Выйти-то я вышел, но что делать дальше и как именно – понятия не имел. Живая женщина возлежала на диване, раскинувшись как морская звезда. Волосы разметались вокруг головы огненным ореолом. Она была в том же халатике, но он задрался, целиком обнажая длинные белые ноги с алыми угольками педикюра. Сейчас-то я понимаю, что такая картинная поза получилась не случайно, но тогда я просто обомлел от того, как же Новенькая элегантна.
Она подняла голову и сказала:
– Посмотрим аниме?
– О… хм… ну, можно…
– А у тебя есть другие предложения? – спросила Новенькая. Глаза были хитрые, наглые.
Интересно, подумал я, как надевать презерватив? А у меня ведь этих презервативов даже нет. Может, у нее есть? А если есть, то она, что же, пользуется ими?! И с кем? И как давно начала? А я ведь вообще ничего не пробовал!
Ладно, пофиг. Сейчас с разбегу прыгну на нее – и будь что будет!
Я набрал полную грудь воздуха…
Новенькая неотрывно смотрела на меня и чуть напружинилась – словно батут, на который если прыгнешь, то будешь кувыркаться и кувыркаться…
Зазвонил мобильник. Мы одновременно выдохнули. Новенькая на четвереньках поползла по дивану к тумбочке и застыла в красивой позе.
– Алло? – сказала она в трубку.
После нескольких реплик она села на диване уже нормально, лишив меня удовольствия наблюдать ее оттопыренный зад.
Отложив телефон, она сказала:
– Сейчас мама приедет.
Словно занавес упал посреди спектакля. Стало темно, пусто и грустно.
– А… скоро? – спросил я.
– Угу. Тебе пора выходить.
"Да и я войти не успел!" – хотел пошутить я, но постеснялся. Вместо этого сказал:
– Да уж. Надо было принимать душ вместе – сэкономили бы время.
Новенькая хихикнула.
– Наоборот, душ бы о-о-очень затянулся!
– Эх.
– М-да… значит… посмотрим аниме в другой раз. Хорошо?
– Да, я как раз подготовлюсь…
– Подготовишься?
– Ну, там попкорн, чипсы, пиво, сок, газировка…
"Презервативы…"
– Да-да, – кивнула она. – Чтобы на всю ночь хватило.
***
Вернувшись домой, я и не подумал заглянуть в свой рюкзак. А зря – наутро я обнаружил там те самые черные трусики. Вот ведь извращенка!
Сладкий Армагеддон
– Идите нахуй! – сказала продавщица мороженого.
Мы с Новенькой опешили.
А начинался день спокойно и даже лирично. Уже наступило лето – последние полноценные летние каникулы на целых три месяца. Экзамены будут только в следующем классе, а сейчас – тепло, свобода, солнце, лазурное небо, летящее ввысь! Я пригласил Новенькую погулять в парк. Он у нас один на весь город, поэтому включает в себя сразу всё: набережную, аттракционы, сцену для выступлений, площадь, фонтан и, собственно, сам парк, в рощах которого можно встретить лиственницы, тополя, маньяков и даже дубы, столь редкие для нашего региона.
Я надел лучшую рубашку, не стал застегивать манжеты и расстегнул ворот почти до середины груди – так я казался себе особо залихватским юношей, сочетающим классический стиль и дух бунтарства. То что на улице жара, а рубашка черная, меня не беспокоило. Пришел на место заранее, потому что уже неделю не видел Новенькую и не хотел терять ни минуты от встречи. Ее еще не было, на скамейке перед воротами в парк сидела только аляповато одетая дама, кокетливо прикрывалась от солнца тканевым зонтиком.
От парка доносилась попсовая музыка, легкий ветер то и дело обнимал за плечи теплыми массами воздуха, пахло сиренью и свежестью пруда, что распластался внизу, искрился нестерпимо ярко. Там гоняли катера и ползали двухпалубные речные трамваи, полные веселых полуголых тел. Процокал пони, мимо прошла семья с детьми, несущими разноцветные надувные шарики. Напахнуло жженой карамелью и попкорном. Да где же она?!
– Не узнал! – воскликнула дама на лавочке и зашлась знакомым визгливым хохотом.
Новенькая вскочила и театрально взмахнула зонтиком. Она была в длинной, спускающейся до самых босоножек юбке в бело-красную полоску, отчего походила на бумажный стакан с попкорном. Я вошел в ажурную тень зонтика. На меня смотрело узкое белое лицо с ярко накрашенными глазами, а такой улыбки постеснялась бы и порноактриса. Я собрался приобнять Новенькую, но она вдруг отстранилась.
– Сэр?! – сказала возмущенно и сунула мне под нос руку. Я поцеловал пальчики, понимая, что вместо руки запросто могла оказаться и нога.
Аттракционы, тир, кривые зеркала, внезапные догонялки, поцелуи до гипоксии, ледяная кола, шутка, превратившая глоток в пену из носа, сувание наушников друг другу в уши и пытливый взгляд в лицо во время припева, эмоциональные и косноязычные рассказы о планах после окончания школы, которые больше похожи на мечты. Все это запомнилось как череда мимолетных ярких картинок – будто пролистываешь детскую книжку. Фр-р-р-р-р! – летят страницы, и вдруг палец соскакивает и открывается разворот с событием, которое запомнилось во всех подробностях.
Дико захотелось мороженого: холодного, сладкого, способного хоть немного остудить двух горячих подростков под горячим солнцем. В черной рубашке я буквально поджаривался, а Новенькая млела под зонтиком, словно диетическое блюдо в пароварке. Я нашел взглядом морозильную камеру под раскидистой голубой елью, и мы побежали к ней.
На пластиковом стуле восседала немолодая, диабетного телосложения продавщица. Приветствие она проигнорировала, лишь поверх газеты со сканвордами за нами стали наблюдать глаза с бирюзовыми тенями. Нас очаровало винное мороженое в пластиковом стаканчике. Я сходу представил, как мы устроимся в тенечке и приникнем к прохладе со вкусом черного винограда, после чего пьяное содержимое послужит оправданием для любых действий: нахальных, пошлых, откровенных…
– Два винных, пожалуйста, – сказал я, доставая деньги. – Больших.
Продавщица не отреагировала. Я положил купюры на холодильник и вопросительно посмотрел на женщину. Та смерила нас взглядом, с брезгливым смакованием останавливаясь на полосатой юбке Новенькой и ее ярком макияже.
– Вы работаете? – спросил я.
– Детям алкогольная продукция не продается, – сказала продавщица так, словно к ней подбежали два карапуза ростом ниже холодильника.
– Это всего лишь мороженое, – сказал я. – За углом пиво и коктейли продаются хоть кому.
– Вот пусть и берут грех на душу. А я не продам. Милиция ведь потом с меня спросит.
– Ладно, – пожал я плечами. Раз уж тетка боялась, что из кустов выбегут милиционеры и утащат ее в ад, то и Бог с ней. – Мне тогда "Ля фам", гм, вишневое… – Я глянул на подружку, и она показала мне язык, оживляя вишневые воспоминания.
– А мне "Армагеддон", – сказала она (честное слово, эскимо так и называлось и было довольно вкусным, щедро облепленное хрустящими вафельной крошкой, символизирующей, видать, куски уничтоженного мира).
Продавщица нехотя встала, сгребла деньги короткопалой рукой и выложила наши мороженки на крышку холодильника. Новенькая взяла "Армагеддон" – и обертка провисла в пальцах.
– Оно сломанное, – сказала Новенькая. – Дайте другое.
– Нормальное оно, – повысила голос продавщица, тяжело плюхаясь на стул.
– Да вот же видно, даже палочка болтается отдельно! – сказал я, пощупав упаковку.
– Это вы щас его сломали, наркоманы, – заявила она и вдруг добавила с воспаленной, гнойной ненавистью: – Нафуфырилась, как на панель! Вульгарщина, стыдоба!
Будто ведро помоев выплеснулось изо рта продавщицы. Я испугался, что Новенькая швырнет мороженое ей в лицо и кинется в драку. Но она замерла в тревожном оцепенении, словно проглотила иголку, держащие зонтик пальцы побелели от напряжения.
Я молча потянул крышку холодильника в сторону, намереваясь заменить покупку. Продавщица вскочила, обрушила мясистые руки на холодильник и со стуком захлопнула крышку.
– Идите нахуй! – крикнула она с истерическими нотками.
Мы с Новенькой опешили.
– Ты, тетка, совсем что ли? – сказал я. – Чего орешь-то?
– Хулиганы! Охрану позову!
– Пойдем отсюда, – сказала Новенькая, и мы ушли, оставив сломанный "Армагеддон". Тетка тут же спрятала его обратно в холодильник.
Во всем теле пульсировал адреналин, едкая холодная клякса жгла в груди. Мороженщица осталась позади, но уязвленная гордость бурлила, словно проснувшийся вулкан. Теперь я не мог как ни в чем не бывало продолжить смеяться, не мог трогать Новенькую как свою девушку, ведь ее при мне оскорбили, а я растерялся, не нашел, что ответить. Яркие краски чудесного дня выцвели – будто фильм, который мы смотрели, подменили пиратской версией, снятой из кинозала.
– Что мы с ней сделаем? – кровожадно спросила Новенькая.
– Да что с ней сделаешь… больная тупая сука.
– А так хотелось винное попробовать…
– Может, его в другой точке продают? Найдем сейчас… – сказал я с вялой надеждой и вспомнил, что потратил последние наличные.
– Нет, я хочу именно то!
В глазах Новенькой блестели искорки. И тут я понял, что произошедшее – не проблема, не бесславный конец, а многообещающее начало.
– Пойдем-ка… – сказал я.
***
– Объект сидит на стуле и разгадывает сканворд, – в который раз повторила Новенькая.
Обстановка не менялась уже полчаса. Однако объект был женщиной в годах и попивал водичку из бутылки, так что прятаться нам оставалось недолго.
Вскоре мороженщица встала со своего насеста, заперла холодильник, накинула на него баннер, и засеменила в сторону туалета. В те годы еще не понаставили биотуалетов на каждом углу, туалет в парке был один, но большой, и располагался неподалеку от центрального входа, куда идти отсюда было минут пять. Для дородной продавщицы – все десять.
– Начинаем захват! – скомандовала Новенькая.
Мы подбежали к холодильнику. Я скинул баннер, и Новенькая полезла в сумочку за отмычками. Пока она возилась с замком, я поглядывал по сторонам: рядом никого не было, лишь в конце аллеи наметились силуэты прохожих.
– Бляха муха, – сказала Новенькая, – не получается! Такой мелкий замок…