– И что вы пишите, мистер писатель?
Я смутился.
– Пока ничего. Честно говоря, не представляю, каким терпением нужно обладать, чтобы написать целую книгу.
– А что хотел бы написать?
– Фэнтези, конечно! Создать фэнтези-миры со своей историей, особыми расами и всякое такое. Ну и… я хотел бы написать о тебе.
Она улыбнулась.
– Фэнтези?
– Нет. О тебе настоящей. Для этого не нужен фэнтезийный сеттинг, наоборот! Ты настолько чудесная, что отлично смотришься на фоне реальности.
– Ой, как мило! Я сейчас тебя задушу!
– Сначала докури, а потом делай со мной, что хочешь!
– Сделаю, не сомневайся. Никто тебя за язык не тянул…
Я с трудом придержал возникшие ассоциации на тему того, куда Новенькая может притянуть мой язык, и продолжил умную речь про литературу:
– Короче, для тебя подойдет повествование по типу рассказов про Шерлока Холмса. Чтобы показать героя во всей красе, они написаны от лица Ватсона, который восторгается умом Холмса со стороны. В твоем случае, не умом, конечно…
Она кинула сигариллу в пепельницу и накинулась на меня. Чудом пережив нападение, я сказал:
– Я имел в виду, что буду рассказывать, какая ты прекрасная, удивительная и неповторимая!
Сказанная без задней мысли фраза вдруг повисла в воздухе. В образовавшейся тишине она приковала к себе внимание, словно единственное граффити на белой стене.
– Ты… правда так считаешь? – тихо спросила Новенькая.
– Правда…
– В таком случае, у тебя нет вкуса! – заявила она. – А с трубкой ты сам больше похож на Холмса.
Я протянул ей трубку, она пыхнула дымом и скривилась. Я ревниво забрал назад и сказал:
– Знаешь анекдот? Решил Ватсон отучить Холмса курить трубку. Пока Холмса не было дома, он взял трубку, сунул мундштук себе в задницу и положил на место. Вечером Холмс покурил, но ничего не заметил. На следующий день Ватсон опять засунул. Холмс не заметил. И так изо дня в день. В итоге Холмсу надоело курить, и он бросил. А вот Ватсон без трубки уже не мог!
Я, конечно, рисковал, рассказывая такой гнусный анекдот, однако Новенькая, к моему облегчению, рассмеялась. Она вообще в последнее время смеялась над всеми моими шутками, и от этого я чувствовал себя очень крутым. После анекдота я с сомнением посмотрел на трубку и отложил ее.
– Что-то расхотелось курить, – сказал я, ухмыльнувшись.
– Нет, – вдруг сказала Новенькая.
– Что такое?
– Продолжай. Засунь ее в рот, ну!
Я взял мундштук в губы. Новенькая медленно улыбнулась.
– Вот так, умница. Представь, что… ты Холмс, а я Ватсон…
Она неотрывно смотрела, как я курю. В ее расширившихся зрачках я как будто видел сцену из анекдота. И отчаянно краснел. Новенькая расхохоталась. Кстати, в тот день на ней были обтягивающие лосины, и задница смотрелась изумительно.
Шестое правило Бойцовского клуба
Сомнения не покидали меня до самого последнего момента. Я даже пытался отговорить Новенькую идти в Бойцовский клуб, но это было все равно что спорить с акулой. Новенькая уверенно сообщила, что мы не случайно нашли флаер и сходить на подпольные бои – наша судьба. А если я не пойду, то она пойдет одна, но предварительно устроит мне персональный бойцовский клуб.
– Ты и так меня постоянно бьешь! – воскликнул я. – Ты как Хельга из "Эй, Арнольда"!
– Я же понарошку!
– Ну-ну… – проворчал я.
Тонкая и изящная, она обладала увесистыми кулаками и сильными пальцами, а в своих игривых нападениях частенько впадала в состояние берсерка, и тогда мне оставалось либо бежать (а бегала она быстро), либо молить о пощаде (а это ей нравилось, и процесс капитуляции она растягивала до неприличия). Однажды я сдался слишком быстро и упал перед ней на колени, не дожидаясь, пока она сделает это насильно. В ответ она повалила меня на пол, уселась на грудь и хлестала по щекам, пока не выдохлась. После этого она вдруг прижалась ко мне, поцеловала в губы, обняла и лежала так, наверное, полчаса, мокро шмыгая носом, дыша в ухо и гладя по волосам. В общем, спорить с этой психопаткой не имело смысла, и в субботу мы пошли в Бойцовский клуб.
Сходка была назначена на пять вечера, но нам нужно было подготовиться, поэтому мы прогуляли школу и пришли к Новенькой домой. Я раскошелился на боксерские бинты (у Новенькой были свои) и учился их наматывать. Среди требований клуба была также капа, чтобы никто не раскрошил себе зубы. Новенькая кинула в кастрюлю две капы и отварила их, чтобы силикон размягчился. Через минуту она извлекла горячую капу, подула на нее, остужая, и с удовольствием запихнула мне в рот – я сжал челюсти, и капа приняла форму прикуса. На моей памяти это было единственное блюдо, которое приготовила Новенькая.
Уже установилась теплая весенняя погода, сухая и солнечная, поэтому Новенькая надела только спортивный топ и камуфляжные штаны. Ее оголенный живот – плоский и белый – смотрелся вместе с камуфляжем странно, но весьма соблазнительно. Пышная копна медных волос покрывала плечи, отчего Новенькая выглядела тоненькой, словно эльфийка из "Линейдж". Глубокие плавные изгибы талии делали изящное тело совсем хрупким. В то же время она напоминала стальной хлыст – гибкий и сильный, под напряжением в 220 Вольт.
Покрутившись у зеркала и выслушав комплименты, она ушла заплетать себе косички. Стоя в прихожей, я тяжело вздохнул. На бой эта неторопливая дама собиралась как на бал.
Бойцовский клуб проходил на заброшенной спортивной площадке рядом с каким-то техникумом. В распоряжении любителей насилия имелись импровизированная арена с утоптанным гравием и несколько рядов зрительских мест, представляющих собой навечно вмурованные в асфальт стальные каркасы лавок.
Пришло человек пятьдесят. Сборище напоминало Ноев ковчег, если бы пророк решил спасти от потопа все городские субкультуры 2007-го. Были здесь мускулистые скинхеды – лысые и в голубых джинсах с висящими подтяжками, жилистые гопники с прореженными зубами и в спортивках, патлатые неформалы, на чьих джинсах висели цепи… Пожалуй, я погорячился насчет всех субкультур – эмо-боев, например, тут не водилось, иначе их побили бы еще до выхода на арену. Хотя и в этом я, возможно, погорячился, потому что, несмотря на разношерстный контингент, атмосфера царила дружелюбная… за пределами арены, разумеется.
Когда мы с Новенькой пришли, на арене как раз дрались двое: крепыш в красной футболке и высокий парень интеллигентного вида – в брюках и рубашке. Последний порхал в челноке, выпятив грудь колесом, чем напоминал кенгуру, и дубасил соперника короткими злыми ударами. Тот отвечал редкими ударами в голову, которые всегда находили цель. Оба вспотели и раскраснелись, зажатые в зубах капы делали их лица похожими на неандертальские. Зрители улюлюкали.
Я поежился. Никогда всерьез не дрался, а тут такое. Новенькая умудрялась одновременно наблюдать за боем и вертеть головой по сторонам, радостная, словно на ярмарку пришла.
Когда брызнула первая кровь, по трибуне пронесся одобрительный возглас, арену освободили, и туда в нетерпении выбежала следующая пара. Надо было занимать очередь! Заправлял всем том самый парень в красной футболке, звали его Игорь. После боя он облил себе голову водой из бутылки, посмотрел на нас и сказал:
– Девчонки у нас не дерутся.
– Эй! – воскликнула Новенькая.
– Что эй? Правила такие.
– Нет таких правил в Бойцовском клубе, – сказал я.
– Мы же не в фильме, – сказал Игорь. – Вообще-то школьникам тоже нельзя, но мы на это закрываем глаза.
– Дак и на нее закрой, – сказал я.
Игорь усмехнулся и провел рукой по мокрым волосам.
– Ну а кто с ней на бой выйдет? Все хотят нормально подраться.
– Я занимаюсь карате, – сказала Новенькая.
Он фыркнул.
– После дуэлей у нас бои два на два, а потом стенка на стенку. Могу записать вас в пару, тогда, может быть, кто-нибудь согласится на бой.
– Сойдет.
– Лады, – сказал Игорь. – Бинты, капы есть? – Мы кивнули. – Ногами и локтями не бить, удушающие не проводить, в глаза не тыкать. Ждите.
Нашими противниками стали двое родноверов. Родноверы в то время представляли из себя что-то среднее между скинхедом, неформалом и церковным батюшкой. Оба парня учились на историческом факультете и помимо угодной богу войны мускулатуры обладали богатым внутренним миром. Студент с короткой русой бородкой поднял палец вверх и сказал:
– В славяно-арийских Ведах сказано, что женщины участвовали в битвах наравне с мужчинами, поэтому можно драться и с девушкой.
– Она как амазонка, – добавил второй.
– Как поляница, – поправил первый. – Амазонки – в Амазонии, а у нас свои славянские поляницы были.
Новенькая благоразумно (ну надо же!) промолчала о своих еврейских корнях.
– Мой тот, что покрупнее, – шепнула она мне с жадностью, словно делила пирожные.
Мы вышли на арену, двое на двое.
Я согнул колени, поднял руки и сжал кулаки, как видел в фильмах и "Мортал Комбате". Родновер пошел на меня. Первым побуждением было пнуть его в незащищенный живот, но запрет пинаться сковал меня. В следующую секунду родновер уже дубасил кулаками слева и справа. В голове зазвенело, с каждым ударом нарастала тупая ватная боль. Я закрылся предпрельями и попятился.
Стыд обжег, словно крапива, – не хотелось позориться перед Новенькой!
– Барук казад, казад ай мену! – закричал я, выплюнув капу.
Игнорируя шквал ударов, я стал махать кулаками, наши руки сплелись. Хорошо получив в глаз, родновер отпрянул. От очередного удара я пригнулся и впечатал кулак в солнечное сплетение. К моему удивлению, родновер согнулся пополам и замер так, выставив перед собой ладонь. Я глянул влево.
Как раз в этот момент Новенькая резко согнула ногу в колене и прям-таки выстрелила пяткой вперед и вверх. Ботинок мелькнул вышел ее головы и врезался в челюсть противника. Тот взмахнул руками и рухнул, поднимая облако пыли.
– Нельзя! – донесся крик Игоря. – Ногами нельзя! Стоп!