Именно это Осей и намеревался сделать. Должен был сделать. Он хорошо бросал и хорошо ловил, не мог же он подавать плохо. Он не мог позволить себе даже средней подачи — которой хватило бы, чтобы перебежать к первой базе. Он должен выбить хоум-ран, и только хоум-ран[27].
Его выход на позицию сопровождался шепотом на игровом поле, игроки отступили назад, за что он был благодарен им. Они ожидали от него великого броска. Ди с Мими на корабле вытянулись в рост, чтобы лучше видеть. Фактически весь двор замер в ожидании.
Когда учился в Риме, Осей во время игры в футбол обычно стоял на воротах. Мальчикам не очень хотелось вступать в физический контакт с чернокожим, и его почти удавалось избежать, если назначить Осея вратарем. Благодаря вратарскому опыту он, по крайней мере, научился бить высоко и далеко. Обычно вратарь бьет по неподвижному мячу, и Осей в долю секунды прикинул траекторию брошенного Каспером мяча, подбежал, прижал ступню, точно и крепко, к мячу. Далеко тот должен полететь.
И полетел. Мяч просвистел над головами игроков, перелетел через ограду двора, ударился, подпрыгивая, о крышу олдсмобиля «катлас суприм», припаркованного на другой стороне улицы. Восхищенный вопль издали все до единого, включая девочек, — только не ребята из команды Осея. Они застонали.
Оу недоуменно посмотрел на них, озадаченный их реакцией:
— Разве это не хоум-ран?
— Удар не засчитывается, если мяч вылетает за границы поля, — объяснил Иэн.
— Ага, — кивнул Дункан. — И еще игра прекращается, если мяч улетел со двора. Так учителя решили. Они терпеть не могут ходить за мячом. Гляньте, он уже до Маплов докатился.
Мяч продолжал свое путешествие по улице, ударяясь о колеса автомобилей, стоявших на обочине, и приближаясь к перекрестку, у которого водители поворачивали и гудели.
— Простите. Я не знал.
— Между прочим, ты залепил по машине родителей Каспера, — добавил Иэн. — Он живет через дорогу.
— О! Я извинюсь.
Иэн пожал плечами. Казалось, его больше радует унижение Осея, чем огорчает преждевременное окончание игры.
Но радовался он недолго. Ди спрыгнула с корабля и бежала к ним. Подбежав к Осею, она с размаху обняла его:
— Это было здорово!
Оу застыл на месте, весь двор тоже: возгласы замерли на губах, шепот прекратился. С лица Иэна сползла улыбка.
— Она дотронулась до него! — прошептала Пэтти со смешанным чувством ужаса и восхищения.
Хор голосов присоединился к ней:
— Не просто дотронулась — обняла!
— Вот блин!
— Я бы ни за что — а ты?
— Думаешь, они влюбились?
— Похоже.
— Да с ней кто угодно захотел бы ходить. А она выбрала этого?
— Ди спятила, что ли?
— Ну, а чего — он вроде ничего такой.
— Ты в своем уме? Он же… ну, понимаешь!
— Дело не только в этом. Он же новенький. Она совсем не знает его.
— Ну! Может, он серийный убийца с топором, или как этот, который в «Байках из склепа»[28] наряжался Санта-Клаусом и душил девушек.
— Ой, ты смотрела «Байки»? А мне родители не разрешили.
— Я и «Экзорциста» смотрела. Потихоньку со старшим братом. Со страху чуть не померла — особенно когда она начинала вещать этим жутким голосом.
Осей не мог слышать, о чем они говорят, да это было и не важно. Все они стали свидетелями пересечения той границы, пересекать которую он не собирался.
Ди почувствовала, как напрягся Осей, когда она его обнимала, а отстранившись от него, заметила, как напряглась атмосфера вокруг. Мими, опустив глаза, смотрела в землю. Мальчики — Иэн, Каспер, Род и другие — стояли прямо, уперев руки в бока. Пэтти покачивала головой. Ди прикоснулась к новенькому на глазах у всех, и ответное неодобрение всего двора, включая, похоже, самого Осея, было таким явным, что у нее не осталось другого выхода, как его проигнорировать.
— Пошли к деревьям, — позвала она. Как в убежище.
Кипарисовые деревья были самой удивительной достопримечательностью этого двора. Архитектор, должно быть, питал слабость к растениям, и вместо того, чтобы выкорчевать кипарисы и очистить площадку для строительства школы, их оставили, а двор спланировали так, что образовалась роща в углу. Возможно, чтобы оправдать существование деревьев, под ними устроили песочницу, которая никогда не использовалась по назначению, — в школе учились ребята постарше, а копаться в песке — удовольствие, которому самозабвенно предаются малыши. Вместо этого песочница под кипарисами превратилась в ничейную территорию, где бывали и мальчики, и девочки из всех классов.
Ди отвела Осея к деревьям и плюхнулась на песок. Он посомневался, но тоже сел. Пока они сидели так, бок о бок, двор постепенно начал оживать. Мальчики раздобыли мяч и стали играть в вышибалы — Иэн и Род бросали так сильно, что на ляжках у тех, кто в шортах, оставались красные полосы. Девочки вернулись к классикам, Мими устроилась с одноклассницей недалеко от песочницы. Бланка стала прыгать дабл-датч.
— Это был такой мощный удар, — сказала Ди.
Оу пожал плечами.
— Но я попал в машину Каспера. И игра оборвалась.
— Ну и что, ты же не знал. Иэн должен был сначала объяснить тебе правила.
Она сгребла в ладонь пригоршню песка, слегка влажного от росы, и начала просеивать его сквозь пальцы, оставляя в руке иголки и шишки кипарисов.
— Ты играл в кикбол в Нью-Йорке?
— Играл немного.
Осей провел ладонью по песку, приглаживая дорожку.
— А какой он, Нью-Йорк? Про него рассказывают такие ужасы. Вечно там людей грабят или убивают. И грязно очень.
— Да нет, там не так уж плохо. Мы жили в хорошем районе. — Оу замолчал, как будто разговор о Нью-Йорке напомнил ему что-то.
— Ты чего?
Ди видела, что он оценивает ее, решает, что ей можно рассказывать, а что нельзя.
— Расскажи, — попросила она. — Ты можешь мне все рассказать.
Это была почти мольба, желание узнать о нем больше.
— Мы жили в Верхнем Ист-Сайде, там почти во всех зданиях консьержи. — Он улыбнулся, увидев непонимание пригородного жителя на ее лице. — Это такой человек, он сидит у входа в здание, как сторож, только еще и помогает, если нужно донести чемоданы или сумки из магазина, такси вызвать и все такое. Там по соседству было немного… таких, как мы. И каждый раз, когда я проходил мимо консьержа, он свистел, чтобы консьерж в соседнем доме посмотрел на меня, и тот тоже свистел. И этот свист я слышал каждый день, пока шел по кварталу. Обычно они так делают, когда мимо идет хорошенькая девушка. Даже после того, как мы прожили там много месяцев, и они знали меня, и каждый день видели, они продолжали свистеть. Они говорили, что это в шутку, и, может, для них это так и было, но не для меня. Мне казалось, что они ждут, будто я что-то натворю.
— Натворить?
— Украсть что-нибудь, ударить, бросить камень.
— Это… — Ди не могла найти слов.
Она пыталась уяснить: он жил в квартире, а не в доме, как она и все ее друзья. Но ведь у них пригород. Тут почти нет многоквартирных домов.
— А что ваш консьерж?
— Он был неплохой, в общем-то. Некоторые консьержи его дразнили, но мой отец давал ему хорошие чаевые на Рождество, и это действовало. Правда, он никогда не ловил нам такси, даже если проезжала пустая машина, мы сами видели. Говорил, что нет свободных или машина едет по вызову. За все время, что мы там жили, я только два раза ездил на такси.
Сама Ди ни разу не ездила на такси — не было необходимости. Какая необыкновенная жизнь — ездить на такси!
— Расскажи мне еще про Гану, — попросила она, лишь бы слушать его.
Осей выпрямился.
— Что ты хочешь знать про мою страну? — спросил он. Упоминание о Гане, похоже, настроило его на более официальный лад.
— Ну… — Ди замялась, не уверенная, стоит ли произносить вслух мысль, мелькнувшую у нее, когда она услышала про Гану. Но он нравился ей — на самом деле нравился, — и она хотела быть с ним как можно более откровенной. — Правда, что там… едят людей?
Оу улыбнулся.
— Это в Папуа — Новой Гвинее. А не в Гане. Папуа — Новая Гвинея недалеко от Австралии.
— О! Прости.
— Все в порядке. У моей сестры Сиси в Риме была учительница, которая тоже так думала и поручила ей сделать доклад про каннибализм. Сиси репетировала свой доклад на мне, так что я в теме.
Это было еще более удивительно, чем история про консьержей и такси.
— Как будет каннибализм по-итальянски?
— Cannibalismo, — ответил он.
Ди рассмеялась, потом посерьезнела.
— Может, тогда ты мне объяснишь, почему люди едят друг друга. Я этого никогда не понимала. Это же чудовищно.
— Ну, самая первая причина — это нехватка еды. Например, случился неурожай, и люди голодают или оказались где-то без провизии. Ты слышала, как два года назад самолет потерпел крушение в Андах, и людям пришлось есть погибших, чтобы выжить?
Ди вздрогнула, она пожалела, что завела разговор на такую тему, но и переводить его на другую не хотела. Она никогда не говорила о таких серьезных вещах с мальчиком — да и с девочкой тоже.
— Но чаще всего каннибализм не связан с голодом, — продолжал Оу. — Люди едят людей, если победили их в бою, это военная добыча. Иногда съедают часть любимого человека после смерти. Так его возвращают снова в сообщество живых — это вроде реинкарнации с помощью собственного тела.
— Фу!
Оу тихонько усмехнулся.
— Мы в Гане танцуем и поем, если человек умирает, но не едим его!
Ди вспомнила, как ее дедушка лежал в открытом гробу в церкви Южной Каролины. Все было так торжественно и благоговейно, а ей жали новые туфли.
— Вы танцуете?
— Да. Большой праздник продолжается всю ночь, много еды, и музыки, и гостей. Семья покойного развешивает объявления, приглашает всех прийти. У нас тратят много денег на похороны — так же много, как на свадьбу.