– Это вдохновение.
– Скорее обострение, – усмехнулся он. – Сочинение действительно недурное, но… ты хочешь, чтобы по нему писали диктант?
– Конечно.
– Тогда зачем ты выбрал такую тему, дружочек?
– А что такого?
Учитель взял тетрадь и зачитал тему моего сочинения. Класс притих. Кто-то давился от смеха, кто-то прошептал: "Капец". Я оглянулся на Новенькую. Она смотрела в мою сторону, но будто сквозь меня, и мне не удалось поймать ее взгляд.
– Андрей Ефимович, – сказал я. – Я вдохновлялся классиками русской литературы. В частности, Буниным.
Я так и не удосужился прочитать его рассказы, но знал, что Бунин был тем еще романтиком и извращенцем, так что оправдание должно было сработать.
– И это я еще Набоковым не вдохновлялся, – добавил я.
Андрей Ефимович покивал и сказал:
– Ты всегда напоминал мне Уайльда, Валера.
(Только спустя несколько лет я понял, что учитель обозвал меня пидорасом.)
Он еще несколько минут листал сочинение, качая головой. Наконец махнул рукой и сказал:
– Доставайте двойные листочки.
"И убирайте детей от экрана", – добавил он вполголоса, но с первой парты я все расслышал.
Таким образом я рассказал Новенькой о том, что думаю о ней, о ее прекрасной груди, о мужчинах и женщинах, о жизни и смерти. Я написал это просто так – не для олимпиады, не для учителя, не для диктанта. По большому счету, я писал даже не для Новенькой, а для самого себя, вот только теперь не в стол, а на публику.
После диктанта была большая перемена, и я сбегал до кулинарии, где обожрался вишневыми пирожками. Когда я вернулся, то не нашел своего рюкзака. Я негодующе обвел взглядом класс и наткнулся на Новенькую. Мой рюкзак лежал на стуле рядом с ней. Она внаглую пересадила меня к себе? Я подошел и сел за парту.
– Ты больше не обижаешься? – спросил я.
– Я не обижалась, – сказала она тихо.
– Все хорошо?
– Не-а.
– А что не так? Мы снова разговариваем и теперь сидим вместе… все супер!
Ее лицо оказалось в сантиметре от моего – глаза сверкали, улыбка обжигала.
– Тебе пизда! – сказала она с восторгом.
Прозвенел звонок, и Новенькая отпрянула, принимая позу истинной леди: спина прямая, голова приподнята, ресницы целомудренно опущены. Я любовался ее безукоризненно прямым носом и выразительной линией чувственных губ – такой профиль нужно чеканить на золотых монетах Атлантиды! Я знал, что она наблюдает за мной периферийным зрением, а в голове у нее вовсю вращаются адские шестеренки.
Внезапно я осознал: если я не смог догнать ее, то не смогу и убежать! С тех пор я и занялся бегом (но это меня не спасло).
Метка (эпизод)
Я отдернул руку, почувствовав, как запястья коснулась шариковая ручка.
– А ну-ка вернул обратно, – сказала Новенькая. – Я рисую знак.
– Что еще за знак? – спросил я с подозрением, уже понимая, что знак на мне будет нарисован неизбежно, тем или иным способом.
– Моя метка!
Весь оставшийся урок она что-то старательно рисовала на мне разноцветными ручками. (Когда я попытался подглядеть за процессом, меня постигла немедленная кара, потому я терялся в догадках.)
В какой-то момент Новенькая раздосадованно цокнула, плюнула мне на руку и принялась оттирать неполучившуюся часть рисунка. Я мужественно терпел, даже когда она пустила в ход ногти.
– Зацени, – объявила она.
Я уставился на запястье и озадаченно нахмурился, стараясь определить, что же она изобразила. Повертев рукой и так и сяк, я предположил, что вижу каркас трехмерного куба, половина граней которого состоят из дыма и плавно извиваются.
– Ну как тебе? Как думаешь, что это? – спросила Новенькая.
– Наверное, это что-то про сюрреализм или перемещение объекта из одного измерения в другое… А если смотреть только на жесткие грани, то похоже на свастон.
Она хихикнула.
– А что это значит? – спросил я.
– Секрет.
– Ну скажи!
– Не скажу.
– Ты сама не знаешь, да?
Новенькая улыбнулась и загадочно промолчала.
Постепенно рисунок стерся и смылся, но мне казалось, что метка Новенькой просто стала невидимой, и теперь мы связаны магическим образом: как Геральт и Йеннифэр, как Сид и Нэнси, как Чук и Гек.
Под партой
Закладывая пороховой фугас в батарею на втором этаже школы, Жыжа и не догадывался, что запускает цепочку событий, в результате которых Новенькая засунет мне в рот ногу. Но обо всем по порядку.
Был в нашем классе один парень, настоящий пироманьяк, звали его Алекс. Не Александр или Алексей, а прям по паспорту – Алекс. Правда, несмотря на редкое имя, звали мы его Жыжа. Прозвище пошло после урока МХК, на котором Андрей Ефимович рассказал нам о персонаже из белорусского фольклора по имени Жыж. Это такой дух огня, который бродит там-сям, и чем дольше находится на одном месте, тем вероятнее, что там что-то загорится. Алекс всегда таскал с собой разнообразные зажигалки, флаконы с бензином, петарды и даже патроны. Зная о хобби Алекса, Ефимыч показал на него пальцем и сказал: "Вот, например, типичный Жыж". Алекс не обиделся, а счел это комплиментом. Позже его назвали Жыжем раз-другой, после чего прибавили для благозвучия гласную, и он стал известен как Жыжа.
Так вот, вдохновленный весенним обострением, Жыжа спустил из батареи на втором этаже школы воду и заложил внутрь фугас. Он хотел проверить разрывную силу пороха (пироксилина, если быть точным) в замкнутом пространстве. Эксперимент прошел успешно, Жыжа встал на учет в детской комнате милиции, а этаж закрыли на ремонт. Поэтому занятия у нас целую неделю проходили в соседней школе.
В той школе были громоздкие двухместные парты с глухими стенками по бокам и сзади. Может, кто застал такие? Боковины и задняя стенка у такой парты сделаны из сплошных досок, которые упираются в пол, и ты сидишь за партой как в крепости. При желании можно спрятаться внутри, и тебя никто не увидит, кроме как со спины. А как вы помните, Новенькая предпочитала сидеть именно за последней партой, и сидели мы вместе.
Шел последний день занятий в чужой школе, и еще с утра я заметил, что Новенькая поглядывает на меня с загадочной улыбкой. Она вела себя на редкость тихо, но я чувствовал исходящее от нее напряжение, как от сжатой пружины.
Перемена подходила к концу, мы с ней сидели за партой, дожидаясь шестого урока. Новенькая выразительно на меня посмотрела, после чего бросила ручку себе под ноги. Ручка укатилась глубоко под парту.
– Ой, – сказала Новенькая невинно. – Подними, а?
Это был не приказ, но и далеко не просьба. В те времена я еще не понимал, что так звучит призыв поиграть, берущий начало в темных и сладких глубинах женской души. Разве мог я отказать этой древней силе?
Я полез под парту, высматривая ручку. Новенькая с интересом наблюдала за мной сверху.
Оказавшись под партой, я словно нырнул в отдельный мирок: приглушенный и объятый тенью. В застоявшемся воздухе на фоне шершавого запаха старой мебели обострялся аромат девичьего тела и горько-сладких духов. Этот мирок казался продолжением Новенькой, а я погружался в него глубже и глубже! Еще большее впечатление на меня произвело само мое положение у ее ног: я ощутил, как краснею, дыхание становится прерывистым, а ниже пояса все напрягается и каменеет. Хотелось то ли убежать, то ли остаться здесь навечно.
Я старательно высматривал ручку, но взгляд постоянно соскальзывал на обтянутые сетчатыми колготками ноги Новенькой, которые были так близко, что я лицом ощущал исходящее от них тепло и чуял кожаный запах ботинок. Новенькая и не подумала отодвинуть ноги, наоборот, вытянула их, возводя баррикаду между мной и ручкой. Я пробирался к цели, словно секретный агент, лавирующий между лазерных лучей сигнализации.
Оглушительно грянул звонок на урок – я вскочил и бахнулся головой о столешницу. Первым стремлением было вылезти из-под парты, но Новенькая вдруг обхватила меня ногами и удержала внизу. Тонкие ноги сжимали крепко, я не мог просто выползти назад. Для освобождения пришлось бы опрокинуть парту, что привлекло бы внимание всего класса. Я умудрился вывернуться так, чтобы взглянуть Новенькой в лицо.
– Пусти, – прошептал я. – Урок ведь начался…
Новенькая медленно улыбнулась, смакуя мою просьбу, и даже прижмурилась от удовольствия. Протяжно хмыкнув, она сладко потянулась, по гибкому стройному телу прошла волна напряжения, длинные каблуки впились в меня как шипы. Это был ее ответ.
Я услышал, как хлопнула дверь и в кабинет вошел учитель. Я обреченно сглотнул: отступать было поздно. Класс встал в приветствии. Новенькая погрозила мне пальцем так, что алый ноготок коснулся кончика моего носа. Она привстала на одной ноге, в то время как вторую повесила мне на шею. Никто ничего не заметил. Учитель посадил класс и начал проверять отсутствующих.
Необходимо уточнить, что это был урок физики, а вел ее Иван Михайлович – дедок, который много лет служил во флоте и обладал зычным голосом. Между собой мы называли его Командор. Обычно он говорил спокойно, но когда кто-нибудь грыз на уроке ручку, у Командора срабатывал триггер. Он подлетал к грызуну, стучал кулаком по парте и орал: "Не было команды брать в рот!"
С особым смаком Командор тиранил бугаистых хулиганов, видимо, идентифицируя их как солдат. Было смешно и пошленько (всё как мы любим), но его, мягко говоря побаивались – кроме Новенькой, чей гогот перекрывал командорские возгласы. Ее единственную Командор никогда не ругал и не выгонял с урока за внешний вид (ну, в этом старого вояку понять легко).
Так что сегодня Новенькая против обыкновения присутствовала на занятии, а в классе витала особая атмосфера командорских уроков. Это были завершающие звенья той цепочки, что привела к тому, что случилось.
Командор продолжал поверку. Когда очередь дошла до моей фамилии, то ответа, естественно, не последовало. А что мне было делать? Отозваться из-под парты: "Здесь я"?
– Валерий? – повторил Командор. – Гм, тетрадка на парте… Лера, ты знаешь, где он?