Ди не нужно было оглядываться, чтобы догадаться, что Бланка говорит о новом мальчике.
— Он из Нигерии, — небрежно бросила она, наматывая скакалку на согнутую в локте руку.
— А ты откуда знаешь? — спросила Мими.
— Учителя говорили.
— Чернокожий в нашей школе — в голове не укладывается!
— Тсс… — Ди попыталась угомонить Бланку — боялась, что мальчик услышит.
Со скакалками под мышкой Ди вместе с Бланкой и Мими пошла к шеренге, в которую выстроились школьники. Скакалки хранились в кабинете мистера Брабанта, и Ди отвечала за них — что, она знала, вызывает ревность Бланки, так же как и ее дружба с Мими.
— Чего ты в ней находишь, она ведь чокнутая, — однажды спросила Бланка.
— Мими не чокнутая, — заступилась Ди за подругу. — Она… чуткая. Умеет чувствовать.
Бланка пожала плечами и стала напевать, показывая, что разговор закончен. Тройственный союз — коварная комбинация, один участник всегда чувствует себя лишним.
Новый ученик стоял в конце шеренги, которая выстроилась перед мистером Брабантом. Бланка разыграла целую сцену, демонстративно отшатнувшись на своих платформах от новенького.
— И что нам теперь делать? — закричала она.
Ди поколебалась, потом сделала шаг вперед и встала за новеньким. Бланка последовала за ней и громко прошептала:
— Нет, ты только подумай! Такой в нашем классе! А ты и дотронуться до него можешь, скажи?
— Заткнись! — прошипела Ди в надежде, что он не расслышал.
Она смотрела новенькому в спину. Форма головы у него была очень красивая, череп гладкий и ровный, идеально вылепленный, как будто из глины на гончарном круге. Ди захотелось протянуть руку и дотронуться до его головы. Коротко подстриженные волосы повторяли форму черепа, как деревья повторяют очертания холма, — совсем ничего общего с гигантскими прическами в африканском стиле, популярными сейчас. Впрочем, вокруг не замечалось кого-то с афро. У них в школе не было чернокожих учеников, а в их районе — чернокожих жителей. Хотя в Вашингтоне, Ди Си, было столько чернокожего населения, что его в шутку можно было назвать Шоколадным городом. Иногда, бывая в центре с родителями, Ди встречала чернокожих мужчин и женщин с афро, да еще видела их по телевизору, когда у Мими смотрела «Соул трэйн»[3], танцуя под «Earth, Wind and Fire» или «Джексон Файв»[4]. Ди никогда не смотрела это шоу дома: мать ей ни за что бы не разрешила смотреть, как черные люди танцуют и поют по телику. Ди влюбилась в Джермейна Джексона — из-за его застенчивой белозубой улыбки, которая нравилась ей больше его афро. Все подружки предпочитали малыша Майкла, что казалось Ди слишком банальным. Это все равно что влюбиться в первого школьного красавчика, и, видимо, поэтому она никогда не рассматривала всерьез кандидатуру Каспера — в отличие от Бланки. Бланка всегда выбирала самые банальные пути.
— Ди, сегодня ты будешь опекать нашего нового ученика, — указал на нее мистер Брабант, глядя поверх вереницы голов. — Покажешь ему, где столовая, где музыкальный класс, где туалет. Объясняй все, что ему будет непонятно на уроке. Хорошо?
Бланка фыркнула и толкнула Ди, которая покраснела и кивнула. Почему мистер Брабант выбрал ее? Неужели в наказание? Вообще-то Ди ни разу не наказывали в школе, в этом не было необходимости. Уж так ее воспитывала мама.
Вокруг началось хихиканье и шушуканье.
— Откуда он взялся?
— Из джунглей!
— Хо-хо-хо! Ой, больно!
— Не будь придурком!
— Бедняжка Ди, ей заботиться о нем!
— Почему мистер Би выбрал ее? Обычно мальчику помогает мальчик.
— Может, из мальчиков никто бы не согласился. Я бы не согласился.
— И я!
— Да, а Ди — любимица мистера Би. Он знает, что она не откажется.
— Хитро.
— Погодите — выходит, этот парень будет сидеть за нашими партами?
— Ха-ха! Бедный Дункан, достанется ему новый сосед. Или Пэтти.
— Я пересяду!
— Мистер Би не разрешит.
— Все равно.
— Мечтать не вредно, приятель.
Новенький оглянулся. Лицо у него было совсем не настороженное и не подозрительное, как ожидала Ди, а открытое и приветливое. Карие глаза блестели, как монеты, когда он с любопытством посмотрел на нее. Он поднял брови, отчего глаза стали больше, и Ди почувствовала всем телом удар, вроде того, который испытала, когда на спор прикоснулась к изгороди под током.
Она ничего не сказала, только кивнула. Он тоже кивнул в ответ, потом отвернулся и снова стал смотреть прямо перед собой. Они стояли друг за другом, притихшие, растерянные. Ди огляделась, чтобы понять, не смотрит ли кто-нибудь на них. Смотрели все. Она уставилась на дом напротив школы — дом Каспера, между прочим, — в надежде, что все кругом сообразят: в этом большом мире есть вещи поважнее, чем мальчик, который будто заряжен электричеством, вот об этих-то вещах она сейчас и думает.
Тут она заметила за проволочной оградой школьного двора чернокожую женщину: она держалась за сетку. Маленького роста женщина казалась выше благодаря красно-желтому шарфу, намотанному вокруг головы наподобие высокого тюрбана. На ней было длинное платье из той же яркой ткани. Поверх платья — серое зимнее пальто, хотя уже начался май, и было тепло. Женщина смотрела на них.
— Моя мама считает, что я не знаю, как быть новеньким.
Ди повернулась в изумлении от того, что он заговорил. На его месте она бы язык проглотила.
— А ты уже бывал новеньким?
— Да. Три раза за шесть лет. Это моя четвертая школа.
Ди всю свою жизнь прожила в одном и том же доме, ходила в одну и ту же школу, дружила с одними и теми же людьми и привыкла к уютному чувству уверенности, которым сопровождалась ее жизнь. Она вообще не представляла себя в роли новенькой и не понимала, каково это — когда вокруг все незнакомые, хотя после перехода из начальной школы в среднюю она пару месяцев знала только четверть школьников из своей параллели. И хотя Ди во многих смыслах переросла свою школу и созрела для перехода в новую, от одной мысли, что она окажется в окружении незнакомцев, начинало сосать под ложечкой.
В шеренге другого шестого класса, напротив, стояла Мими и, широко раскрыв глаза, наблюдала за этим разговором. Ди всегда училась с Мими в одном классе, а в последний год их развели по разным. Теперь Ди очень страдала от того, что не может общаться с Мими целый день, как раньше, а только на переменах, во дворе. Досаждало и то, что Бланка, которая училась с Ди в одном классе, буквально втиралась в ближайшие подруги — как сейчас, когда она почти повисла на Ди, положив руку ей на плечо, и глазела на новенького. Бланка не могла обходиться без физического контакта, во время разговора она прикасалась рукой к человеку, перебирала его волосы, прижималась к мальчикам, которые ей нравились.
Ди стряхнула ее руку, чтобы не отвлекаться от новенького.
— Ты из Нигерии? — спросила она, ей хотелось показать ему свою осведомленность. У тебя другой цвет кожи, но ты не чужой, я кое-что знаю о тебе.
Мальчик покачал головой.
— Из Ганы, — ответил он.
— А… — Ди ничего не знала про Гану, кроме того, что она, судя по всему, находится в Африке.
Мальчик остался таким же доброжелательным, но выражение его лица словно застыло и стало менее искренним. Ди решила продемонстрировать, что знакома с африканской культурой. Она кивнула в сторону женщины у ограды:
— А на твоей маме дашики?
Она знала это слово, потому что на Рождество ее хиппующая тетушка подарила ей шаровары из ткани с рисунком в виде дашики. Чтобы доставить тетушке удовольствие, Ди надела эти штаны на рождественский ужин, и старший брат дразнил ее, что одна скатерть у них на столе, а вторую Ди напялила на себя. После ужина Ди спрятала подарок в дальний угол шкафа и больше к нему не прикасалась.
— Дашики — это рубаха, которую носят африканские мужчины, — сказал мальчик. В его голосе не было ни насмешки, ни презрения. Он просто делился информацией. — Или чернокожие американцы, когда хотят что-то доказать.
Ди кивнула, хотя не поняла, что именно доказать.
— Кажется, «Джексон Файв» на «Соул трэйн» в них выступали.
Мальчик улыбнулся.
— Мне помнится, Малкольм Икс[5] как-то раз появился в дашики.
На этот раз Ди показалось, что он поддразнивает ее. Ди решила, что пусть, она не против, лишь бы не этот суровый, холодный вид.
— На моей маме платье из ткани кенте[6], — пояснил он. — Ее делают у меня на родине.
— А почему на ней зимнее пальто?
— Она мерзнет везде, кроме Ганы, даже когда тепло.
— А тебе тоже холодно?
— Нет, я не чувствую холода. — Мальчик ответил полной, развернутой фразой, как обычно отвечала Ди с одноклассниками на уроках французского, проходивших раз в неделю.
Его акцент не был американским, хотя иногда он вставлял американские выражения. В акценте было что-то английское. Мама у Ди любила смотреть по телевизору сериал «Вверх и вниз по лестнице»[7], выговор нового мальчика чем-то напоминал этот сериал, правда, без такой резкости и апломба, и гласные у него звучали более певуче — видимо, это африканское произношение. Законченные предложения, отсутствие сокращений, мелодия речи, тягучие гласные, все вызывало у Ди улыбку, но она сдерживалась, чтобы не показаться невежливой.
— А после уроков она тоже придет, чтобы забрать тебя? — спросила Ди.
Ее мама никогда не приходила в школу, только на родительские собрания. Она вообще не любила выходить из дома.
Мальчик снова улыбнулся.
— Я взял с нее слово, что не придет. Я знаю дорогу домой.
Ди улыбнулась в ответ.
— Да, так будет лучше. Только малышей из начальной школы приводят и забирают родители.
Прозвенел второй звонок. Учителя четвертых классов встали во главе колонн и повели своих учеников в школу. Затем наступила очередь пятых классов и, наконец, шестых.