Что я мог ответить ему в тот день?
Сейчас я бы тысячу раз подумал, стоило ли оставаться хорошим солдатом в глазах мерзавца Турцитоса? Откажи я ему тогда, сейчас я бы не мялся на пороге собственного кабинета. И как мне уговорить Мантинору остаться? Я просто не вывезу управление Нуриджем без неё и точно найду своё последнее призвание в бутылке.
— Госпожа Блекстрём, — я раскинул руки в стороны, изображая объятье.
Генри едва заметно закатил глаза, а у Мантиноры дрогнуло нижнее веко. Меня тоже всего колотило от предстоящего разговора. Но я уже даже на колени готов был рухнуть перед достопочтенной старушкой.
Блекстрём впилась морщинистыми пальцами в мантию и явно приготовилась держать глухую оборону, что моему неотесанному очарованию точно ничего не светило.
— Господин Дайхард, подпишите, пожалуйста, бумаги, — сухо вопросила женщина, избегая со мной зрительного контакта.
Я с надеждой взглянул на Генри за поддержкой, но тот лишь покачал головой. Видимо, мой секретарь уже не раз пытался безуспешно пробить ментальную брешь в защите нашей гостьи.
Обреченно сел за стол и взял заявления на увольнение, на субсидии и пенсию. Работникам Нуриджа полагалась щедрая поддержка министерства. За вредность, так сказать. Доплаты тут были не меньше, чем у военных. Но даже это совсем не помогало в поиске специалистов в мою академию.
Спрашивать у Блекстрём о причинах ухода нет смысла. Ещё на той неделе студенты из предвыпускного класса устроили ей очередной кошмар наяву, подловив бедную женщину в темном коридоре, когда та направлялась к учительскому туалету. Лично высек мерзавцев в своем кабинете, даже рука устала держать деревянный падл. Генри морщился от каждого замаха и впервые за долгое время мечтал вырубить свои эмпатические способности. Я же после всего очень долго смотрел на непочатую бутыль с кучей акцизных марок. У меня имелся целый шкаф, забитый крепкими напитками от благодарных родителей, которые были безумно счастливы сбагрить проблемных детишек. Лучше бы давали деньгами или хотя бы платили за обучение в срок… Но меценатов у нас было не так много, а проблем по самое горлышко.
— При всем моём уважении к вашему почтенному возрасту, госпожа Блекстрём, — затянул я, сцепив руки над её заявлением.
Завуч поперхнулась, а Генри водил себе ребром ладони по горлу и смотрел на меня выпученными от ужаса глазами. Да что не так я сказал?
— Почтенный возраст? – Мантинора вскочила с места и стукнула себя кулаком в грудь. – Пятьдесят восемь, Гидеон. Мне пятьдесят восемь! Видишь, что делает со мной эта работа! Я выгляжу, как дряхлая старуха.
Не поверил ей, одним пальцем отодвинул заявление с её личного дела. Действительно, пятьдесят восемь. А я думал, она помогала первый камень академии закладывать. Хорошо не начал свою речь с этой догадки.
Генри обреченно сполз по стене.
— Я не совсем это имел в виду, — судорожно соображал, как сгладить неловкость и нависшую над Нуриджем катастрофу.
— Ох, Гидеон, именно это ты и имел в виду. И тебе, мой мальчик, надо бежать из этого гиблого места, пока не поздно. Ты ещё молодой, найди жену, заведи деток и живи в своё удовольствие. Отдавать всего себя этим неблагодарным мерзавцам? Ну уж нет! По ним тюрьма плачет, а мы что-то пытаемся доказать всем. Перевоспитать, наставить на путь истинный. Ха! Они безнадёжны. Безнадёжны!
Кулаки у Генри сжались добела, и я быстро отправил ему предупредительный взгляд. Догадываюсь, о чем думает парень. Он сам выпускник Нуриджа, и уж он-то точно доказывает, что наши студенты небезнадёжны.
Пока мы с секретарём играли в гляделки, в дверь громко постучались. Да кого там принесло в такое время? Блекстрём вот-вот наговорит лишнего, а Генри от обиды мозги ей поджарит.
— Да! – рявкнул на дверь, и услышал робкое:
— Можно?
Не дожидаясь разрешения, в комнату вошло десять недавних виновников коридорно-туалетного происшествия. Видок у всех был понурый, да и ягодицы как по команде сжались, едва студенты увидели висящий на стене деревянный падл. А он разве что не дымился от предвкушения.
— Что вам? – злобно зыркнул на омерзительную десятку, а они выглядели так, словно сами не понимали, как оказались в моём кабинете.
Шаг вперёд сделал негласный староста класса. Всеми обожаемый мажор Тайрис Флитчат, талантливый зачарователь, который в возрасте семи лет устроил стране экономический кризис, наложив проклятье на недавно вышедшие из чеканки монеты. Деньги начали стремительно копироваться в казне и карманах граждан, пока в какой-то момент разом не лопнули, разорив кучу учреждений от банков до мелких предпринимателей. Тайриса Флитчата от реальной тюрьмы спас лишь возраст и фамилия отца, который заведовал монетным двором. Должность тот, разумеется, потерял, но задницу сына спасти успел. Только пятой точке волшебника приключений все ещё было мало, и она с радостью нарывалась на мой падл.
Очень нервирует, что сейчас Тайрис не одаривает меня своей хамоватой усмешкой и не вскидывает свою белобрысую башку. Во взгляде невыразимое сожаление. Я даже напрягся и на всякий случай покосился в окно, проверяя не взровали ли они пару учебных корпусов. Но, вроде, все стояло на своих местах.
— Нам очень жаль, ректор Дайхард.
Аж, сердце прихватило. Что ещё они успели натворить? Подавив дрожь в голосе, вернул себе волевые нотки.
— За что вам жаль?
— За, — он замялся и бросил короткий взгляд на Мантинору, которая вся сжалась от недавних воспоминаний. – За то что напугали госпожу Блекстрём, а она в свою очередь…
— Без подробностей, — быстро осёк Флитчата. Не хватало, чтобы он в красках напомнил, как наша завуч испортила свою парадную мантию. – Не передо мной извиняйтесь.
А дальше произошло то, что в корне перевернуло все мои представления о воспитании и педагогике. Студенты окружили преподавателя и со слезами на глазах просили прощения, заверяли, что это не повторится никогда, что они будут самыми послушными и прилежными студентами. У меня аж челюсть отвисла. Ни хрена себе как сильно они любят Блекстрём! Какой василиск их клюнул в задницу? Посмотрел на чудодейственный падл. Видимо, не зря я его расчехлил, вон как проняло маленьких делинквентов.
Мантинора рыдала вместе со студентами. Обещала, что никуда не уйдёт и прямо при мне порвала своё заявление. Так они и покинули мой кабинет, обнимаясь и рыдая. Я же на всякий случай испепелил клочки бумаг и выдохнул. Лишь бледное лицо моего секретаря и крупные капли пота на его лбу объяснили мне случившееся.
— Твоя работа?
Он коротко кивнул и, не спрашивая разрешения, лёг на мой диван прямо в обуви. Сегодня ему можно, он спас академию, пусть и нарушив тонну правил, используя ментальное воздействие на студентов.
— Ты страшный человек, Генри.
— Это фигня, когда-то я целую площадь горожан и мэра заставил плясать голышом, — слабо хохотнул маг. – Подумаешь, десять малолетних идиотов собрать и привести.
— Блекстрём обязательно узнает.
— Не узнает, — заверил мой помощник. – Но вот эти говнюки могут снова проделать что-то в этом духе, или другие подключатся. Вопрос времени и нервов остальных преподавателей.
Мы оба тяжело вздохнули. Сегодняшнюю битву мы выиграли, но впереди оставалось ещё много сражений, а мы стремительно теряли бойцов.
— Нам срочно нужны учителя, — бросил клич в пустоту. Я даже не успел закончить фразу, как камин вспыхнул красным и выплюнул в центр кабинета письмо.
Генри вскочил с дивана от неожиданности и быстро схватил конверт. Нечасто кто-то пользовался магической почтой, это явно был очень богатый и влиятельный волшебник, раз у него дома установлена собственная почта.
Судя по бледному лицу секретаря, написал нам не щедрый меценат.
— Господин Дайхард, — упавшим голосом позвал он и развернул конверт гербом ко мне.
Даже отсюда я разглядел знакомый оттиск печати на сургуче. Терранс Нобераль министр образования.
— Кинь его обратно в камин, — зашипел на Генри, и тот без раздумий швырнул письмо в пламя.
Не сработало, конверт не горел, и даже воск с печати не оплавился. Там по-любому уведомление о лишении нас лицензии. Министр Нобераль уже год грозил мне тотальной проверкой, видимо, угроза начала претворяться в жизни, и тут внушение Генри нас уже не спасёт. Хотя я все ещё могу попросить его, заставить меня спрыгнуть с башни.
— Открываем? –обреченно спросил помощник, и я все же сдался и поставил ту самую подарочную бутылку с двумя стаканами на стол.
— Сначала это, а потом письмо. Ты будешь?
Генри жадно закивал, продолжая трусливо поглядывать на камин, словно оттуда сам Терранс Нобераль собирался вылезти.
— За Нуридж, — я поднял свой.
— Не чокаясь, — замогильным голосом вторил Генри.
Глава 3
Мы открыли все окна в спальне и пытались поскорее проветрить помещение, как если бы обе втихаря выкурили по папиросе и теперь суетливо скрывали следы недавнего преступления. После использования магической почты всегда остаётся стойкий запах гари, и папенька вполне мог заподозрить неладное и проследить, куда отправилось моё послание. У меня ещё оставался призрачный шанс, что с ректором Дайхардом никто не связывался на мой счёт. Если отец оповестил все-все академии королевства, браслет бы точно соскочил с моей руки, значит, в Нуридже могли и не получить роковую весточку .
Я сделала все, как сказала Вивека. Была умеренно грозной, даже местами хамоватой в своём письме, качала права и трясла своей фамилией, как блудница массивной грудью. Блудница. Икнула со смеху. Если с Нуриджем не выгорит, то сбегу и буду зарабатывать деньги непотребствами в публичном доме. Всяко лучше, чем устроиться по отцовской протекции и быть женой тучного Леминбрюка.
Сестра с сомнением оглядела меня с ног до головы.
— Публичный дом с твоими-то данными, Ло? Ты серьёзно? На вид тебе лет шестнадцать, не больше. Да и не удивлюсь, если матронам папенька тоже чиркнул письма на всякий случай, вдруг ты и к ним преподавать пойдешь, -- Ви захихикала, а мне вдруг стало жутко обидно.