[315], облеченный в то время папской властью в качестве наместника Христа. Будучи личным и смертельным врагом императора, этот папа, по своему злокозненному характеру, задумал во время столь достойного благочестивейшего путешествия выдать императора врагам Христовым, чтобы погубить его. И, не откладывая дела в долгий ящик, папа, имея искуснейшего живописца, обещал ему немалую награду и тайно послал его написать портрет императора в его настоящем, естественном виде. И, получив немного времени спустя портрет, написанный с таким совершенством, что ему недоставало только дыхания, чтобы быть признанным живым, он послал его султану Вавилонии со своим личным камердинером, дав ему наставление, как поступить и что сказать для осуществления этого злого и гнусного намерения.
Тот, прибыв в надлежащее время и будучи тайком введен к султану, сказал ему:
— Могущественнейший государь, наш святейший повелитель папа посылает меня предупредить тебя (хотя ты и принадлежишь к числу главных врагов христианской веры и религии, которой он, как наместник святого Петра, главный начальник и руководитель), что император, не довольствуясь обладанием большей частью западных стран, всемерно стремится подчинить себе также и Восток. И потому некоторые союзники постоянно увещевают и уговаривают его затеять поход для завоевания гроба господня. И начинает он это дело не ради благочестия, как последователь Христова знамени, но как неправедный тиран, хищный и завистливый к чужому добру, желающий, победив тебя и весь твой род, сделаться властителем мира. И так как он уже не раз выставлял такие тщеславные замыслы, но папа, поняв их, постоянно давал ему отказ, то теперь он ищет другого пути, чтобы утолить свою ненасытную алчность. И поскольку он уже сделал большие приготовления вместе с другими христианами, но в то же время не верит, что кто-либо сможет ему дать полные сведения о свойствах и состоянии твоей страны, то он решил лично с двумя своими приближенными рыцарями прибыть сюда, переодевшись пилигримом; и он уже двинулся в путь и в ближайшее время осуществит свое намерение. Вследствие этого его святейшество папа пожелал не только сделать тебе особое предупреждение, чтобы ты мог поскорее принять меры против столь великой наглости, но и послать тебе через меня его портрет, написанный с натуры, с помощью которого ты, передав его куда следует и приказав внимательно выслеживать императора, несомненно, сможешь его безнаказанно захватить.
Сказав это, посол отдал ему в руки этот портрет. Султан же, будучи весьма разумным государем, выслушал, правда, посла и его донесение с большой признательностью, воздал папе бесчисленные благодарения и отпустил посла радостным, наградив его многочисленными дарами; однако сам про себя рассудил, что велика должна быть низость этой гнусной породы клириков; ибо подтвердилось то, что он много раз слышал о верховном пастыре и о большей части его кардиналов: об их надменности, корыстолюбии и завистливости, о том, что они запятнаны беззаконною похотью и преисполнены всякого рода мерзких и гнуснейших пороков. Тем не менее, оказав полнейшее доверие посольству, он рассудил, рассмотрев портрет императора, что не малым должно быть его могущество, и потому он не только поспешно и толково отдал приказ схватить императора, как только он тайком появится, но и без всякого промедления призвал на помощь все силы язычников и на бесчисленные и величайшие сокровища стал нанимать войско, чтобы предотвратить столь великую гибель, которая, как думал он, готовилась ему.
Закончив большую часть своих приготовлений, император, когда настало время, искусно переоделся и вместе с двумя своими спутниками тайком отправился в намеченный путь. И после многих тягот, тревог и лишений, духовных и телесных, испытанных во время путешествия по морю и по суше, он прибыл туда, где враги поджидали его с немалой бдительностью. Его тотчас же признали по портрету, молча и вежливо схватили и привели к султану. Каждый может себе представить, как этому обрадовался — и не без основания — султан. И хотя он принял императора несколько сурово, однако затем, присмотревшись к нему, решил, что бог и судьба наделили этого государя величайшими дарами и что могущество его должно быть большим, нежели он раньше предполагал. И. приказав содержать императора в своем дворце под крепким надзором и хорошо прислуживать ему, он как-то раз, когда ему захотелось этого, велел привести к себе императора и добродушно спросил его о цели его тайного прибытия. На это император, не испугавшийся своего пленения, отвечал ему с немалым мужеством:
— Государь, в прошлом я потратил большую часть своей жизни на празднества и торжества, на мимолетную славу, наслаждения и суетные блага; теперь же я решил позаботиться о боге и о своем спасении и для этого прибыл сюда, претерпев столько опасностей и лишений, чтобы посетить маленькую лачугу, в которой пребывал короткое время наш общий спаситель, сын божий, после того, как был предан смерти иудеями[316]. И хотя моему столь похвальному намерению были воздвигнуты препятствия, я нисколько в нем не раскаиваюсь и не буду раскаиваться, даже если бы мне пришлось принять не только одну, но тысячу смертей за служение тому, кто претерпел за меня муки и смерть, и тем самым уплатить ему хоть часть своего долга.
Султан понял из слов императора, что не был обманут его наружностью, и, оказывая, гораздо больше доверия его справедливой и разумной речи, чем пагубному и лживому сообщению папы, вызванному слепой завистью и лютой ненавистью, он пожелал выказать великодушие и, обратившись к императору, сказал ему:
— Великий бог, всемогущий и всеведущий, да будет мне свидетелем того, что, узнав уже давно, по достоверным слухам, о большей части твоих доблестей, я чувствовал себя вынужденным горячо любить тебя и немало желал тебе угодить. И, поистине, если бы ты, собравшись приехать сюда, пожелал довериться мне, уповая на свою безопасность, как это подобало твоему достоинству, то твое великое желание было бы удовлетворено к нашему обоюдному удовольствию. Однако, раз ты все же явился сюда, как, по-видимому, было угодно небу, я рад уверить тебя, что ты встретишь во мне, которого ты считал своим врагом, больше доброго расположения, чем в главе и первосвященнике вашей церкви.
И, говоря это, он показал ему портрет и подробно рассказал, как и откуда он его получил, а также все, что папа сообщил ему с целью погубить императора, а затем прибавил:
— Хотя ты, будучи победителем, и попал мне в руки как жертва и я мог бы в твоем лице отомстить всем моим врагам, я хочу дать тебе не только жизнь, но и свободу. Однако, узнав о твоем прибытии, я истратил огромные средства на необходимые приготовления к тому, чтобы не только защититься самому, но и предотвратить твое нападение на других, и потому я решил, что в награду за столь великий дар ты должен внести выкуп в размере пятисот тысяч дублонов, чтобы покрыть хотя бы часть напрасно потраченных мною денег. А чтобы ты мог доставить мне эти деньги, я не только немедленно возвращу тебе свободу, но и окажу содействие твоему благополучному возвращению домой.
Хотя император был весьма изумлен злокозненным и низким поступком паны, истинного предтечи антихриста, однако он так сильно обрадовался доброте султана, превзошедшей его ожидания, а также счастливому исходу дела, что эта сумма показалась ему совсем ничтожной. Выразив султану бесконечную благодарность за столь неожиданное великодушие и обмениваясь с ним разными мыслями по поводу порочной и развратной жизни римского пастыря, сделавшегося жадным и хищным волком, император сказал:
— Доблестнейший государь, хотя назначенный тобою выкуп и кажется мне совсем ничтожным, тем не менее я не знаю никакого способа, каким я мог бы получить его, оставаясь здесь. Ибо не успеют услышать в христианских землях об этом происшествии, как тотчас в самой Италии и вне ее появится множество честолюбцев, которые, по совету и с содействия даны, из притворного человеколюбия завладею! в кратчайший срок моей империей и накопленными мною сокровищами; и тогда будет не только нарушен и расстроен наш общий план, но и я сам, как частное лицо, должен буду остаться навеки твоим пленником. А потому для полного завершения начатого тобою благодеяния да будет угодно твоей великой милости предотвратить столько несчастий одним-единственным поступком; я же, кроме своего честного слова, оставлю тебе в качестве ценного залога несравненно более великого государя, чем я сам, а именно святейшее тело моего господа Иисуса Христа. Клянусь тебе им и обещаю, что как только я с божьей помощью прибуду на родину, то без малейшего промедления вышлю тебе полностью обещанный долг, после чего я лично вместе со всем, что у меня есть, буду считать себя вечно обязанным тебе.
Султана убедили справедливые и правдивые доводы императора, но особенно удивился он величайшему уважению, которое христианский государь выказал к маленькой облатке, сделанной из хлеба и претворенной словами священника в тело Христа. И это уважение возымело такую силу, что он отогнал от себя все другие мысли, какие явились у него с целью получить деньги, и он тотчас же принял решение принять указанный залог, и при этом — не ради того, чтобы получить деньги, а чтобы подвергнуть великому испытанию эту самую христианскую веру. Он кратко ответил, что согласен на все, что приятно и угодно императору, и что все будет исполнено так, как он о том просит. И так как дело требовало поспешности, он немедленно призвал священника из ордена францисканцев, который в его присутствии благочестиво освятил тело Христово и с надлежащими церемониями поместил его в прекраснейший ковчег, после чего император передал его султану с великим благоговением и слезами умиления. И, подтвердив на нем еще раз свое клятвенное обещание, император через несколько дней после этого возвратился в свои владения так же тайно, как и уехал оттуда. Прибыв туда, император, постоянно размышляя о полученном им великом благодеянии, велел с большой поспешностью снарядить несколько галер и посадил на