — усталые от боя, так что в конце концов остались только эти двое. Не желая сражаться друг с другом, они прекратили бой, причем каждый их них уступал честь другому; но так как выяснилось, что Маркетто сломал несколько больше копий, чем Ланцилао, то ему был вручен почетный приз, к великой радости и гордости обоих приятелей. И вот случилось, что, отправившись на пиршество во дворец синьора Малатеста, оба упомянутых приятеля во время бала влюбились в одну и ту же молоденькую девушку, весьма красивую и изящную, дочь одного видного местного рыцаря, и каждый из них, не зная о чувстве другого, стал ухаживать за нею. Девушка, которую звали Ипполитой, видя, что они оба одного возраста, одинаково красивы и воспитанны и вообще во всем равны один другому, никак не могла решить, которому из них отдать свое сердце, и после некоторого колебания рассудила одинаково полюбить обоих; и так, втайне обнадеживая то одного, то другого, она обоих радовала своей благосклонностью.
Когда праздник кончился, к великой печали обоих новых влюбленных, плененных и связанных тем, от чьих стрел невозможно укрыться никаким способом, оба приятеля возвратились домой. Тут Маркетто заговорил первый:
— Брат, я отправлялся на турнир, чтобы добиться приза, а потерял свободу, ибо я так сильно воспламенился любовью к одной девушке, которую на горе себе встретил на сегодняшнем празднестве, что не могу теперь найти себе покоя.
Ланцилао ответил ему с не менее страстным вздохом:
— Увы, брат, подобные же узы связали и меня сегодня с другой девушкой, прекраснейшей на свете.
Тогда Маркетто заметил:
— Я этому не удивляюсь, ибо с первого мгновения нашего знакомства наши желания так во всем сходились, что и теперь, видно, судьба принуждает нас сопутствовать друг к другу в любви, и это должно быть нам тем более дорого, что каждый из нас, видя мучения другого, будет ему вдвойне сочувствовать. Однако не могу не сказать тебе, что если твоя возлюбленная превзойдет красотою мою, то ее по справедливости надо будет признать единственной в мире.
Ланцилао добродушно ответил ему:
— Завтра, посмотрев на ту и другую, ты рассудишь.
На следующий день празднество возобновилось и двое милых друзей с особенной радостью отправились туда вместе с другими приглашенными. Будучи всеми встречены с почетом и лаской, они увидели свою возлюбленную в обществе других дам и уже собрались возобновить свои ухаживания; но сначала Маркетто, взяв за руку приятеля, скромно указал ему на даму, на которую в то же мгновение хотел указать ему Ланцилао. Увидев это и поняв, что любовь в одном и том же огне сжигает их обоих, Ланцилао почувствовал глубокую боль в своем влюбленном сердце и, обратясь к другу, сказал чуть не плача:
— Маркетто, эта девушка — та, о которой я тебе так пылко рассказывал, и потому, если ты хочешь сделать мне величайшее одолжение, прошу тебя, откажись от этого предприятия, так как сомнительно, чтобы двое сразу одержали победу над нею; я же думаю ее одержать несомненно, ибо убедился, что она любит меня пылко и страстно.
Маркетто, несколько задетый этими словами, ответил:
— Я не мог даже представить себе, чтобы ты, при наличии глубокой взаимной любви между нами, мог хотя бы замыслить, не то что сделать мне столь неприличное предложение. Ведь вчера вечером я сказал тебе, что эта девушка отняла у меня сердце и свободу, — иными словами, отказ от ее любви равносилен для меня смерти; значит, ты желаешь смерти своего дорогого друга и брата. И хотя я не сомневаюсь, что она тебя любит, однако можешь быть уверен, что она, увидев, как доблестно я сражался, настолько обратила свои мысли в мою сторону, что любит меня более самой себя и будет любить всегда, как это впоследствии ясно обнаружится.
Ланцилао, слушавший его с неудовольствием, был крайне смущен его последними словами и ответил на них так:
— Если ты полагаешь, что приобрел ее благосклонность, хорошо сражаясь, то я не мог потерять ее по той же причине, ибо, как тебе известно, я сражался так же хорошо, как и ты, и только из великодушия согласился, чтобы ты получил почетный приз, не делая разницы между тобой и мной. И не сомневайся, что, будучи менее уставшим, чем ты, я одержал бы победу, если бы турнир продолжался далее. Это ясно всякому, в том числе и твоей даме.
Разгоряченный этим замечанием, Маркетто ответил:
— Утверждая, что я получил приз лишь благодаря твоему великодушию, ты говоришь неправду, ибо я весьма долго сражался лучше тебя и всех других и был награжден по заслугам; и благодари бога, что ты не выступил против меня, ибо я присоединил бы тебя к числу тех, которых я победил до тебя.
Тогда Ланцилао, весь дрожа от ярости, воскликнул:
— Словесный спор я считаю искусством трусов, и так как я хорошо обдумал то, что собираюсь сделать, то еще раз повторяю тебе: ты должен отказаться либо от любви к ней, либо от нашей дружбы; и если ты все же предпочтешь любить ее, то мы с мечами в руках померимся силами и покажем друг другу, кто из нас любит сильнее или кого она будет больше любить.
Маркетто ответил:
— Я не ждал от тебя другого ответа, и потому — будь готов, ибо я в самом скором времени сообщу тебе, как, когда и где мы с тобою встретимся.
И, удалившись в сильнейшем гневе, он посвятил в это дело несколько воинов, объяснив им причину случившегося; и так как его товарищ поступил так же, то через несколько часов весь Аримини был осведомлен о происшествии. И хотя князь и другие наемные воины и рыцари настойчиво пытались примирить их, оба любовника пылали таким гневом, что вызвали друг друга на конный бой за городом и, назначив его на следующее утро, стали готовиться к нему. Отец девушки, узнав об этом деле и видя, что они оба прекрасны, доблестны и богаты, сразу решил отдать дочь в жены вместе с значительной частью своего имущества тому из них, кто выйдет победителем из боя; и в присутствии многих господ и дам, а также своей дочери он известил обоих влюбленных о своем решении. И это решение не только было им приятно, но так подзадорило их к бою, что они окончательно о нем договорились. А Ипполита, которая, как сказано, одинаково их любила и понимала, что любовь и победа одного из них связана с гибелью другого, с невыносимой тоской ожидала, чем все это кончится. Когда настало утро, оба прибыли разными дорогами на место в сопровождении нескольких воинов, на прекрасных конях и надлежащим образом вооруженные всем необходимым для столь тяжкого дела. Трубы возвестили начало жестокого поединка, и всем присутствующим было приказано стоять смирно под страхом сурового наказания. И когда прозвучал последний сигнал к жестокому бою, оба они, отпустив лошадей, ринулись друг на друга. Маркетто, приподнявшись на стременах, ударил товарища в глазницу шлема так, что обломок копья с железным наконечником вонзился внутрь и прошел через голову Ланцилао, который свалился на землю мертвым. А Ланцилао, напротив, держался низко, намереваясь сначала убить лошадь товарища, чтобы затем легко победить его, нанеся удар, когда он будет на земле; потому он ранил лошадь Маркетто в грудь таким образом, что она, бешено кружась, подобно пораженному быку, упала на землю. И так жестока была участь бедного Маркетто, что, в то время как лошадь кружилась, у него выскочил из ножен меч и рукоять его уперлась в землю, а лезвие протянулось вдоль спины лошади так, что, когда Маркетто падал, случилась вещь почти небывалая: острие меча вонзилось промеж колец его панциря, и так как он во время стремительного падения надавил на него, то оно вошло в его несчастное тело до самой рукояти, вследствие чего он умер тут же на месте, не успев вымолвить ни одного слова.