[232] Измученная и истерзанная жена говорит мужу: «Прошу тебя, убей меня, прежде чем мучить меня таким образом всякий день, я не знаю за что».
Фра Микеле отвечает на это: «Так как ты еще не знаешь, почему я это делаю, я тебе объясню. Ты, конечно, помнишь, как я приехал однажды вечером в гостиницу в Тозиньяно, когда ты была женой Уголино Кастроне. Помнишь ли ты, как он сказал тебе, чтобы ты пошла нарвать для меня салата, а ты ответила ему: „Ступай за ним сам?"» И после этих слов фра Микеле наносит здоровенный удар кулаком и продолжает: «А когда он сказал тебе: „Сходи за таким-то вином", а ты ответила ему: „Я не хочу идти за ним?"» И он наносит ей второй удар.
«Тогда я пришел от этого в таксе негодование, что стал просить бога, чтобы он послал смерть Уголино Кастроне и моей тогдашней жене, чтобы я мог взять тебя в жены. Милостиво выслушав мои молитвы, он исполнил их и сотворил так, что ты стала моей женой, чтобы тому наказанию, которому не подверг тебя твой Кастроне, подверг тебя я. Так что то, что я делал с тобой до сих пор, было сделано, чтобы наказать тебя за проступки и отвратительные твои повадки в то время, когда ты была его женой. Подумай же о том, что сделаю я с тобой, если ты захочешь держаться этих своих повадок, будучи отныне впредь моей женой? Несомненно то, что я делал с тобой до сих пор, покажется тебе молоком и медом. Так что от тебя зависит теперь, заслужить или не заслужить палки и побои.
Жена ответила на это: «Дорогой муж, если я в прошлом сделала что-либо неподобающее, то ты меня за это уже наказал. Да будет милость божья, чтобы я поступала впредь так, чтобы удовлетворить тебя. Я постараюсь об этом, и да будет в этом со мной милость божья».
Фра Микеле сказал тогда: «Мессер Батаккьо (палка) разъяснил тебе это. Дело за тобой».
С этой поры женщина совершенно изменила свой нрав, словно она заново родилась. А фра Микеле не пришлось пускать в дело не то, что удары палки, но и язык, потому что она догадывалась о его желаниях и не уходила, а летала по дому и была прекраснейшей женой.
Что касается меня, то я, как было сказано выше, полагаю, что все почти зависит от мужей: от них хорошие и дурные жены. И в этой новелле видно, что то, чего не сумел сделать Кастроне, сделал Порчелло. И хотя пословица говорит: «Для хорошей женщины и дурной женщины нужна палка»,[233] я принадлежу к тем, кто думает, что для дурной женщины нужна палка, но для хорошей в ней нет нужды, так как если побои наносятся с целью превратить дурные нравы в хорошие, то их нужно наносить дурной женщине, дабы она изменила свои дурные нравы, но не хорошей, ибо если она изменит добрые нравы, то может усвоить дурные, как это часто бывает с лошадьми: когда хороших лошадей бьют и изводят, то они становятся упрямыми.
Новелла 87
Дино ди Джери Чильямоки был гражданином Флоренции, купцом, часто бывавшим во Фландрии и в Англии. Он был очень высок ростом и худ, и был у него чрезмерно большой кадык. Он очень не любил слышать или видеть неприятные вещи, а потому, когда об этом люди болтали, то он вел себя странно. Будучи гонфалоньером юстиции, он пригласил как-то к ужину маэстро Дино, а этот маэстро Дино был еще более странным человеком, чем названный Дино. За столом уселись: на первом месте названный гонфалоньер, подле него – маэстро Дино, а кроме того, здесь находился Дино ди Бернардо дАнсельмо,[234] бывший тогда приором и вероятный соучастник маэстро Дино в том, о чем рассказывается далее в настоящей новелле.
Когда стол поставили, то был подан телячий желудок. Лишь только принялись разрезать его, маэстро Дино и говорит Дино: «Что бы вы взяли, чтобы есть из чашки, где в течение нескольких месяцев находились испражнения?»
Дино смотрит на него и отвечает, смутившись: «Это гадость для того, кто плохо воспитан; похуже, уноси».
Маэстро Дино продолжал: «А что представляет собою то, что подано на стол? Это еще похуже».
Дино начинает мутить. – «Что это за слова?»
А маэстро Дино отвечает: «Они соответствуют тому, что было подано на стол в виде первого блюда. Сознайтесь: разве этот желудок не есть сосуд, в котором содержались испражнения животного со времени его рождения? И вы, синьор, едите такие грязные блюда?»
– «Это гадость, это гадость. Унесите блюдо, – говорит он слугам. – Клянусь создателем: больше вы этого есть не будете».
С тех пор Дино не ел ни желудка, ни чего-либо другого. Когда названное блюдо было унесено, подали вареных куропаток, и маэстро Дино сказал: «Этот отвар из-под куропаток воняет», и, обращаясь к эконому, спросил: «Где ты их купил?»
Эконом ответил: «У торговца птицей Франческе».
Маэстро Дино заметил на это: «За последние дни их было в продаже много, и один из моих соседей купил их, полагая, что они свежие, а они оказались затем все в червях. Эти, вероятно, такие же».
Тогда Дино сказал: «Какая гадость, какая гадость. В недобрый час и еще такое безобразие», и он вернул свою чашку слуге со словами: «Убери».
Тогда маэстро Дино заявляет: «Надо же мне, однако, поесть, если я хочу жить; оставь!»
Дино надулся и не ест и сидит с видом святого. После того как убрали второе блюдо, подали сардинки в соусе. Маэстро Дино говорит: «Гонфалоньер, я вспоминаю, когда дети мои были маленькими, как у них выходили сзади черви».
Тогда Дино встает и говорит: «Какая гадость для того, кто не привык к таким вещам. Клянусь парижской богоматерью, что вы своими мерзкими словами не дали мне сегодня вечером поесть. Но даю слово, вы не придете больше в эту гостиницу».
Маэстро Дино засмеялся и стал просить его вернуться к столу; но ничто не помогало, и он пошел в свою комнату, говоря: «Да пошлет вам господь плохой день, негодный человек явился в такой дом и держит себя как знаменитый музыкант; речи его напоминают больше речи негодяев, опустошающих сады, чем слова людей, которые должны служить примером и поучать. Таким примером должен был бы служить и этот старик, но, на мой взгляд, он скорее похож на человека, дурно прожившего свою жизнь».
Гино ди Бернардо вместе с другими приорами, получившими от всего происшедшего большое удовольствие, встали из-за стола и отправились туда, где находился Дино, и застали его в большом расстройстве, причем он ни за что не хотел видеть маэстро Дино. Однако им удалось несколько усмирить его; маэстро Дино постарался войти в его расположение, и гонфалоньер примирился с ним. Но это длилось недолго. По истечении некоторого времени маэстро Дино задумал уехать. Тогда Гино ди Бернардо и говорит ему: «Маэстро, проститесь с Дино и откланяйтесь ему».
Маэстро Дино берет за руку Дино и говорит ему: «Мессер гонфалоньер, с разрешения вашей милости, позвольте вас просить отпустить меня». Дино протягивает ему руку, а маэстро Дино, взяв ее, тотчас же оборачивается и, спустив с себя штаны, в один и тот же миг обнажает перед гонфалоньером седалище и голову.
Этого было достаточно. Дино бросается, чтобы схватить маэстро, и кричит: «Хватайте его, хватайте его!» Гино и прочие говорят: «Дино, не кричите. Пойдем на заседание, и там сделаем то, что нужно».
Маэстро же Дино говорит: «Синьоры, поручаю себя вам, чтобы мне не погибнуть за то, что я откланялся должным образом», и, сойдя по лестнице, он уходит с богом.
Взбешенный Дино в тот же вечер идет на заседание, созывает товарищей и, как старшина, ставит на голосование, чтобы послать уведомление исполнителю судебных постановлений и выслать маэстро Дино. Предложение ставится, ставится раз и другой, но не получает большинства голосов. Видя это, Дино, у которого вздулась шея, зовет слуг и велит им зажечь факелы, так как он хочет идти домой. Товарищи смеялись до упаду и сказали: «Ах, Дино, не уходите нынче вечером».
Дино же, не умерив нимало своего гнева, быстро отправился к себе домой. Наутро за ним послали; но на следующий день нельзя было никакими способами добиться того, чтобы он вернулся во дворец. Тем временем один из приоров нарисовал на стене в малом зале заседаний углем фигуру, очень похожую на Дино, с большим кадыком и длинной шеей, так что это был точь-в-точь гонфалоньер. Вечером, когда Дино не хотел возвращаться во дворец, приоры послали за ним сера Пьеро дела Риформаджони[235] с тем, чтобы он попросил Дино вернуться, так как дела коммуны не могут оставаться без управления; а кроме того, так как маэстро Дино должен быть наказан за совершенный им проступок. После продолжительных переговоров Дино позволил себя убедить, и на следующее утро вернулся во дворец. Но когда он явился утром в малый зал заседаний и увидел в присутствии Гино ди Бернардо изображение, сделанное на стене, то посмотрев на него, он стал вздыхать, а Гино и говорит ему: «Ах, не обращайте внимания на эти вещи и не огорчайтесь».
На это Дино ответил: «Какого черта говоришь ты мне это, когда меня нарисовали здесь на стене? Если ты мне не веришь, взгляни сюда».
Гино, еле сдерживавший себя, так ему хотелось смеяться, сказал: «Как это вы можете, добрый вам час, сердиться из-за этого рисунка и говорить, что он изображает вас? Здесь уже довольно давно была нарисована голова короля Карла I, бывшего человеком худым и длинным, с горбатым носом.[236] Но простите мне, Дино, я слышал от многих граждан, что лицо у вас совершенно такое же, как у короля Карла I».
Дино поверил этим словам и утешился, почувствовав свое сходство с королем Карлом I. Через некоторое время он вернулся с маэстро Дино и, явившись на заседание, снова поставил на голосование оповещение и высылку, но, не получив большинства голосов, опять очень огорчился. Тогда, наконец, Гино сказал: «Так как голосование не дает вам большинства, то поручите двоим из нас послать за маэстро Дино и сказать ему то, что следует, нагнав на него хорошего страху». Так и сделали.