14.
Я не касаюсь здесь других деталей построения Мят-лева и его аргументов, так как они будут подробно рассмотрены при анализе самих актов. Здесь нужно отметить, что версия Мятлева безоговорочно принималась исследователями Новгорода15, и его построение вызвало критические замечания — да и то в самой общей форме — лишь в самое недавнее время. Ю. С. Васильев, заметив, что в статье Мятлева родословная, «на наш взгляд, не совсем точная», предложил иной вариант понимания взаимосвязи имен. Он исходит из идентификации Василия Степановича раздельной грамоты с Василием-Варлаамом, но линию Едемских ведет от сына Василия Степановича — Ивана Васильевича, отождествляя последнего с тем лицом, которое в заголовке ко-пийной книжки начала XVII в. называется «своеземцем Иваном Васильевым сыном Едемского»: «В то время, как Исак Шенкурский был сведен и стал родоначальником дворянского рода Шенкурских в Костромском уезде, его родственник Иван Васильевич Едемский остался на Ваге, превратившись в своеземца. Часть земельных владений из его вотчин закрепляется за ним в писцовых книгах, а в 1552 г. жалованной вотчинной грамотой Ивана IV»16; «таким образом, лишь в XV–XVI вв. представители этого боярского рода стали именоваться Шенкурскими и Едемскими» 17.
Имея в виду важность темы и противоречивость ее решений, существующих в литературе, рассмотрим ее в деталях, которые сообщены источниками.
1. Комплекс документов Остафьи Онаньинича и его прямых потомков
Этот комплекс образован тремя грамотами — духовными Остафьи Онаньинича и Федора Остафьевича и полюбовной раздельной Василия Федоровича и Василия Степановича. Самый ранний документ в нем — духовная Остафьи Онаньинича на недвижимое и движимое имущество в Ловати, Шенкурье, Кокшенге и других местах 18,
Духовная Остафьи в изданиях датируется 1393 годом на основании пометы И. Ф. Розова: «Лета 6901». Мне представляется, что ее дата несколько иная. В качестве душеприказчиков Остафья называет посадников Федора Тимофеевича и Юрия Дмитриевича. Первый из них по-садничал в 1385–1421 гг., второй — в 1397–1410 гг.19 Хронологические рамки посаднической деятельности Юрия Дмитриевича и определяют время составления духовной, которое более точно установить не удается.
Не уточняет этой даты, хотя и полностью подтверждает ее, обращение к следующему сюжету, отраженному духовной: «А что Новгород пожаловал отца моего и меня и дал грамоту на Валжаие, и в том у отца моего и у мене купил Александр посадник четвертую часть, а дал на ней дватцать рублев и сто, и послал Александр в свое место на свою чясть Тимофея Прокопьина, и Тимофеи имал Олександрову чясть в Олександрово место; а чи будет вписал Александр в свое рукописанье на отце на моем и на мне ту дватцать рублев и сто, а тым отец мои ни яз не виноват Александру ни иным ничим же, по отца моего рукописанью и по моему рукописанью; и была отцу моему говорка с Олександром пред владыкою Олексеем о том серебре, и отмолылся Александра отец мои».
Владыка Алексей занимал архиепископскую кафедру в 1360–1388 гг. Только два посадника Александра были его современниками. Александр Семенович Мотурицын достоверно находился на степени в 1354–1360 гг. и умер не позднее 1371 г.20 Вряд ли его может иметь в виду цитированное место духовной: с момента его смерти прошло более четверти века, и любая возможная его претензия давно уже была бы заявлена. Другой посадник — Александр Фоминич Царько, согласно прямым показаниям летописи, был на степени в 1403–1421 гг. и умер в 1421 г.21 Еще в 1962 г. я высказал предположение, что его посадничество в действительности началось после смерти его единственно возможного предшественника — Богдана Обакуновича, сведения о котором прекращаются на 1397 г.22 Это предположение подтвердилось не известной мне тогда записью 1398 г. на служебной Минее церкви Рождества Христова на владычном дворе: «В лето 6906-е написана бысть минея сии к Рождеству Христову на сени повелениемь архиепископа владыце Ивана при посаднице Александре Цесари. В то время послаша новгородьци за Волок рать. А писал Григор Ярославець» 23.
Очевидно, что «говорка» перед владыкой Алексеем произошла тогда, когда Александр Фоминич еще не обладал званием посадника, но в момент составления завещания Остафьи он уже был им, а это снова дает нам в качестве самой ранней из возможных дат 1397 г.
В духовной Остафья называет своего отца Онанью («а что купля отца моего Онаньина»), мать Онтонию и сына Федора («а приказываю живот свои госпоже своей матери Онтоньи и сынови своему Федору»), брата Григория и дядю Семена («а в том мне с своим братом з Григорием и з дядею Семеном половина»), бабку Фе-досью («а что бабе нашей Федосьи купля»). Упомянут также некий дядя Борис, но неясно, был ли этот Борис дядей Остафьи или же его отца Онаньи («что досталося отцу моему у дяди у Бориса в оддел»).
Одна из позиций духовной позволяет заключить также, что посадник Федор (под которым можно понимать только Федора Тимофеевича, поскольку других посадников с таким именем в рассматриваемое время нет) находится в родстве с Остафьей Онаньиничем, восходя к общему с ним предку: «А что отцына наша на Кокшенском погосте, земля, вода и лес, а в том мне с своим братом з Григорьем и з дядею с Семеном половина; а посаднику Федору и его братанам другая половина; а в нашей половине Кокшенского погоста Семену половина, а мне и брату моему Григорью другая половина; а в нашей половине з Григорьем мне две чясти, а брату моему Григорью треть».
Таким образом, если Остафья и его брат Григорий унаследовали от Онаньи четверть Кокшенгского погоста, а Онанья вместе со своим братом Семеном были владельцами не четверти, а половины этого погоста, его первоначальное дробление произошло в более ранний период. Можно было бы предположить, что не известный нам по имени отец Онаньи и Семена 24 был родным братом Федора Тимофеевича, а Кокшенгский погост в еще неразделенном виде принадлежал их общему отцу, которым в таком случае надо назвать Тимофея. Однако такое построение неправомерно. Свою половину посадник Федор делит с «братанами», т. е. с племянниками. Значит, у него был брат, до смерти которого эта половина погоста делилась между ним и Федором, а Тимофею, следовательно, принадлежала только указанная половина Кокшенгского погоста. В единых руках весь погост мог быть только при отце Тимофея, который оказывается и дедом Онаньи.
Использование этой информации позволяет построить генеалогическую таблицу (схема 6).
СХЕМА 6
N
65
В. Л. Янин
Я не помещаю в схему б «дядю Бориса» из-за неясности его положения. Ф! едор Остафьевич в момент составления духовной был мальчиком («А доколе сын мои Федор подростет, а дотоле ездит по моим селам брат мои Григореи в мое место и людми моими володеет»). Остафья внес в духовную распоряжения на случай рождения у него еще одного ребенка: «А будет у моей жены сын, ино моим детем живот мои, и села мои, и челйд'ь" моя напол, ино будет дчи, ино выдаст ю брат Федор по* силе». Мятлев делает отсюда вывод о том, что жена Остафьи в момент составления завещания была беременна 2 \ однако это всего навсего логическая формула духовной, составлявшейся в предвидении неизбежной, но не обязательно близкой кончины.
Духовная указывает еще некоторые родственные связи. Среди душеприказчиков называются «шурья» — Иван и Василий, дядя Остафьи Юрий Федорович, а также его «брат» Ермола Микифоров. Надо полагать, что это все родственники и свойственники по жене и по матери. По-Слёднее очевидно для шуринов Остафьи и не столь очевидно для Юрия Федоровича и Ермолы Микифорова — против того, что они родственники Остафьи по отцу, говорит отсутствие Этих лиц среди участников родственного раздела. Оставляю этот тезис как предположительный, чтобы в дальнейшем вернуться к его рассмотрению.
Развить схему б дает возможность духовная сына Остафьи Онаньинича — Федора26. В изданиях для нее принята дата— 1435 г. на основании пометы И. Ф. Розова, «сообразовывавшегося со словарем о князьях российских». В действительности она несколько более позднего времени. Названные в ней в качестве душеприказчиков посадник Иван Офанасьевич известен с этим титулом с 1459 по 1475 г.27, тысяцкий Яков Игнатьевич упоминается в летописи под 1463 г.28, а имя Киприяна Григорьевича зафиксировано в ней в рассказе 1475 г.29 Поскольку Яков Игнатьевич умер в 1469 г., уже будучи посадником30, духовную следует датировать, скорее всего, 60-ми годами XV в. О Федоре Остафьевиче из других источников известно, что в 1435 г. он участвовал в походе на Ржев, возглавляя отряд рушан з1, а в 50-х годах XV в. в качестве одного из славенских кончанских посадников утверждал докончальную грамоту с Иваном Губаревым 32. Очевидно, что дата летописного упоминания Федора Остафьевича была взята Розовым для определения йрёменй документа, и принимать ее в этой связи нет никаких оснований.
В грамоте Федор Остафьевич называет свою жену Офимью и сыновей Степана и Василия («а приказываю живот свои жене Офимье и сыну своему Стефану и Василию»), а также дочь Оксинью и зятя Ивана («а то дал есми зятю своему Ивану и дочери Своей Оксиньё»). Be2 роятно, зять Иван тождествен упоминаемому в той же грамоте Ивану Ивановичу («а Машкова болота и коЛ на Рогу — Ивану Ивановичю половина, а детям моим другая половина, а то им по половинам»).
Наконец, еще одно расширение схемы б дает полк> бовная раздельная Василия Федоровича и его братана Василия Степановича на земли по рекам Поле, Ловати, Тарне, Заячьей, Кокшенге и Шолоше33. Точное указание родства между этими лицами сформулировано так: «А ты села досташетца Василью Степановичю от дяди своего в отдел…, ино земли ему своей мимо дяди своего Василья Федоровича] ни менять, ни продавать, ни приказывать».
Следует обратить внимание также на то, что в момент совершения раздела оба его участника были, по-видимому, бездетны: «А сведе бог смерть Василью Федорову, а не буде отрода или буде не до земли… А сведе бог смерть Василью Степанову, а не будет у него отрода или буде не до земли…»