Я счастлив. Я всегда хотел брата, а Макси мне и друг, и брат.
Я счастлив, что у меня есть моя мама, а не новая женщина Максиного отца.
Какие всё-таки разные бывают семьи.
Когда я прохожу мимо качелей, феечки-приготовишки просят их напугать. А я что? Я и рад!
Я рассказываю им, что совсем рядом, в глубокой яме, живёт страшенное чудище – глянешь на него и со страху помрёшь.
– Покажи нам, покажи! – кричат они.
Но я говорю «нет», они слишком маленькие, им нельзя! Они умоляют, но я твёрд. И знаю, что в душе они этому только рады.
Неподалёку от дома ко мне подбегает Кошка и чинно шествует рядом. Я наклоняюсь, глажу его, шепчу ласковые слова. Я люблю Кошку. Не представляю без него своей жизни. Он с нами с моих трёх лет.
У дома я медлю. Раскачиваюсь на калитке. Потом всё-таки вхожу.
Мама за кухонным столом с кружкой чая.
– Привет! – говорю я.
– Привет, сынок. Скажи, пожалуйста, как Джордж попал к тебе в шкаф?
40
Маме нельзя не рассказать. Я рассказываю всё, без утайки. Она внимательно слушает. И говорит, что даже не думала открывать шкаф, но услышала, как Кошка дерёт когтями дверцу, поднялась посмотреть и решила, что там, должно быть, мышка. Ну и открыла.
– До сих пор поджилки трясутся! – добавила мама.
– Ты никому не сказала?
Она качает головой.
– Кому я скажу, Данни?
– Не знаю. В полицию могла сообщить…
– В полицию?
– Ну, это же воровство. Или похищение… Меня могут в тюрьму засадить, на много лет.
– Раз так, я тем более никому не скажу, сыночек.
Я начинаю плакать. Не могу остановиться.
Мы сидим на диване в обнимку, и я потихоньку успокаиваюсь.
– Я, пока тебя ждала, всё думала… – говорит она.
– О чём?
– О том, как вы его спасли. О том, как я тобой горжусь.
– Гордишься?
– Да, Данни. Тобой и твоими друзьями. Такие дети, как вы, изменят мир.
– Правда?
– Вы защитите мир от всяких илонов мроков. Может, он и умный, и в робототехнике понимает, но он не умеет беречь то, что создал. Любить не умеет.
Тут она вдруг принимается хихикать, как девчонка.
– Ты завёл в доме робота! – говорит она. – Можно я хоть рассмотрю его как следует?
– Да, мам. Тебе можно.
41
Мы идём наверх. Я задёргиваю шторы и открываю дверцу шкафа. Мама испуганно отшатывается, но потом успокаивается. Он неподвижно стоит меж курток и пальто: руки по швам, глаза закрыты, в общем – ровно так, как мы его поставили.
Мама говорит, что он милашка и лапочка.
– Кожа нежная, как у тебя или у меня. – Она всматривается. – Да, выглядит как человеческая кожа. Почти. Но не совсем. Чересчур идеальная.
– Чересчур?
– Ну, в мире-то и в человеке ничего идеального нет. Или ты считаешь себя совершенством?
– Это вряд ли.
– А ваш мистер Мрок этого не понимает. Слабо ему.
Я беру с полки пульт.
– Зачем? – спрашивает мама.
Я наставляю пульт на Джорджа.
– Ты шутишь! – восклицает мама.
Я нажимаю кнопку. Ничего. Щёлкаю ещё раз. Никакого результата. Ещё раз. Ещё.
Ещё несколько раз.
Наконец Джордж открывает глаза.
– Привет, одноклассники, – говорит он.
Мама зажимает рот рукой и отбегает к окну.
– Не бойся, мам, – шепчу я. – Джордж, как дела?
– Просто великолепно, благодарю от души, – отвечает он.
Я беру его за локоть и осторожно тяну к себе. Он делает шажок вперёд, затем ещё один. Наш кот ластится к его ногам.
– Кош-ка, – произносит Джордж.
– Да, – шепчу я. – Давай, Джордж. Выходи из шкафа.
Он делает шаг вперёд.
– Привет, Джордж, – голос у мамы дрожит.
– Джордж, это мама, – говорю я.
– Ма-ма, – повторяет он. – Мама.
– Верно. Иди сюда. Садись, друг.
Я помогаю ему развернуться и сесть на кровать. Он смотрит прямо перед собой, на задёрнутые шторы. Кошка устраивается рядышком. Джордж кладёт руку ему на спину, кот мурлычет.
Мама подсаживается к Джорджу. Трогает его волосы.
– Настоящие, – шепчет она.
– Точно?
– Да. Человеческие волосы. Но цвет… словно их осветлили.
Она размышляет.
– Могу перекрасить, – говорит она. – Можно сделать его шатеном или брюнетом, чтобы не выделялся.
Она всматривается в лицо Джорджа.
– Могу всего его изменить, – говорит она. – Так раскрасим – будет как новенький!
– Знаю, ты можешь, – говорю я. – Но ему самому решать, каким он хочет быть.
– Ты прав, сынок, – отвечает она.
– Каким ты хочешь быть, Джордж? – спрашиваю я.
Нет ответа.
– Хочешь быть похожим на нас?
Нет ответа.
Кошка мурлычет.
Снаружи уже темнеет. Ещё один день пролетел, да так быстро!
– Ребята придут завтра, – говорю я маме.
– Что будете делать?
– Поучим его кое-чему. Ходить. Говорить.
– Как я учила тебя маленького?
– Да. Как ты меня.
Я смотрю на нас, на прямоугольную кровать в крошечной квадратной комнате. Кровать, шкаф и задёрнутые шторы. А ведь завтра нас здесь будет пятеро. Тесно. Как тут научишь его хоть чему-нибудь?
– Нам бы с ним на улицу выйти… – говорю я.
– На улицу?
– Я же никогда не любил сидеть взаперти, помнишь? Чем Джордж хуже?
– Это не опасно?
– А отвези нас в Коган-лес! В машине его никто не заметит.
Что может быть прекраснее Коган-леса! Всё детство я носился там на приволье, лазил на Ведьмино дерево, плескался в ручьях, ловил головастиков в пруду с лилиями, а мама смеялась и всё мне позволяла. Пусть Джордж тоже бегает там, как я, как дитя Коган-леса.
– В шкафу остались твои старые шмотки, – говорит мама. – Надо его переодеть.
– Ну что, Джордж? – говорю я ему. – Поедем завтра в Коган-лес?
– Ко-ган-лес, – говорит он.
– Я тебе рисунок показывал, помнишь?
Нет ответа.
– Там чу́дно, – говорю я.
– Чу́д-но.
Я рассылаю эсэмэски. Сообщаю Луизе, Билли и Макси, что мы делаем завтра. Джордж сможет ходить и бегать. Хватит ему сидеть в ящике, в фургоне, в шкафу и в комнате. Мы же хотим, чтобы он был свободен? А в лесу – свобода! Мама отвезёт нас туда с утра, а потом привезёт домой.
Все согласны!
Наберём еды, питья, конфет. Я его сегодня вечером заряжу, а завтра возьму с собой пульт.
Мы с мамой достаём из ящика мои старые джинсы и зелёный свитер. И надеваем их на Джорджа. А на ногах у него теперь мои старые кроссовки.
– Ты почти как обычный мальчик, Джордж, – говорит мама.
– Он у нас измазюкается! – обещаю я. – Его ждёт вся грязь Коган-леса.
Мама смеётся.
– Вот это макияж! И правда, будет как новенький!
Я тренирую Джорджа: мы маршируем взад-вперёд по комнате. Он учится ходить, поворачивать, размахивать руками. Кошка ходит с нами и машет хвостом.
– Молодчина, Джордж, – говорю я.
– Джордж! Ты всё на лету схватываешь! – радуется мама.
Наконец мне приходит в голову, что на сегодня, пожалуй, хватит. Вдруг Джордж устал? Люди же устают. Тем более для него тут столько нового и странного.
Я подвожу его к шкафу, открываю дверцу и пытаюсь завести его внутрь. Он останавливается.
Стоит как вкопанный.
– Скоро ночь, – уговариваю я его. – В шкафу безопасно.
Я осторожно подталкиваю Джорджа, но он не идёт.
– Н-нет, – тихо говорит он. – Нет.
И вдруг я вспоминаю, как Илон Мрок заталкивал Джорджа в чёрный фургон. Может, я похож на Илона Мрока? Может, в каждом из нас таится Илон Мрок?
Я увожу Джорджа от шкафа.
Сажаю его на кровать и сажусь рядом.
– Прости, друг, – говорю я.
Я вытаскиваю из-под кровати надувной матрас – на нём спит Макси, когда приходит с ночёвкой. Я надуваю его, надуваю, так что кружится голова. Ну вот, готово. Я кладу матрас возле кровати.
– Здесь Макси спит, когда у меня ночует, – объясняю я.
– Ма-кси, – повторяет Джордж.
Я ложусь на матрас, чтобы показать Джорджу, как это делается. Потом тяну его за руку, и он опускается рядом со мной.
Он лежит, глядя в потолок.
Мама берёт подушку с моей кровати и подсовывает её под голову Джорджу.
Потом она достаёт из шкафа одеяло и накрывает Джорджа.
– Так тебе будет тепло и уютно.
Я соскальзываю с матраса, встаю. Он поворачивает голову и следит за моими движениями.
Кошка ложится на Джорджа, поверх одеяла.
– Хочешь, почитаем ему на ночь, – говорит мама. – Может, он любит сказки?
– Давай! Какую?
– Что-нибудь нежное.
– Про почтальона Пэта! – предлагаю я.
Мама улыбается. Она так и знала!
Вон они, все книжки про почтальона Пэта – выстроились на книжной полке. Потрёпанные, зачитанные до дыр. Как же я их любил!
Мама читает. Я лежу на кровати, Джордж – на полу, на матрасе. А почтальон Пэт с кошкой Джесс катят по просёлочной дороге, через поле и лес. Через мои воспоминания. Я закрываю глаза. Я снова маленький.
Мама дочитывает книжку.
И запевает песенку почтальона Пэта. Я подпеваю. Джордж тоже подпевает – скрипучим стоном, как пел с Луизой.
Потом мама умолкает и закрывает книгу и говорит:
– А теперь, сплюшкин, пора спать.
Так она всегда говорила мне в детстве.
– С-пать, – говорит Джордж.
– Да, пора, – повторяю я. – А завтра – в Коган-лес.
– Ко-ган-лес.
Я беру в руки Луизин пульт.
– В один прекрасный день, – говорю я, – ты научишься спать, как мы… Может быть.
Нет ответа.
Мама наклоняется и целует его в лоб.
– Спокойной ночи, Джордж, – говорит она. – Спок-ночи.
Щёлк. Глаза Джорджа закрываются.
Мы с мамой смотрим, как он лежит не шевелясь на надувном матрасе в моей комнате. Потом я откручиваю ему ухо монеткой и подключаю зарядное устройство. Слышно тихое жужжание. Рот у мамы открывается сам по себе, а глаза становятся квадратными.
– Так странно, – шепчет она.
Она выглядывает в окно. Там вечер и всё обычно. Мы спускаемся на кухню и жуём бутерброды.