17
Юрий Дмитриевич, однако, известен как инициатор постройки церкви в Аркаже монастыре18 и посадник, представительствовавший от Загородского конца 19. Очевидно, что предположение о его родстве с Михаилом Юрьевичем должно быть отброшено, коль скоро он не имеет отношения к Неревскому концу. Что касается Юрия Ивановича, то он, напротив, тесно связан с Нерев-ским концом, как это может показаться из сообщения Новгородской III летописи под 1350 г.: «Того же году поставил две церкви каменныя Юрьи посадник, Козму и Дамиана на Холопьи улицы и святаго Иоанна Златоус-таго в каменном городе Детинце в Околотке»20. Таким образом, основания для поисков дополнительных аргументов в пользу родства Михаила Юрьевича с Юрием Онци-форовичем (а не с Юрием Ивановичем) имеются.
С поставленным здесь вопросом тесно связана проблема атрибуции грамот, называющих имена Михайловой жены Настасьи, Андреяна Михайловича и Микиты Михайловича. Все три имени соединены в одной грамоте (№ 307); кроме того, имеется берестяное письмо Андреяна Михайловича (№ 303). Обе грамоты найдены на усадьбе «И» в слое 3—4-го ярусов (1422–1446 гг.) и истолкованы Арциховским как принадлежащие жене и детям Михаила Юрьевича. Аргументация основана на факте совместных находок этих грамот с грамотами Михаила Юрьевича в границах одной усадьбы и на хронологическом соответствии грамот № 303 и 307 возможному периоду деятельности сыновей Михаила Юрьевича.
Поскольку речь идет о лицах, как будто вовсе не известных в других письменных источниках, обоснование родства Михаила Юрьевича с Юрием Онцифоровичем нуждается в дополнительных аргументах.
Можно подвергнуть сомнению принадлежность к комплексу грамот посадничьей семьи Мишиничей — Он-цифоровичей берестяных писем, полученных Максимом. Всего таких грамот отмечено Арциховским пять (№ 91, 271, 272, 279, 370). Они найдены в слоях 8-го яруса (1369–1382 гг.), которые хронологически соответствуют летописному упоминанию боярина Максима Онцифо-ровича, члена новгородского посольства к митрополиту в 1376 г. В основу аргументации, следовательно, положены факт обнаружения в одном слое грамот Максима и Юрия и догадка о том, что летописный Максим Онцифо-рович был братом Юрия Онцифоровича. Правильность этой догадки блестяще подтвердилась находкой грамоты № 370, адресованной крестьянами-«сиротами» одновременно «к Юрию и к Максиму», однако общий вывод о принадлежности Максиму Онцифоровичу всех грамот с именем Максима представляется не до конца обоснованным, так как определившая такой вывод грамота № 370 обнаружена на усадьбе «И», а все остальные четыре грамоты, полученные Максимом, — на усадьбе «Е», по другую сторону перекрестка Великой и Козмодемьянской улиц.
Существование еще одного члена семьи Мишиничей позволила установить находка деревянной ложки. На этой ложке, обнаруженной в 1961 г. на усадьбе «Д» в слое 11-го яруса (1299–1313 гг.), вырезана надпись: «Еванова Олъфоромеевица»21. Место и стратиграфическая дата находки не позволяют сомневаться в том, что этот предмет принадлежал не известному в других источниках брату Луки Варфоломеевича — Ивану.
Таков круг памятников, более или менее прочно связанных с семьей Мишиничей — Онцифоровичей. Такими представляются мне сильные и слабые стороны признанного в литературе объединения перечисленных грамот в единый комплекс документов посадничьей семьи.
2. Строительство в Колмове и потомки Юрия Онцифоровича
Ряд сведений, подтверждающих правильность отнесения к семье Онцифоровичей всех тех лиц, которых Ар-циховский признал потомками Юрия Онцифоровича, может быть извлечен из комплекса источников по истории Колмова монастыря, примыкающего к Неревскому концу. Связь этого монастыря с семьей Мишиничей — Онцифоровичей четко обозначена в одном интересном документе, который более ста лет известен историкам в кратком переложении, а затем был обнаружен В. И. Корец-ким в фонде Поместного приказа и издан в 1969 г. Речь идет о духовной грамоте Орины, текст которой ниже воспроизводится:
«Во имя отца и сына и святаго духа. Се яз, раба бо-жия Орина, списа сие рукописание при своем животе. А приказываю в дом святей Троицы и святей Богородицы на Колмово, где живет отец мои и мати моя и род мои. А даю землю на Лопи, на Сыроли, и на Каньели, и на Сосари лешие сельца, а тех сел землю, и воду, и ловища, и пожни все без вывета. А другую землю волость даю на Паше и на Табале землю, и воды, и ловища, и пожни тех сел, и лесы, и на Веряжи, к на Островке, и на Любоеже, и на Броннице. А тех сел всех землю, и воды, и пожни, и ловища, и лишие земли без вывета даю в дом святей Троицы и святей Богородицы на память роду моему и мне, по владению прадеда моего Юрья Анцыфоровича и по деда моего владенью и отца моего и по моему владенью, даю сю землю и в веки. А на то послух отец мои духовной поп Сава святых чюдотворец Козьмы и Домья-на. А хто се рукописание мое преступит, и яз сужуся с ним пред богом в день страшнаго суда божия»22.
Макарий ошибочно датировал этот документ XVI веком. После учиненного Иваном III боярского «вывода» сохранение в руках каких-либо бояр земельных владений на территории Новгородской земли маловероятно. Земли, переданные Ориной по ее духовной, числятся за Колмо-вым монастырем уже в писцовой книге Обонежской пятины 1495–1496 гг.23, что делает более вероятной датировку приведенного документа еще временем новгородской независимости, во всяком случае временем до начала боярского «вывода».
Правнучка Юрия Онцифоровича Орина живет там, где жили ее предки, — на Козмодемьянской улице Нерев-ского конца: ее духовник — поп церкви Козмы и Демьяна на этой улице. Но ее отец, мать и весь «род» «живут» в Колмовом монастыре. Макарий, несомненно, был прав, понимая это место документа как свидетельство о погребении предков Орины в Колмовом монастыре (в списке, которым располагал Макарий, было не «живет», а «лежит»).
Связь Колмова монастыря с семьей Мишиничей — Он-цифоровичей запечатлена не только в духовной Орины, но и в синодике Клопского монастыря 1660 г., в котором оказались записанными имена создателей Колмова монастыря: «Варфоломея, Луки, Максима, Аньсифора, Георгия, Григория» 24. В приведенном списке легко опознаются уже знакомые нам по берестяным грамотам лица, в том числе и Максим, родство которого с Юрием (Георгием) Онцифоровичем получает новое подтверждение.
Единственный существующий очерк истории Колмова монастыря, составленный Макарием, изобилует ошибками, в частности, смешением сведений, касающихся в действительности двух разных новгородских пригородных монастырей-Успенского Колмова и Троицкого Коло-. мецкого25. Колмовом называется местность на левом берегу Волхова, ниже города, примыкающая к Неревско-му концу. Коломцы — урочище, хорошо известное археологам по находившейся там неолитической стоянке, расположенное на правом берегу Волхова, много выше города, у самого истока реки.
Смешав два разных монастыря, Макарий был введен в заблуждение Новгородской III летописью, в которой сообщение 1310 г. о строительстве монастыря на Колом-цах сопровождено своего рода справкой: «Другую церковь камену постави на Коломцах архимандрит Кирилл Георгиева монастыря во имя пресвятыя богородицы Успения, последи же Колмово именовася»26. Составитель же Новгородской III летописи в свою очередь ошибся из-за того, что в Колмове и на Коломцах существовали одноименные церкви Троицкая и Успенская (Троицкая на Коломцах и Успенская в Колмове были соборными, а Троицкая в Колмове и Успенская на Коломцах — трапезными). Когда составлялся свод, Коломецкого монастыря уже не было: он не восстанавливался после его разрушения во время шведской оккупации Новгорода 1611–1617 гг.27
Древнейшее упоминание Колмова в летописях относится к 1386 г. Оно свидетельствует о том, что в 80-х годах XIV в. монастыря в Колмове, по-видимому, еще не существовало. Под 1386 г. летописи содержат рассказ о сожжении новгородцами в целях обороны от войск Дмитрия Донского подгородных монастырей и церквей 28. В той части пригородной равнины, которая примыкает к Неревскому концу, новгородцами было уничтожено пять монастырей: Духов, Борисоглебский (на Гзени), Богоро-дицын (Зверин), Николин (Белый), Лазарев. Колмова монастыря среди них нет, и это тем более показательно, что сама местность Колмово фигурирует в рассказе об истреблении подгбродных построек. Здесь была сожжена приходская церковь: «а церквей деревяных 6 пожгли: …Михаило святыи на Колмове…» Колмовский мирской храм как стоящий вне монастыря упоминается и в Росписи 1615 г.: «Идучи на Колмово, зовется на поле храм деревянной Архангел Михаил»29. Если бы Колмов монастырь уже существовал к 1386 г., странным было бы его сохранение в обстановке, когда была выжжена даже отдельно стоящая в той же местности Неревского заполья деревянная церковь.
Очевидно, более правильным будет вывод о первоначальном создании Колмова монастыря Юрием Онци-форовичем в 1392 г., основанный на сообщении Новгородской IV летописи под указанным годом: «Юрьи Онцифо-рович постави церковь святыя богородица Успенье на Колмове, и монастырь устрой»30. Этот вывод, вполне совпадающий с духом завещания Орины, которая ведет свое родословие только от Юрия, но не от более отдаленных предков, не противоречит, как мне кажется, и показаниям Клопского синодика, хотя в последнем в числе строителей Колмова монастыря названы такие предки Юрия Онцифоровича, как Варфоломей, Лука и Онцифор. В синодике созданного Юрием Колмова монастыря, откуда эти сведения были заимствованы в 'Клопский синодик, имена почитаемых Юрием Онцифоровичем предков могли быть записаны для заупокойного поминания. Это тем более вероятно, что в Клопском синодике хронологическая и генеалогическая очередность «ктиторов» не выдержана: имя брата Юрия Онцифоровича — Максима названо раньше имени их отца Онцифора.
Возможно, однако, предположение, что земельное владение Орины начало формироваться только при ее прадеде Юрии, а участки, унаследованные им самим, отошли в свое время в другие нисходящие линии его потомков, почему Орина и не упоминает в завещании более древних предков. Но это не так. Тайбольская земля, фи-гурирующая в этом завещании, была куплена еще Лукой Варфоломеевичем: ободная Луки на эту землю обнаружена Корецким в том же комплексе колмовских грамот