– Тогда какого черта происходит?
– Немного терпения, и не устраивай скандала на все заведение. Мы все же воспитанные люди, Ярослав.
– Боишься, что все увидят, что у тебя терки с родным сыном?
Катя качает головой.
Отец разочарованно ухмыляется.
– Мне все равно на других, как ты до сих пор этого не поймешь, Ярослав.
– А на кого тебе не все равно?
– На тебя и на маму, – эти его слова вонзаются острием прямо в сердце.
– Не ври мне, – голос садится, и я жалею, что не в силах заорать об этом на весь мир.
Отец качает головой и сжимает кулаки.
– А теперь давай все же поговорим. Я и так подзатянул с этим разговором, все тебя жалел.
Нам приносят заказ, и Катя делает большой глоток. Косится на отца, пока тот гипнотизирует гладкую поверхность кофе.
– Слушайте, у меня сегодня ещё есть дела. Давайте уже поговорим и разойдемся.
С удивлением вижу, как у отца начинают подрагивать руки, и вопросительно выгибаю брови.
– Мама в больнице, Яр.
– Что ты с ней сделал? – хватаю со стола вилку и сжимаю в руке так, что кожу простреливает болью.
Закусываю губу, только бы в эту секунду не сорваться и не накинуться на отца.
Он тяжело вздыхает и поднимает на меня потерянный взгляд. И меня это вышибает из колеи. Отец никогда не был растерян и потерян. Он всегда собран и максимально серьезен.
Но не в эту секунду.
Сглатываю подступающую тошноту.
– Пап, что случилось? – не могу говорить громко. Выходит какой-то больной хрип.
– Это я виноват во всем. Недоглядел.
– Леш, расскажи с начала, он же ничего не понимает. Посмотри на него, – Катя кладет руку на плечо отцу.
– Ага. Когда ты заметил в поведении мамы что-то подозрительное?
Хмурюсь. Напрягаю память.
– Месяца два-три. Когда она от тебя начала шарахаться.
Кивок.
– Ага, все правильно.
– Может, уже объясните, что, мать вашу, происходит? Я вроде не страдаю тугоумием.
– Сын, мне тоже сложно, поверь. У мамы обнаружили тревожную депрессию.
– Что ты городишь?
– Леш, если ты сам не расскажешь — расскажу я, – напирает Катя.
Вся картина напоминает жалкую мыльную оперу, со мной в главной роли.
– Где-то полгода назад мы с мамой узнали, что у нас будет второй ребенок. Оксана была так счастлива, да и я, что тут скрывать.
За столом воцаряется молчание. Я заталкиваю свой эгоизм в дальний уголок и даю отцу договорить. Впервые я вижу, что ему сложно дается каждое слово.
– Тебе уже хотели говорить, а потом что-то пошло не так. Мама потеряла ребенка. Врачи её вдоль и поперек обследовали, но так и не поняли, почему это произошло. Я в тот момент настоял, чтобы с ней поработал психолог, потому что видел, как болезненно она переживает это.
Ловлю на себе взгляд Кати, полный боли. И понимаю, что каждое слово — гребаная правда.
И она знала обо всем.
– И что дальше? – голос не слушается, по спине катятся капельки пота, а руки тоже начинают подрагивать.
– Она ездила к психологу, и все вроде нормализовалось. Вроде. Потом я стал замечать, что она меня боится. Но не мог понять причину. Стоило мне появиться рядом, как она менялась. Тряслась, в глазах слезы.
– А синяки на руках? Я же сам их видел.
Папа кивает.
– Это моих рук дело. Она на лестнице оступилась, я вовремя успел перехватить, ну и силы не рассчитал. В итоге ты видел ссадины на запястьях.
– Я не понимаю.
– Ты же знаешь, что я недавно камеры поставил в доме, можешь посмотреть, что я её и пальцем ни разу не тронул.
– Тогда почему?
– Я начал замечать, что она стала рассеянная, потерянная, да и ещё много всяких признаков, что с ней что-то происходит. Повез к спецам. Диагноз: тревожная депрессия.
– Что это значит?
– Это значит, что она в моем лице придумала себе угрозу. Ей казалось, что я её обижаю и тираню.
– Это правда, Яр. Я сама ездила с Лешей и Оксаной.
– Почему ты не рассказала, когда я с ног сбивался в поисках мамы? – повышаю голос, но делаю глубокий вдох, чтобы не привлекать внимания.
– Это я попросил. Мне нужно было время, чтобы созреть на разговор с тобой.
– То есть это из-за того, что мама потеряла ребенка?
– Да, это послужило спусковым крючком. Я очень виноват перед тобой, Яр. Но я просто не мог заставить себя все это вывалить на тебя. Я видел, что наша семья рушится, и не мог ничего сделать с этим. Видел, как ты меня ненавидишь, но я не хотел, чтобы ты боялся состояния мамы.
– Она в психушке? – спрашиваю, а у самого мороз по коже.
Папа удивлённо распахивает глаза.
– Ты что? Какая психушка? Нет конечно.
Облегченно выдыхаю.
– А где она?
– В клинике за городом. Я пригласил специалиста из Австрии. Какой-то крутой психолог. Он с ней работает.
– С этим можно жить?
Папа непонимающе хмурится.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну она вернется домой?
– Конечно. Просто сейчас у неё пик, и нужно находиться под наблюдением, чтобы врачи видели любое колебание в её состоянии. Как только она станет стабильна, вернется к нам.
– Но это же началось раньше все.
Папа грустно качает головой и закусывает губу.
– Да, когда я стал губернатором. Ты это имеешь в виду? – молча киваю. – Да, мы отдалились с Оксаной, но, Яр, – папа усмехается, – я твою маму увидел, когда она была в девятом классе, а я в одиннадцатом. И я понял, что кроме неё мне никто больше не нужен будет по жизни. И я ни дня не отказывался от этой мысли. В каждой семье бывают тяжелые периоды. Но ты и мама для меня самый надежный тыл и самые важные люди.
– Я хочу с ней увидеться, – после этих слов жду, что отец опять упрется, но он только кивает.
Смотрит на часы. А я перестаю дышать. Сердце гулко тарабанит в груди, и я со страхом жду его ответа.
– Сегодня уже не успеем. Я насчет завтра договорюсь, и съездим. Устроит?
Киваю.
– Почему ты не сказал мне раньше? Я же думал…
– Я знаю, Яр, – горькая усмешка искажает черты его лица, а мне хочется побиться головой о стол, – я до сих пор думаю, что ты у меня мелкий пацан, а ты уже взрослый. К девочкам в больницы бегаешь. Прости меня, что так затянул и позволил всему рухнуть. Но я надеюсь, ты дашь мне шанс все исправить.
Молчу. Перевариваю сказанное.
– Ты как, племяш? – подает голос Катя. – Прости нас.
– Жить буду. Главное сейчас — маму вытащить.
Папа кивает. Опускает взгляд на мои руки.
– Где мамино кольцо?
Дергаюсь и прячу ладони под стол. Папа хмыкает.
– Забыл в школе.
Скептично изгибает бровь.
– Ты его никогда не снимал. Не связано ли это с той самой девочкой?
– Тебя это не касается, – немного резковато отвечаю, но мне нужно время, чтобы наладить отношения с отцом.
Я не готов вот так резко переключиться.
Отец морщится, но не вступает в спор.
– Смотри, Бородины однолюбы. Если увидят свое, то уже не отпустят от себя.
Мой телефон взрывается звонком. Хватаю его, чтобы избежать дальнейшего разговора.
– Бородин, – ревет в трубку тренер, – бегом тащись в школу. Где тебя носит?
– Сейчас буду, тренер.
Отключаюсь и вскакиваю со стула.
– Черт, тренировка. Я полетел.
– Стоять, – отец кидает на стол купюры, – поехали, я докину. Катя, давай тоже поехали.
– Да я сама доберусь. Яр, – перевожу на неё взгляд, и она смущенно улыбается.
И я понимаю, что она частично винит себя в сложившейся ситуации. Поспешно стискиваю её за плечо и выбегаю из помещения.
– Сколько у нас времени? – отец усаживается за руль, а я проверяю часы.
– Минут пять.
Отец хмыкает.
– И как ты забыл про тренировку?
Долетаем до школы, и я уже срываюсь с места, потому что внутри все полыхает от предчувствия хорошенькой взбучки.
– Яр, завтра едем к маме?
Киваю и уношусь в школу.
Залетаю в раздевалку. Там уже Глеб с Ромычем почти готовы. Пацаны вопросительно выгибают брови, но я отмахиваюсь.
Достаю телефон, чтобы предупредить Снежинку, что сегодня не получится приехать, как он предательски тухнет.
– Черт, – застываю с майкой в руках, – пацаны, есть номер Снежаны?
Друзья синхронно хлопают глазами и мотают головой.
– Бли-и-и-и-н, – стону и утыкаюсь лбом в дверцу шкафчика.
– У Лизы должен быть, – подает голос Чумак, и я оборачиваюсь к нему.
– Попроси, чтобы она передала, что я сегодня не смогу приехать.
Парни хлопают глазами, а я запрыгиваю в форму.
– Чумак, блин. Пожалуйста.
– Ладно, ладно, – достает телефон из шкафчика и набирает Лизе.
– Так, святая троица, мы долго вас ждать будем? – в раздевалку заходит злой тренер, и я уже чувствую, что мы сегодня опять встрянем.
– Трубку не берет. Видимо, как всегда, телефон в комнате, – извиняющийся тон Чумака заставляет поморщиться.
– Ладно, спасибо.
– Пулей в зал!
Выхожу из раздевалки с мыслью, что надо будет хоть после тренировки набрать и предупредить Снежинку.
Глава 37
Отец заезжает за мной, как и обещал. Всю дорогу до выезда из города мы молчим, думая каждый о своем.
Я боюсь того, что будет там, в больнице.
Кручу в руке телефон. Решаюсь на сообщение Снежинке, вчера я так и не дозвонился до неё. Но она в больнице, и я даже почти не разозлился из-за того, что не удалось вырваться к ней.
«Снежинка, как ты?»
Хочется врубить секундомер и проследить, через сколько мне придет от неё ответ. Но это похоже на какое-то извращение, поэтому терпеливо отсчитываю про себя секунды.
Ответ прилетает, когда я досчитываю до ста двадцати.
Долго! Ещё немного, и полетело бы следующее сообщение.
«Привет, Ярослав. У меня все хорошо. Врач сегодня уже осмотрел. Сказал, что выписка по плану в пятницу».
«Извини, что вчера так и не добрался до тебя. Сначала с отцом встречался, потом на тренировке завис. Сегодня исправлюсь».
И снова мысленный отсчет в такт с колотящимся сердцем. А вдруг она злится, и вообще обиделась из-за вчера.