— Да будет вам! — сказала бабка Йордана. — Государство — оно, чай, богатое. Если что и повыкидывает, еще много останется.
Она шутила, желая развеять их мрачные мысли, но они-то догадывались, что делает она это больше из-за своих сыновей.
Государством для старухи были ее сыновья, и не хотела она, чтобы их считали неспособными руководителями…
Так, за обедом, потолковали о том о сем, потом собрали вещи, опять запрягли буйволицу и осла и стали спускаться с синего холма к берегу Осыма.
А там, засучив рукава, подоткнув юбки, долго терли лица, отмывали бочки и опрыскиватели.
К концу лета в один из воскресных дней по шоссе на Юглу ехал «Москвич», в котором сидели двое. День был жаркий, шины сухо шуршали по пыльному асфальту, петля на задней двери тихо просила смазки.
Приглушенные краски летнего пейзажа, мерный гул мотора, мягкий воздух, дувший в открытые окна, — все умиротворяло и радовало душу, но ехавшие в машине люди с самого утра вели спор, портивший настроение обоим. Они принадлежали к разным поколениям, и в споре их, быть может, таилась все та же проблема отцов и детей, которой, как уже указывалось высокими инстанциями, в действительности не существует.
— По-твоему, — говорил молодой, — надо остановиться за селом, точно мы цыгане какие-нибудь, разбить шатры и ждать?
Старик в ответ кивнул. У него был крупный нос с большими порами и отчетливой сетью лиловых прожилок. Высокий розовый лоб и гладкие щеки скрывали его годы, но зато выдавали профессию: либо повар, либо служащий на скотобойне.
— Людям в доверие влезть — дело, Коста, нелегкое, — проговорил он, решив, что кивок недостаточно ясно выразил его мысль. — Люди теперь с оглядочкой… Их убедить надо, раздоказать…
— Да брось ты! — оборвал его Коста, невольно прибавляя газ. Машина рванулась вперед. — Люди какие были, такие и есть… И хватит тебе философию разводить.
— Да нельзя же с бухты-барахты! — сказал тот, кто разводил философию. — Хоть одного своего человека иметь в селе… Вроде агента… Вот как дела-то делаются.
— Самая лучшая агентура — бабы! — самоуверенно сказал молодой. — Ты положись на меня, сам потом увидишь.
Его спутник примирительно вздохнул и стал смотреть в окно.
Уже синели вдоль дороги сливы, трава изнывала от суши, куропатка вывела на шоссе трех своих птенцов, но, заслышав шум машины, вновь загнала их в придорожные кусты.
— Ты меня слушай, бай Георгий! — сказал водитель. — И тогда мы в два-три дня обстряпаем столько, сколько ты раньше и за месяц не обстряпывал!
— Все времени нет… — произнес бай Георгий, помолчав. — Кабы не требовалось трудового стажа, я бы махнул по селам, как в прежние времена, посмотрел бы ты тогда на меня…
Он не любил хвастаться, потому что при этом невольно вспоминались молодые годы, а от воспоминаний всегда становится грустно.
— Это вы вот ушами хлопаете… — заключил он, рискуя снова вызвать спор.
Но молодой на этот раз согласился с ним.
— Зажали нас здорово, — сказал он, по-прежнему глядя перед собой. — Ни вздохнуть ни охнуть… Я когда на соломе работал, что ни день — ревизоры да контролеры…
Он как-то поработал на прессовке соломы и за один месяц отхватил такую сумму, что весь городок ахнул, а ревизоры всполошились.
— Зависть! — изрек бай Георгий. — Сами-то олухи, заработать не могут и другим не дают… Проклятая жизнь!
— Ладно, ладно!.. — сказал Коста. — Нам с тобой еще грех жаловаться… Другим похуже — вон тем бабенкам, к примеру, которые вкалывают в такое пекло…
На рыжем поле, тянувшемся вдоль дороги, белело вдали несколько косынок.
— Так оно было, так оно и будет! — опять изрек философски бай Георгий.
Молодой предложил затормозить и потолковать с этими женщинами. Он видал в кинофильмах, как это делают ответственные товарищи, крепя связь с массами. Фронтальная атака всегда свидетельствует об уверенности в своих силах, психически действует на противника и не может не привести к победе. Именно эта тактика и была не по душе бай Георгию, из-за нее и шел у них столько времени спор, но старик чувствовал, что ему не устоять под натиском молодости.
Мотор замолк возле обочины. Оба вылезли, захлопнули дверцы, по в отличие от недоверчивых водителей запирать не стали: вокруг открытое поле, машину отовсюду видно.
Услыхав стук дверец, белые косынки разогнулись.
— Может, портфель захватить? — сказал бай Георгий. Ему казалось, что с новехоньким портфелем из свиной кожи они произведут на женщин лучшее впечатление. Но Коста сказал, что это будет грубой ошибкой. Крестьянам осточертели приезжие с портфелями. Если хочешь расположить их к себе, шагай прямо по кочкам, не разбирая дороги, посвистывай и сам с собой разговаривай вслух, чтобы не приняли за начальство.
— Надо держать себя как можно проще! — сказал под конец Коста.
Перескочив через обочину, они зашагали между рядками свеклы, сходившимися вдали — там, где работали женщины. Сухая ботва, покрывавшая землю, потрескивала у них под ногами. Коста — впереди, прямой, стройный, кудрявые волосы блестят. За ним, тяжело ковыляя, — бай Георгий.
Женщин было пятеро, с каждым шагом все легче становилось их разглядеть.
Первой бросалась в глаза толстуха, у которой платье задиралось на животе, потом старуха в старинном темном сукмане. Одна из женщин была высокая, худая, с лицом темным, как сухой свекольный лист. Другая — уже не первой молодости, но еще ничего. А самой молодой — лет тридцать, стройная, сдобная деревенская красавица.
Они стояли, опершись на двурогие вилы, которыми выкапывали свеклу, и смотрели на приближавшихся мужчин.
— Небось думаете, опять начальство пожаловало? — крикнул Коста, когда оказался шагах в десяти от них. — Бог в помощь!
Женщины усмехнулись на это позабытое приветствие, но ответить — ответили, продолжая пристально рассматривать и молодого и его спутника.
Сконфуженный их взглядами, бай Георгий откашлялся.
— Не начальство мы, — продолжал Коста. — А вот поглядим, кто из вас отгадает, что мы за птицы… Награда — пять левов!
— Да у тебя, видать, денег куры не клюют! — отозвалась толстуха и назвала фамилию одного министра. Женщины покатились со смеху.
— Ну, вы скажете… — развел руками Коста. — Неужто я похож…
— А я так думаю, вы из ансамбля какого-нибудь, — сказала высокая. — Ты небось на кавале играешь, а твой товарищ — на гайде.
— Тетя Тана! — с укором взглянула на нее молодая. — Люди обидятся…
Хотя в брюнете и впрямь было что-то эстрадное, ей нравились его ладная фигура, широкая грудь, вьющиеся волосы. Она уже успела приметить, что и он поглядывает на нее с интересом.
— Значит, на артиста смахиваю? — засмеялся парень и обернулся к своему товарищу. — Убила она меня, бай Георгий!
— Да кто вас знает! — снова сказала высокая. — К нам теперь другие и не заглядывают. Я решила, что вы тоже…
— Мы на сценах не играем! — сказал Коста. — Наша сцена — жизнь!
Но тут же подумал, что хватит, пожалуй, морочить им голову и злоупотреблять терпением. Того и гляди спохватятся — работа, мол, не ждет, некогда лясы точить — и опять возьмутся за вилы. Нюх массовика подсказывал ему, что ни в коем случае нельзя доводить до этого.
— Шутки в сторону!.. — сказал он. — Разрешите представить вам этого товарища…
И, отстранившись, заставил женщин опять взглянуть на бай Георгия. Старик вымученно улыбался и не знал, куда девать руки. Он ругал себя, что послушался Косту и оставил портфель в машине. В голове у него вдруг мелькнула дурацкая мысль: отобрать вилы — ну, например, у той старухи — и приняться за свеклу, рыть ее, рыть… Он привык работать и предпочитал что-то делать, чем вот так переминаться с ноги на ногу, не зная, куда девать руки…
— Перед вами крупнейший специалист по вермишели! — сказал Коста. — Хотите — верьте, хотите — нет, только я врать не обученный…
— Да будет тебе… — Старик чувствовал, что пора и ему открыть рот.
— Не считаю нужным рассказывать вам о значении вермишели, как таковой, — продолжал Коста, обводя женщин взглядом. — Хозяйки лучше моего знают, что такое суп без вермишели. Верно я говорю? А бай Георгий, кулинарных дел мастер, изготовляет такую вермишель, какую можно сыскать лишь в столице мучных изделий — солнечной Италии!
— В магазине вермишели — завались! — произнесла толстуха, исполненная недоверия.
— А ну, спорим! — сказал Коста. — На пять левов! Только смотри, проиграешь, потому что с весны в вашей округе вермишель — товар дефицитный!
Женщины молчали, и каждая пыталась вспомнить, когда в последний раз спрашивала в магазине вермишель. В Югле был только один магазин, где продавались все товары, и не было дня, чтобы они туда не забегали, но сейчас ни одна не могла сказать ничего насчет вермишели. Только высокая вскинула брови и наморщила лоб:
— И вермишель тоже?
— Такова ситуация, — сказал Коста. — И она сохранится до конца текущего года, потому что у нас предприятия работают по плану. Поскольку план по вашему округу выполнен еще в первом квартале — будете ждать до следующего года!
Тут женщины разворчались по поводу всяких кварталов и планов, из-за которых до конца года не будут привозить вермишели, и по адресу снабженцев, которые сами-то вряд ли знают, что такое незаправленный суп…
Коста улыбался, довольный, что нащупал тему, которая их волновала.
— Но на всякую хворь есть свое зелье! — сказал он, дав им выговориться. — Потому-то я и привез к вам бай Георгия, самого что ни на есть лучшего специалиста…
— Да ладно тебе нахваливать-то… — сказал тот, заливаясь краской.
— Один лишь бай Георгий может спасти положение.
— А вы сколько за кило берете? — спросила старушка. — Кто вас знает — может, заломите бог знает сколько.
— Ни в коем разе! Плата умеренная, почти задарма!
— Я только за работу беру! — вмешался бай Георгий. — Продукты ваши. Муки малость, яйца, ежели кто хочет. На кило — три штуки…