Его акцент стал более африканским, когда он заговорил про Гану, гласные протяжнее, а голос выразительнее.
— Очень странно. Ты часто бываешь в Гане?
— Мы ездим каждое лето повидать бабушку с дедушкой.
— Тебе там нравится?
— Конечно.
— А где вы там живете, в городе или в деревне?
— И там, и там. У нас дом в Аккре и дом в дедушкиной деревне.
Ди хотелось спросить, был ли этот дом глиняной хижиной с соломенной крышей, как она видела на фотографиях про Африку в папином журнале «Нэшнл Джиографик»? Но она уже дважды села в лужу — с каннибализмом и с дашики, поэтому опасалась задавать вопросы, чтобы снова не обнаружить свое невежество.
Ди задумалась, о чем еще можно спросить. В наступившем молчании она вдруг осознала, что вот они сидят под кипарисами, а двор вокруг живет своей жизнью, но при этом каждый искоса поглядывает на них, наблюдает. Лучше бы они с Осеем гуляли, или лазали на «джунглях», или качались на качелях, чем сидели на месте.
— У вас там много диких животных? — Ди пришлось напрячься, чтобы задать столь простой вопрос, но разговор грозил иссякнуть, как это часто бывает, когда мальчик с девочкой внезапно осознают, что остались наедине друг с другом.
— Да. У нас водятся быки, бабуины, бородавочники, обезьяны. И еще много кого.
Ему вроде бы нравилось, что она задает вопросы, но сам он ни о чем ее не спрашивал. Правда, мальчики вообще редко задают вопросы — им больше нравится говорить, чем слушать, и действовать больше, чем разговаривать. Ди никогда не приходилось сидеть и разговаривать с мальчиком так долго.
Поскольку он не задавал вопросов, у Ди не было возможности рассказать ему о себе. А что она рассказала бы, если б он спросил? Что родители у нее очень строгие. Что она любит математику, но скрывает это. Что она не понимает причины своей популярности в школе, учитывая все мамины запреты: ей не разрешают ходить на бульвар с подружками, ей никогда не устраивали день рождения — с коллективным катанием на роликах или походом в кино. Что иногда ей бывает грустно без причины. Что Мими недавно гадала ей на картах Таро, и выпало, что скоро ее жизнь сильно изменится. Ди решила, что карты намекают на переход в новую школу осенью, но сейчас, глядя, как Осей то приглаживает, то ворошит песок, а его рука чернеет на светлом фоне, она подумала, что «скоро», возможно, наступит раньше, чем она полагала.
Он взглянул на нее и улыбнулся, его лицо было обращено к ней вполоборота, отчего вид у него стал озорной, и все слова, сказанные и несказанные, вопросы, заданные и незаданные, и неловкое молчание, всё смыла волна нежности, которая нахлынула на нее. Ди никогда не вела себя, как Бланка и две-три другие девочки: те привлекали к себе внимание, приставали к мальчикам и всячески возбуждали их интерес. Она не носила обтягивающую одежду с блестками. Она не выпячивала растущую грудь, наоборот, сутулилась, чтобы скрыть ее. Она не экспериментировала с мальчиками в закутке у спортзала, и целовалась она только однажды, когда на перемене играли в бутылочку, — и то всего два раза, потому что их застукали учителя и положили конец игре. Но ее отношение к Оу не было экспериментом. Это то самое, чего я так ждала, — думала она. — То самое.
Под влиянием этого чувства она сделала то, что хотела с той минуты, когда встала позади него на линейке перед уроками: протянула руку и положила ему на голову, и почувствовала, как курчавые волосы облегают его идеальный череп.
Осей не отдернул голову, не перестал улыбаться. Он протянул свою руку и коснулся ее щеки. Она наклонила голову и прижалась к его ладони, как кошка, которую приласкали.
— У тебя такая красивая голова, — сказала она.
— А у тебя такое красивое лицо.
Удивление и радость заполнили ее. Он чувствует то же самое, что она, они могут довериться друг другу. Ди вдруг поняла, что настоящие пары не договариваются ходить вместе: они уже вместе. Такие договоренности — ребячество, детская забава. Они с Осеем переросли это.
Так они и сидели, как современная скульптурная композиция «Влюбленные»: головы, улыбки, руки неразрывны, внешний мир не существует. До Ди донесся голос Мими: «Ди, что ты творишь?» Чуть в стороне Бланка начала припевать:
Оу и Ди сидели позади,
Обнимались, целовались,
Влюбились, поженились,
Детки народились.
Даже когда раздался свисток, они не отняли рук друг от друга. Учитель, который дежурил во дворе, свистел в свисток, когда происходило нечто запрещенное: кто-то дрался, швырялся песком, лез на забор. Каждый раз, когда раздавался свисток, все прекращали свои занятия и озирались в поисках нарушителя.
Оу не знал об этом обычае, но, похоже, догадался, что это означает, потому что мистер Брабант шел прямиком к ним, не прекращая свистеть. Осей отвел руку от пылающей щеки Ди, она сняла руку с его головы на мгновение позже.
— Прекратить! Встать немедленно, вы двое! — Его голос прозвучал, как удар хлыста. Оу вскочил на ноги.
Ди испытала чувство протеста, но оставаться сидеть на песке, когда все сгрудились вокруг песочницы и смотрят, было не особенно приятно. Она поднялась, но без спешки, и отряхнула с джинсов песок, не обращая внимания на гнев мистера Брабанта.
— У нас запрещено прикасаться к другим ученикам предосудительным образом. Может, там, откуда ты приехал, иные правила, и ты понятия не имеешь, как себя вести, — обратился он к Осею. — Но у нас в школе мальчики и девочки не прикасаются друг к другу таким образом, ясно?
Это прикосновение, похоже, возмутило учителя гораздо больше, чем те поцелуи, которыми, как он прекрасно замечал, шестиклассники обменивались по углам весь год. Возможно, он ощутил, что в этом прикосновении больше содержания, больше чувства, больше интимности, чем в поцелуях — оно слишком интимное для школьного двора. Учитель обернулся к Ди:
— А от тебя, Ди, я не ожидал такого. Ты-то должна знать, как себя вести. А теперь иди в класс и раздай рабочий материал по математике.
Ди никогда в школе не лишали прогулки, не оставляли после уроков и вообще не наказывали, потому что в этом не было необходимости. И сейчас она отделалась легко: кого угодно на ее месте отправили бы к директору на проработку, а потом позвонили родителям. Вместо этого ей дали задание, которое она охотно выполнила бы при любых обстоятельствах. Не иначе как мистер Брабант не в состоянии подвергнуть свою любимицу суровой каре.
В другое время слова мистера Брабанта сильно огорчили бы ее, потому что из всех учителей в школе больше всего она стремилась угодить мистеру Брабанту. Но сегодня все изменилось — появился человек, чье отношение значило для нее гораздо больше. И на которого мистер Брабант набросился. Ди очень не понравился его тон. Однако она не могла ослушаться учителя. Лучший ответ ему, решила она, действовать не спеша, вместо того чтобы мчаться со всех ног выполнять приказание. И Ди неторопливо пошла к школе, и, проходя мимо учителя, пока он смотрел на нее, чувствовала, как он ошеломлен переменой в ее поведении. И от этого Ди ощутила свою власть.
Все ждали, что мистер Брабант накажет новенького, как он того заслуживает. Иэн мог бы дать хороший совет: надо по-старорежимному, да посильнее, ударить линейкой по чернокожей лапе, которая посмела прикоснуться к щеке Ди. В тот момент, когда Иэн увидел, как они сидят, не отрывая друг от друга рук, на него накатил такой приступ ярости, что он с трудом с ним справился.
А у мистера Брабанта вид сделался растерянный — лицо постарело, мешки под глазами стали заметней. Его любимица взбунтовалась, и он не знал, как ему поступить.
Иэн кашлянул, чтобы разрушить наваждение. Кто-то же должен это сделать. Мистер Брабант потряс головой, потом предпринял явную попытку взять себя в руки. Пристально глядя на Оу, он выдвинул вперед челюсть и сказал:
— Веди себя как следует, мальчик.
Оу тоже посмотрел на него и ничего не сказал. Пауза казалась бесконечной, прервала ее только мисс Лоуд, которая подошла, запыхавшись.
— Все в порядке? — спросила она высоким от волнения голосом.
— Могло быть и лучше, — буркнул мистер Брабант. — И будет лучше, если кое-кто начнет соблюдать правила нашей школы. Понял, Осей?
— Да, сэр.
— Осей, у нас не говорят «сэр» и «мэм», — вмешалась мисс Лоуд, голос у нее был ласковый по сравнению с коллегой. — У нас учителей называют по фамилии. Ты должен обращаться к нам мистер Брабант и мисс Лоуд.
— Хорошо, мисс Лоуд.
— Я сам могу справиться, Диана.
— Конечно. Я просто хотела…
Ее спас прозвеневший звонок.
— Итак, все на построение. — Мистер Брабант прибавил громкости, чтобы услышал весь двор.
Оу пошел, но медленно — примерно как Ди до этого, — желая показать, что он не то чтобы выполняет приказ, а просто сам по себе идет в нужном направлении.
— Что тут произошло? — вполголоса спросила мисс Лоуд.
— Предосудительное поведение, — пробурчал мистер Брабант. — Он прикоснулся к Ди. У этих так принято.
Мисс Лоуд смотрела недоуменно.
— Боже! А вы… вы видели много… чернокожих людей?
— Целый взвод.
— Ах, простите. Я не хотела говорить о… о том времени.
— Когда я увидел его руку на ее щеке, меня чуть не стошнило.
Мисс Лоуд заметила, что Иэн подслушивает их разговор, и толкнула мистера Брабанта.
— А ну-ка, Иэн, ступай в строй, — скомандовал мистер Брабант.
— Хорошо, мистер Брабант. Только заберу мяч.
Мистер Брабант хмыкнул и пошел в сторону шеренги, которая удлинялась на глазах. Мисс Лоуд поспешила за ним.
На середине двора Мими поравнялась с Оу. Иэн смотрел, как они идут рядом и разговаривают. В какой-то момент Оу наклонился к подружке Иэна, словно чтобы лучше слышать, потом кивнул, что-то сказал, и Мими рассмеялась.
Иэн нахмурился.
— Этот ублюдок, он прикоснулся к ней. Меня тоже чуть не стошнило, — сказал Род; он держал мяч и был, как всегда, заодно с Иэном.