Послать за маэстро Дино было поручено Гино и еще другому лицу. При появлении маэстро Гино стал смеяться и сказал ему, наконец, что Дино хотел бы видеть его мертвым и что он простил бы ему все и успокоился, если бы он не спустил с себя штанов. На это маэстро Дино заявил: «Существует в мире страна, очень большая, и есть там король, являющийся набольшим, а под ним находится много князей, и называется этот король королем Сары.[237] Когда кто-либо делает поклон одному из этих князей, то он снимает капюшон; когда же кто-либо делает поклон королю – набольшему, то он снимает сразу и капюшон и штаны. Учитывая, что гонфалоньер юстиции есть старший синьор, и не только в этой провинции, но во всей Италии, и желая сделать ему поклон, я поступил таким же образом, как поступают в той стране».
Услышав это объяснение, оба приора расхохотались еще больше и, вернувшись к Дино и прочим, рассказали, как они порицали маэстро Дико, и как крепко выругали его, и как он сослался в свое оправдание на какой-то обычай, существующий в такой-то стране. Если так, то, по их мнению, он не совершил уже такого большого проступка, и они попросили Дино, чтобы тот не огорчался и предоставил им кончить это дело. Коротко говоря, Дино забыл мало-помалу оскорбление маэстро Дино, но все же в течение нескольких лет не разговаривал с ним. А маэстро Дино радовался этому и говорил: «Если он не разговаривает со мной, так мне нечего ходить к нему лечить его, когда он хворает». Так продолжалось дело долгое время, пока, наконец, маэстро Томмазо дель Гарбо не устроил им однажды вечером ужин и, угостив их желудком и куропатками, не помирил их.
Необходимо всегда, чтобы среди синьоров и в обществе находился человек, который мог бы развлечь остальных. Названный Дино был из таких людей: не по причине какого-нибудь недостатка, а по привычке, он не выносил грязных вещей и не хотел о них слышать. А так как маэстро Дино забавлялся этим сам, то он позабавил тем самым и синьоров. Поэтому благодарение богу, если у кого такой желудок, который выносит все.
Новелла 88
Несколько лет тому назад жил в Декомано весьма зажиточный крестьянин, владения которого простирались вплоть до пределов Виккьо.[238] Здесь он обрабатывал своими руками прекрасный виноградник, который у него хотел отнять один из Медичи, и ему это почти что уже удалось. Когда крестьянин, которого звали, кажется, Ченни, увидел, что дело его плохо, он решил отправиться во Флоренцию жаловаться старшему, в роде Медичи. Так он и сделал. Однажды утром, сев на коня, он поехал во Флоренцию, и, узнав, что старшим является мессер Франческо,[239] он направился к нему и, придя, сказал: «Мессер Франческо, я обращаюсь к богу и к вам, и прошу вас, ради бога, сделать так, чтобы меня не обокрали, если только меня не следует обокрасть. Один из ваших присных хочет отнять у меня виноградник, который я считаю для себя потерянным, если вы не поможете мне. И скажу я вам, мессер Франческо так, что если ему надлежит иметь его, то пусть он его имеет; я скажу вам, каким образом. Вы должны знать, вы, который много прожили, что мир наш находится во власти поветрий; то это оспа, то моровая язва, то поветрие, от которого портятся все вина, то таксе поветрие, что в короткий срок лишается жизни много людей или не соблюдаются права человека. И, таким образом, бывает, что находит то одно, то другое поветрие. А потому, возвращаясь к предмету своей речи, я скажу, что от поветрий нельзя защититься. Совершенно так же и в том случае, о котором я хочу теперь вас просить, ради бога, и который заключается в следующем. Если нынче поветрие отымать виноградники, то пусть ваш присный владеет спокойно моим виноградником, ибо от поветрия я не могу, да и не хочу защищаться… Но если поветрия отымать виноградники нет, то я прошу вас сердечно сделать так, чтобы у меня моего виноградника не отымали».
Выслушав шутку крестьянина, мессер Франческо спросил его, как его зовут. Тот назвал себя, а потом Франческо и говорит: «Добрый человек, близкий мой никак не прав в отношении тебя, а потому будь уверен, что есть поветрие там или нет, но виноградник твой отнят у тебя не будет», и прибавляет: «Так и быть, подожди уж немного».
И он послал за четырьмя старшими в доме Медичи, рассказал им эту забавную историю, а затем велел позвать Ченни и сказал: «Повтори-ка им то, что ты сказал мне». Тот повторил слово в слово.
Тогда все присутствовавшие с общего согласия послали за тем своим присным, который был уверен, что виноградник будет принадлежать ему, и стали упрекать его в этом. Скоро они освободили виноградник из рук фараона,[240] сказав ему, что Ченни ссылается на поветрие в такой форме, что он не мог быть неправ, что он творил о деле так, что они ни на минуту не почувствовали здесь какой-либо тяжбы. Тот обещал им освободить виноградник, так как никакого поветрия не было, и не продолжать своих домогательств.
Нет сомнения, что закон в течение долгого времени не восстановил бы прав Ченни, что сделало его словечко насчет поветрий, и пусть рассказа этого не сочтут за шутку, ибо кто внимательно вдумается в дело, увидит, мне кажется, что свет подвержен поветриям, креме одного случая, когда надо действовать по-хорошему. На все остальные бывало поветрие, и это длилось долгое время.[241]
Новелла 89
В церкви св. Мартина на Монте Уги, близ Флоренции. служил не так давно священник по имени сер…, человек мало набожный и скорее преступный. Между прочим, он не чинил церковной крыши, и над алтарем она была в худшем состоянии, чем где-нибудь, так что в день церковного праздника на алтарь лил как-то дождь, и соседи и другие говорили: «Ай, ай, батюшка, что же ты не покроешь церковь крышей, чтобы дождь не лил на алтарь!»
А священник отвечал на это: «Так богу и надо, если он хочет, чтобы на него лил дождь. Он же сказал „fiat",[242] и сотворился мир; так он может сказать и «покройся», и у церкви будет крыша, и на него не будет лить дождь.
И такого же дурного нрава был этот священник и во всем остальном.
Как-то случайно, в летнюю пору, смертельно заболел один из прихожан, и послали за священником, прося принести причастие. Взяв тело христово, священник отправился причащать больного. Отойдя немного от церкви, он взглянул на свое поле и увидел на одной из смоковниц мальчика, который ел и собирал фиги. Будучи неверующим католиком и не обращая внимания на то, что шел с причастием в руках, он, как отпетый разбойник, закричал, обернувшись к мальчику: «Если дьявол мне поможет ссадить тебя, я обработаю тебя так, что эти фиги окажутся худшими из всех, какие ты когда-либо ел».
Мальчишка, который был злым, и, может быть, также захотел заставить священника сказать что-нибудь похуже, ответил: «О Domine,[243] вы несете тело господне et ego vado in tentatione ficorum».[244]
На это священник сказал: «Даю обет богу, что ты смеешься надо мной. Что ты скажешь? Сходи с дерева, чтоб тебе от меча умереть!»
Мальчишка, который успел уже набить себе живот, ответил: «Ну, ладно! Я схожу и возвращаю тебе твои фиги», и при этом он издал звук, напомнивший бомбарду. Священник, рассерженный, продолжал после этого свой путь. Такие-то почести были возданы господу нашему рассудительным священником и молодым обжорой на дереве, а больной оказался приобщенным достопочтенным пастырем, находившимся в столь добром расположении.
Что же сталось с этой благословенной остией,[245] освященной и несомой столь набожным клириком? Что касается меня, то я не стал бы клясться, что она была истинным телом Христовым, не будучи уверенным, что дурное дерево может принести добрый плод. И весь-то свет полон таких людей, что один бог знает, в какие он попал руки.[246]
Новелла 90
Мне приходится опять вернуться к одному из рассказов о мессере Ридольфо да Камерино, который имеет следующее содержание.
Некий сапожник из Сан-Джинеджо,[247] принадлежавшего мессеру Ридольфо, проявил однажды такую дерзость, что стал говорить против названного мессера Ридольфо и строить всякие козни для его ниспровержения. Это дошло до ушей Ридольфо. Когда он находился в названной местности и узнал сущность дела, то он не пришел в ярость, подобно многим глупым людям, и не захотел, чтобы вещи эти обнаружились иначе, как через самого башмачника. А кроме того, желая оказаться не низким, а скорее великодушным, он сделал вид, что отправляется по Сан-Джинеджо на прогулку, и, пройдя туда, где была мастерская башмачника, мессер Ридольфо останавливается и говорит: «Зачем ты занимаешься этим ремеслом?» Башмачник отвечает: «Синьор мой, чтобы прокормиться». А мессер Ридольфо говорит: «Ты не можешь прокормиться им: это не твое дело и ты не умеешь его делать»; после чего он берет его колодки и приказывает унести их.