— Ух, какое горячее. Капитан, вам не понравится адресат.
— Опять Нобераль? — обреченно спросил помощника.
— В точку, господин Дайхард. Не дождались они нашего ответа, и судя по весу там не просто письмо, там настоящий эфир. Посмотрим вместе? — горячо попросил Генри. — Так мало волшебников умеют писать эфиры, тысячу лет их не смотрел уже. Такая тут у нас тоска…
— А чего ты ждал от тюрьмы? Круглосуточных развлечений? — строго отчитал его и выхватил письмо.
— Оно понятно, капитан, но простые радости ещё никому ещё не вредили. Даже вам.
Он был прав, моё сердце тоже забилось в каком-то детском предвкушении. Для нас эфиры в армии записывал генерал, и мы смотрели их всем взводом. А ещё как-то раз, когда я был совсем желторотым юнцом, младший офицер принес нам эфир, записанный в одном столичном доме удовольствий. Там распутная прелестница оголила своё плечико. До сих пор помню, как стучало сердце в висках. Нас тогда всех дружно наказали за непотребства на службе, а младшего офицера и вовсе разжаловали, но оно того определённо стоило. Сейчас, конечно, меня уже не удивить голым плечом, современные модницы становятся все смелее, оставляя все меньше простора для фантазии.
Да и Алоиза Иксора Нобераль вряд ли пришёт своё обнажённое плечико, скорее всего там будет избалованная девица, потрясающая папиной фамилией и положением в обществе. Она будет мне угрожать и топать ножкой. Я много таких повидал в своей жизни, и они точно не вызывали сладкой истомы в сердце и учащённого пульса. Их хотелось излупить падлом и надолго поставить в угол.
Что ж... Я определённо заблуждался во многом. Оказывается, голое плечико ещё способно вызвать шевеление в моей душе, а Алоиза Иксора Нобераль определённо умеет удивлять. Едва я распечатал конверт, как начался эфир. В центре спальни сидела девушка в ночном платье и кружевных панталонах. Я мучительно закашлялся, а Генри присвистнул.
Быстро закрыл конверт, и изображение пропало к явному неодобрению моего помощника.
— Почему перестали? — он хрустнул у меня за ухом крекером, и я хлопнул себя ладонью по лицу. Нужно объяснять, почему не стоит смотреть на полуголую дочку министра образования?
— Генри, она явно не в себе, мы не можем воспользоваться её состоянием и смотреть это. Она юная, растерянная дева…
— Которая сняла для вас провоцирующее видео в неглиже, — секретарь поиграл бровями и забросил в рот ещё один крекер.
— Именно. Для меня. А я смотреть его точно не буду. Мы отправим первое письмо и забудем об этом эфире, ей ещё замуж выходить, мы же не хотим подмочить юной Нобераль репутацию? — с нажимом спросил своего помощника.
Он тяжело вздохнул, с тоской глянул на закрытый конверт и пожал плечами.
— Глупо, капитан. Если дочь министра вот так облажалась, мы могли бы шантажом выбить себе льготы и дотации. Только представьте, какая бомба сейчас в ваших руках.
— Генри, она просто девушка. Скажи, у тебя есть сестра?
— Ладно-ладно, я вас понял. Мы благородные и нищие изгои. Я отправляю письмо?
— Да, отправляй.
— Точно смотреть не будем? — не теряя надежды, спросил секретарь.
— Нет. Но я обещаю, что достану для тебя другой эфир. Хорошо? А сейчас шли ей ответ и иди спать
Он кивнул, вызвал в камине магическое пламя и вложил письмо для Алоизы, которое менее чем, через минуту исчезло в яркой вспышке. Ну, вот и всё. Я же не буду сам смотреть эфир моей соискательницы?
Глава 6
Гидеон
Тьма бунтовала. Это был тихий, но настойчивый мятеж, отдающий дрожью на кончиках пальцев. Хорошо, что Генри ушёл, мне все сложнее держать свои эмоции в узде, как-то разом навалилось слишком много всего за один день: Мантинора с её заявлением, письмо от Алоизы и непрошеные воспоминания моей прошлой жизни.
Тоскливо посмотрел на камин. Наверно, юная Алоиза уже прочитала мой отказ, или увидит его только утром. В любом случае, слишком поздно что-то менять. Тьма тут же начала недовольно скрестись под рёбрам.
-- Я правильно поступил, -- прошептал ей вполголоса. Уверен, она прекрасно слышит мои мысли, себя я убедить хотел сильнее, чем её.
Неприятный зуд в груди не прекращался, а письмо с эфиром мозолило глаза.
-- Я не буду это смотреть, -- я вновь убеждал вовсе не тьму, она-то прекрасно чувствовала моё смятение и нещадно ковыряла там, где нужно.
Поднялся с места, размять мышцы. Неплохо бы выйти на вечернюю пробежку и вытряхнуть все эти мысли, но сначала нужно сжечь второе письмо Алоиз, я просто не могу позволить такому компромату храниться у меня в кабинете. Это опорочит честь и достоинство юной Нобераль.
Тьма отказалась помогать мне и в розжиге. С пальцев не слетело ни единой искры.
-- Серьёзно? У меня есть простые спички, я вполне могу обойтись без магии!
Уже пятая спичка потухла, едва робкий огонёк успевал появиться на головке.
-- Ты не успокоишься?
Внутри мгновенно разлилось приятное урчание, словно я котёнка пригрел на груди. Великолепно! Тьма всё-таки толкает меня на конфликт с собственной совестью. Но если быть честным до конца, я хочу посмотреть эфир именно для того, чтобы эту самую совесть унять. Понять, что Алоиза не выпрыгнет из окна, если я не приму её в Нуридж.
-- Ладно, я посмотрю, но это не повлияет на моё решение. Я не возьму Алоизу Нобераль на работу, а ты не будешь на меня давить, идёт?
Что я делаю, раздери меня дьявол? Я разговариваю сам с собой. Может, прав был Турцитос, когда отправил меня в запас, я рехнулся.
Если Генри узнает, что я посмотрел эфир, а он обязательно узнает, я точно не отделаюсь от его снисходительных взглядов, но либо терпеть помощника-эмпата, либо назойливую тьму и гложущую совесть. И ведь хорошо спелись обе! Играют сообща и не по правилам. Генри хотя бы слушается прямых приказов, в отличие от моего проклятья.
Сдался, открыл злополучный конверт, из которого на мой стол спроецировалось крохотное изображение заплаканной девушки в пижаме. Скрипнул зубами. Что ж, Алоиза Иксора Нобераль, рассказывай, кто так сильно обидел тебя на ночь глядя, а я подумаю, что можно сделать с этим мерзавцем. Надеюсь, в твоих слезах виноват не я.
Провёл ладонью над замершей картинкой, и она тут же пришла в движение. Тонкие плечики приподнялись от глубокого вдоха, а пальцы нервно теребили кружево на панталонах. Зря я переживал, в увиденном не было ни толики пошлости, лишь пронзительная беззащитность. И как же вышло, что дочь министра сидит на полу перед опальным капитаном? Что привело тебя сюда, Алоиза? Я мучительно задавался вопросами, а она все не решалась заговорить, скользила взглядом по заваленному бумагами полу. Всхлипнула, прокашлялась, а затем подняла один из листов. Там у неё речь заготовлена?
— Мы с вами уже здоровались, господин Дайхард, в моём первом письме, на которое вы до сих пор не ответили.
В голосе явный упрёк, но взгляд все ещё не смотрит в сферу, снимающую эфир.
— Я так ждала вашего решения.
А я безуспешно пытался напиться, Алоиз, прости меня за это.
— Это все мои грамоты и дипломы. Я всегда считала себя умной и целеустремлённой девушкой. Но оказалось, что без папеньки я ничего не стою. Может, и награды все эти липовые и получены из лести. Может, и не умная я вовсе, раз все академии отказались брать меня в аспирантуру. Так будьте со мной честны хотя бы вы. Вы благородный человек, герой войны, уважаемый ректор…
Я даже обернулся. Это она ко мне сейчас обращается? Уважаемый ректор? Герой? Да я бельмо на глазу у всех, милая Алоиза, лучше бы я погиб, а не стал носителем постылой тьмы. Вот тогда я бы стал героем, тогда меня помнили бы и уважали, а так…
Она перебирала свои награды на полу, рассказывала мне о них с грустной улыбкой. Это не было похоже не собеседование. Она мне душу изливала. Нашла кому!
— Годы в академии были лучшим временем в моей жизни. Мне нравилось все это, Гидеон.
Как лихо я перестал быть господином Дайхардом. Усмехнулся. Но это даже лучше, когда юная дева в ночной сорочке с таким придыханием говорит словечко “господин”, у меня в голове мутится от недостойных мыслей, а колени мгновенно подкашиваются, в безумном желании рухнуть на пол рядом с ней..
— Я была на своём месте, мечтала однажды сама встать за кафедру, вести журналы успеваемости, проводить контрольные, проверять тетради.
И что же тебе помешало, министерская дочурка? Неужели папа не смог найти тебе место получше Нуриджа? С такой властью и не пристроить своего ребёнка. Будь у меня дочь, я бы сердце из груди выдрал, лишь бы она никогда не плакала. А я хочу это сделать прямо сейчас ради Алоизы Иксоры Нобераль, хотя вижу её впервые. Но я не стану вмешиваться в дела чужой семьи, у меня своих детей целый форт.
Отчего же снова скребёт в груди? И в этот раз не тьма и даже не совесть. Я чувствую настоящее родство с девушкой. Её мечты, мои мечты. Мир несправедлив, красавица. Прости меня, Алоиз, но я не могу так рисковать.
— Пойми нас, Гидеон, мы не можем так рисковать, — эхом из прошлого доносился голос Турцитоса.
Да, чтобы тебя!
Уже хотел было закрыть эфир и не слушать более бесстыжую Нобераль. С её стороны это очень нечестно и некрасиво манипулировать мной.
— Знаете, что это за браслет Гидеон? — спросила, впервые за все время эфира, заглянув мне прямо в душу.
— Не знаю, — ответил вслух синеглазой девушке, окончательно пропадая в её решительном взгляде, голосе. Зачем я делаю это? Зачем тону уже добровольно?
— Я ужасная спорщица. Достаточно просто сказать мне, тебе слабо, Ло! И вот вы уже поймали меня на крючок. Я редко проигрываю, азарт пьянит, а самоуверенность подводит к краю. Я уже на самом краю, Гидеон. Поспорила с отцом, что поступлю в аспирантуру сама, а он взял и пригрозил всем академиям, чтобы выиграть.
Не всем. Мне никто не угрожал. Я даже на всякий случай перебрал недавнюю корреспонденцию. Письмо от министра Нобераля я точно не пропустил бы. Про нас и в таком щекотливом деле забыли, очень даже зря. Напиши мне Терранс нечто подобное, его дочь в этот же день получила бы от меня персональное приглашение. Ненавижу, когда мной помыкают. Но сам я нарываться не буду. Не буду же? Подумаешь спор! На что они там забились? Щелбан?