— Ну вот. Ветер стих, наверно, и волнение прекратилось, — сказал смуглый и коротко засмеялся. — А мы боялись.
«Этот тип или не знает, что такое волнение, или прикидывается дурачком», — подумал Нико.
Рыжий молчал, и Нико не сказал ничего, только бросил быстрый взгляд на море. Отсюда оно выглядело синим, безбрежно синим зеркалом, по которому ползли ослепительно белые гребни. Зайчики, белые пушистые зайчики гнались друг за другом по зеркалу. Не было видно ни гребней, ни впадин. Лишь обманчивые зайчики, которые не могли ввести в заблуждение только тех, кто привык к ним с первого дня своей жизни.
Солнце стояло еще низко, но уже припекало. Выгоревшая трава, уже отряхнувшаяся от росы, шелестела и скрипела под ногами Нико. Он шел впереди, те двое сразу за ним. Свои выгоревшие хлопчатобумажные штаны он подтянул и подвязал у щиколоток. Сухая трава кололась, но он не чувствовал ее, не слышал ее злобного шелеста. Внизу, в скалах, море ревело, бросалось остервенело, отступало и снова наскакивало. Это был постоянный, ровный, глухой гул, он заполнял все между водой, землей и небом, не оставляя места никаким другим звукам и даже чайкам не давал возможности пожаловаться друг другу. Было что-то апокалипсическое в этом неистовом рокотании, которое царило над водой и над землей и усиливало у Нико чувство одиночества. Те двое для него не существовали.
Залив был пуст. На горизонте виднелось судно, державшее курс на север. Лодки стояли у причала и на песке, одинокие и безлюдные. Виноградники отступали все дальше назад. Ранний виноград уже созрел, и между покрытыми ржавчиной кустами виднелись люди. Но и оттуда не доносилось ни звука.
Одиночество угнетало Нико, и он ускорил шаги. Покончить бы скорей с этой историей, как ему надоели эти двое! В сущности, все будет сделано за пятнадцать минут. Он вел их на место, где и при спокойном море немногие решались войти в воду. Там отвесный берег, и огромные, беспорядочно набросанные камни смыкались, образуя не особенно большой колодец. Глубина там была четыре-пять метров. Это место так и называли «Казан». Но туда всегда заплывала крупная кефаль, было полно всякой мелочи.
Нико торопился из-за Эмилии. Она будет ждать его: он обещал повести ее в одно небольшое село, расположенное севернее по берегу. Эмилия так и не узнала, что он уступил настояниям этих двух. Зачем ее тревожить? Она бы все равно не поняла, почему он согласился.
И не только Эмилия: никто не знал об этом. Его бы просто не пустили, а Васил наверняка устроил бы скандал этой паре. Он поскандалил бы и в тот вечер, если бы Нико не успокоил его. Нико знал, что нет ничего крепче моряцкой солидарности, когда решался вопрос, выходить или нет в бурное море. Это была не столько солидарность, сколько средство самозащиты от всех, кто не знал моря и считал, что для людей, живущих возле него, «море по колено».
Стояло полное безветрие, и гул доносился снизу, словно из-под земли. Мелкий кустарник и чертополох, как и трава, сгорели на солнце, и в их тощей тени порхали измученные сухопутные птицы, с утра забившиеся сюда на дневку. Они даже не пугались людей и лишь прижимались к земле, будто она могла их защитить.
Наконец они добрались до места.
— Здесь! — крикнул Нико, потому что спутники не слышали его. Снизу долетал звенящий гул, словно вода билась в огромной пещере.
Мужчины заглянули вниз с обрыва и в тот же миг отпрянули, облитые солеными брызгами.
Расположенные полукругом скалы закрывали этот котел, но вода перелетала через них, прокрадывалась между ними, клокотала под ними, и «Казан» дышал бурно, захлебывался и пыхтел. Он был похож на бурлящую бело-зеленую пасть, и двое пришельцев даже не захотели заглянуть в нее во второй раз.
— Может, лучше отказаться, а? — смущенно сказал рыжий.
— Что, ваша отвага осталась за ресторанным столиком? — усмехнулся Нико.
По правде говоря, в глубине души и он испытывал смущение. Его пугала не эта бурлящая вода, он знал ее очень хорошо, так как с детства жил возле нее. Его смущало одиночество, которое все осязательнее становилось здесь, у самого моря, где каждый звук, едва возникнув, сразу же угасал. И странная тишина в этом неистовом реве.
Но Нико не привык отступать. Он был еще слишком молод. Эти олухи задели его самолюбие. Смущало его и то, что он смотрел на них именно так, а не как на людей, с которыми он не одинок.
Рыжий не провоцировал его, когда предложил отказаться от всей этой затеи. Он был и в самом деле сильно напуган, чтобы позволить себе такую безответственную шутку. Он просто оторопел, хоть и не ему предстояло лезть в воду. Второй стоял со стиснутыми, обвисшими в углах губами и молчал.
— Давайте взрывчатку, — сказал Нико и сел в нескольких шагах от обрыва.
Смуглый положил сверток на сухую траву. Он не сел, как и тот, рыжий.
Нико развернул бумагу. В ней оказались две толовые шашки, капсюль и короткий кусок бикфордова шнура.
Он осмотрел их и сказал смуглому:
— Ну-ка, приготовь заряд.
Он хотел казаться серьезным, но усмехался. Смуглый понял иронию, но нашел в себе силы рассмеяться.
— Э-э, я не разбираюсь в этой механике.
— Да что тут разбираться? Шнур вставляется в капсюль, а потом в шашку. Дело простое. Ну, начинайте.
Смуглый продолжал улыбаться, но как будто через силу. Это было видно по его глазам, которые становились все мрачнее, и по углам рта, опустившимся еще ниже.
— Нет, — сказал он категорически. — Я могу водить машину. Могу отвезти вас куда хотите, а в бомбах я ничего не понимаю.
— Я был о вас лучшего мнения, — сказал Нико. — Да вы даже не умеете держаться, как артисты.
— Это другое дело.
— Нет, не другое. Вы вели себя так, будто все знаете про рыбу, особенно, как ее ловить… Я думал, что вы принесете заряд в готовом виде и броситесь за мной в этот ад ее вытаскивать. А вам, я вижу, нравится чужими руками жар загребать.
— Если хотите, можем вернуться, — сказал смуглый, и в его померкших глазах появился иронический блеск.
— Нет, такого удовольствия я вам не доставлю, — усмехнулся Нико… — И речи быть не может…
Он вправил шнур в капсюль и закусил бледно-розовый патрончик. Смял его зубами, чтобы надежнее зажать шнур. При этом он смотрел на смуглого, который невольно отступал назад.
— Вы не принесли клещи, — сказал Нико, не сводя со смуглого взгляда. — Ладно, и зубы сгодятся.
Все прошло. Его теперь забавляла игра с этим ресторанным героем. Он забыл и думать о трех лошадиных силах, которые дремали в патроне и легко могли разметать его голову в разные стороны.
Нико был доволен, что наконец-то сбил фасон с этого труса, который три дня издевался над ним и играл на его самолюбии. Издевался так хитро и вызывающе, что его можно было действительно принять за артиста, несмотря на его грубые руки. Простой шофер не мог бы делать этого с такой настойчивостью и изощренностью. Он хорошо знал, на что надо бить.
Второй был порядочнее, несмотря на свой вид — рыжие волосы и веснушчатое лицо. Он по крайней мере не издевался.
Нико ощупал брюки. Он забыл взять пояс. Без него трудно собирать рыбу. Придется бросать ее на берег, а это нелегко при таком волнении.
Смуглый только сейчас понял, что Нико нарочно надел длинные брюки, нарочно подвязал штанины у щиколоток. Брюки должны сыграть роль мешка.
Он сунул руку в карман и вытащил оттуда длинную пластмассовую трубку.
— Годится? — спросил он.
Нико взял ее и продел вместо пояса.
— Еще как. Вы догадливый человек.
— Это самое незначительное из моих положительных качеств, — усмехнулся смуглый.
— Оно и видно, — сказал Нико серьезно.
— А шнур не короток? — спросил рыжий. Он молча наблюдал за приготовлениями заряда. На его лице застыла маска страха и смущения.
Нико заметил это и дружелюбно подмигнул ему.
— Нет, не короток. Взорвется как раз у самого дна. Дайте огонька.
Смуглый услужливо щелкнул зажигалкой, но Нико отстранил его руку.
— Так не годится. Зажгите сигарету.
Он поднес сигарету к обрезу шнура, и на конце брызнуло синеватое пламя. Он еще раз ощупал веревку, которой к шашкам был привязан продолговатый камень, и швырнул пакет в воду.
Взрыв тупо грохнул и угас, заглушенный монотонным ревом моря. Вода извергла пенный гейзер, и пока он падал вниз, Нико, опережая его, ринулся в бездну.
— Знает малый свое дело, — сказал смуглый и восхищенно прищелкнул языком.
Второй смотрел вниз, в бело-зеленую воду, которая ревела и клокотала под его ногами. Смущение не сходило с его лица. Он не сказал ничего.
Смуглый насмешливо взглянул на него и засмеялся.
— Эй, эй, чего повесил нос! Спокойно, через десять минут все будет кончено.
— Не надо бы браться за это дело.
— Почему?
— Почему… Из-за тех двух гусынь из парня всю душу вымотали. И с какой стати? Кто мы ему?..
— Ну уж… душу! Ничего ему не сделается. Пускай малость поработает, хватит целыми днями разгуливать с перелетной птичкой.
Рыжий молчал. Нахмурив брови, он пристально смотрел в воду.
— Эй, артисты, держите! — крикнул Нико.
Он размахнулся, и на жухлую береговую траву шлепнулась большая кефаль. Смуглый алчно схватил ее и начал перекидывать с руки на руку, словно впервые в жизни видел рыбу.
— Еще бы несколько штук, и баста, — сказал он.
Второй безучастно взглянул на рыбину. Теперь он считал всю эту историю глупой, ему было стыдно перед пареньком, который мелькал внизу, в клокочущей бездне. Он решил даже крикнуть Нико, чтобы вылезал, но сообразил, что тот его не услышит. И этой рыбины достаточно, а можно было и вообще обойтись без нее.
Но Нико ничего не знал об этом. Он швырнул на обрыв еще одну рыбину, которая плавала на поверхности. Вода бросала его, он не мог хорошенько размахнуться, и лишь при второй попытке рыбина оказалась на берегу.
Потом он снова нырнул и сквозь слой взбаламученной воды, смешанной с песком, увидел дно. На нем лежало с десяток рыб, оглушенных взрывом. Его обрадовал не столько богатый улов, сколько возможность заткнуть глотку тем двум. Себе он не возьмет ни одной штуки.