Новгородская феодальная вотчина — страница 42 из 63

Опариных, Ондреяновых, Микитиных, Босоволковых, Немых, а объем землевладения отдельных членов этих семей приравнивается обже, т. е. минимальному крестьянскому двору, то Яков был в свое время владельцем значительных массивов общим объемом в 202 обжи, распоряжаясь землями в Сытинском, Усть-Волмском и Оксочском погостах и в Защижье. Если к моменту подчинения Новгорода Москве двинская волостка Мартемьяновых в процессе родственных разделов превратилась в систему самостоятельных небольших владений лиц, находившихся в дальнем родстве между собой, то при общем предке всех этих лиц — Савелии Григорьевиче все эти владения составляли единый владельческий массив, в который пол ностью входил целый Терпилов погост, принадлежность которого одному лицу зафиксирована документально.

Очевидно, что это наблюдение противостоит попыткам видеть в своеземцах другой полюс феодальной системы— черносошных крестьян, вчерашних общинников, сделавшихся мелкими аллодистами в результате распада вну-триобщинных связей. Писцовым книгам мелкая земельная собственность известна исключительно в форме свое-земческих владений. Возражая С. Б. Веселовскому, писавшему, что измельчавшие и обедневшие потомки крупных феодалов составляли самый значительный контингент мелких вотчинников, A. JI. Шапиро отметил: «Такое впечатление может создаться при изучении актового материала потому, что история боярской вотчины отражена в этом материале несравненно лучше, чем история крестьянского землевладения. Превращение же крестьян черной волости в мелких вотчинников по сохранившимся источникам очень трудно проследить. Нельзя забывать, что такое превращение было типично для ранних стадий формирования феодальных отношений и имеет большое значение для понимания генезиса феодализма. Поскольку в XV в. в Новгородской республике черные земли в основном'уже были расхищены, переход черного крестьянства в разряд мелких вотчинников был явлением исключительным. Тем с большим вниманием мы должны присмотреться к соответствующим показаниям источников» \ Примеры, приведенные далее Шапиро, не всегда убеждают в справедливости такого возражения. В качестве одного из них взяты двинские своеземцы Амосовы, происхождение которых, как мы уже убедились, было совершенно иным.

В то же время предположенный Шапиро как исключительный для XV в. процесс (оставляем пока в стороне раннюю стадию формирования феодальных отношений) представляется в какой-то степени обоснованным материалами Ильинского Иломанского погоста Корельского уезда Водской пятины (эти материалы приведены Шапиро), в котором рядом с чернокунцами, бывшими «за владыкою», жили мелкие вотчинники, которые сохранили свои земли и после конфискаций Ивана III, получив наименование своеземцев. В прямую связь с этим наблюдением встает вывод А. М. Гневушева, поддержанный Б. Д. Грековым еще в 1914 г., согласно которому наряду с собственными владычными землями, пожалованными Софийскому дому или купленными им, существовал обширный фонд государственных земель, порученный Софийскому дому и владыке как организаторам государственной казны; земли этой категории и обозначались находящимися «за владыкою» 2; архиепископ был как бы контролером доходов с этих земель.

Коль скоро это так, следует согласиться с тем, что «ко времени инкорпорации Новгородской республики в единое Русское государство в ней сохранились лишь незначительные остатки древнего общинного землевладения»3. Вся территория Новгородской земли за вычетом тех массивов, которые были «за владыкою», к этому моменту представляла собой систему феодальных вотчин, а остатки древнего общинного землевладения возможно искать лишь на территориях, бывших «за владыкою». Никем, к сожалению, не была проделана работа по определению объема собственных владычных земель и кормленческих волостей, бывших «за владыкою». Однако некоторое представление о масштабах распространения вотчинной системы к концу новгородской независимости дает сравнение следующих цифр. По подсчетам авторов коллективной «Аграрной истории Северо-Запада России», общий объем землевладения на территории пятин, как он определяется неполными материалами сохранившихся писцовых книг, равен примерно 46 тыс. обеж, тогда как на долю владыки из этого количества приходится около 8 тыс. обеж, т. е. около 17 %. Если учесть, что немалую часть владычных земель составляли не кормленческие волости, а архиепископские вотчины, объем кормленческих волостей окажется много меньше этой цифры. Думается, что не будет преувеличением сказать о принадлежности к вотчинной системе не менее 90 % земель, освоенных на территории пятин.

Существуют материалы, позволяющие проследить, как во второй половине XIV–XV в. государственные земли, бывшие «за владыкою», переливались в вотчинный фонд. В 1978 г. при раскопках боярского усадебного комплекса на юго-западном углу перекрестка древних Пробойной (Людина конца) и Черницыной улиц в слое рубежа XIV–XV вв. была найдена берестяная грамота № 568, представляющая собой фраг-ментированный лист из записи, которая состояла из нескольких таких листов, поскольку обнаруженный текст, сохранивший и первую, и последнюю строки, не имеет ни начала, ни конца: «…ька. на Острове коробnote 92я соли. У Домана въ Микулин… коробьи соли. У Голеди въ Славnote 93ицахъ коробья соли. У … на Кшетахъ полторы коробьи соли. У старосте на Кшетаnote 94жиною 3 коробьи соли. В Олисея на Кшетахъ полторы note 95и соли. У Кузме у Рядятина полкоробьnote 96 соли. У Родивана с …ъ коробья соли. У Князя в Болъсине селе полторы коробnote 97кыта на Сопшахъ съ зятомъ коробья соли. У Ива-note 98…» Конъектуры даны но расчету отсутствующих букв и общему смыслу текста. После слов «У Родивана с…» могло следовать: «сыномъ», «зятемъ» и т. п.

— Все населенные пункты, названные в грамоте, отыскиваются на современной карте. В нижнем течении реки Белки, впадающей в Шелонь справа в 13 км выше Пор-хова, находятся деревни: Кшоты (в 5 км выше устья Белки), Славницы(в 6 км выше того же устья), Остров (в 8 км выше того же устья). Болсино село, иначе Болчин-ский погост, расположено на правом берегу Шелони в 10 км выше устья Белки. Деревня Сошли (Собша) находится вблизи левого берега Шелони, в 5 км на юго-запад от устья Белки. Не удалось обнаружить на карте лишь Микулино, которое, судя по очередности пунктов, должно находиться между Островом и Славницами.

Топонимы берестяной грамоты № 5G8.

Известны эти пункты и в писцовых книгах Шелонской пятины. Кшоты (в писцовой книге — Шкота), Славницы, Остров, Сопши — в Карачунском погосте, Болчино — центр соседнего с Карачунским Болчинского погоста4. Микулина нет в писцовых книгах, однако один из документов 1572 г. знает в Карачунском погосте деревню Ми-тутино (0,5 обжи)5, возможно, идентифицируемую с Ми-кулином. Особо отмечу, что выделение в административной системе Новгородской земли Болчинского погоста произошло уже в московское время. Еще в 1498 г. он течением Шелони делился на две части: восточная (в которой находится Болчино) принадлежала к Порховскому уезду (как и Карачунский погост), а западная — к Вышегородскому уезду. К 1539 г. это деление исчезло6. Поэтому нужно заключить, что в эпоху новгородской независимости все территории, названные в берестяной грамоте № 568, составляли административно цельную единицу, находясь в пределах одного погоста с центром в Болчине или в Карачуницах.

Казалось бы, сумма сведений, содержащихся в грамоте, достаточна для установления владельца всех этих деревень в конце эпохи новгородской независимости. Однако дело обстоит не столь просто. В писцовой книге 1498 г., которая сообщает сведения старого письма, давая указания о владельцах деревень времени самостоятельности, из описания 353,5 обжи, числящихся в Карачунском погосте, сохранились сведения лишь о 56,5 обжи; материалы по остальным, в том числе и по всем интересующим. нас пунктам, утрачены. Сведения по Болчинско-му погосту в этой книге сохранились: земли собственно погоста, т. е. Болчина села, принадлежали Олферию Ивановичу Офонасову и Остафию Болчинскому7.

В писцовой книге 1539 г. сохранилось описание только 63 обеж Карачунского погоста, в том числе интересующие нас сведения по деревне Сопши, которая в момент составления письма принадлежала Семену Ивановичу Картмазову, получившему ее после братьев Олферия и Григория Картмазовых, а в новгородское время она, оказывается, принадлежала Ульяну Плюснину8.

Наибольшее количество сведений по названным в грамоте № 568 пунктам имеется в писцовой книге 1576 г,

В это время Кшоты (Кшеты) и Славница принадлежали Сумороку Караулову, а Остров — Ушатому Азарьеву9.

Между тем перечневая книга, составленная около 1498 г., сохранила по Карачунскому погосту сведения и о старых землевладельцах новгородского времени, и о первых помещиках московской поры, но без указания их конкретных поместий. Среди первых московских помещиков мы без труда обнаружим предков владельцев 1539 и 1576 гг. — Григория и Игната Ивановичей Картмазовых (Каркмазовых), Собину Караулова и Ушака Москотинь-ева. При этом выясняется, что Картмазовы получили земли сведенных новгородцев Ульяна Плюснина, Семена Бабкина и Тимофея Грузова, Караулов и Ушак Моско-тиньев — владычные земли 10.

Таким образом, к моменту вывода новгородских землевладельцев пункты, названные в грамоте № 568, не составляли единого владельческого массива. Часть этих владений числилась за владыкой, другие части — за Ол-ферием Офонасовым, Тимофеем Грузовым, Остафием Болчинским, Ульяном Плюсниным, Семеном Бабкиным. Из последних Олферий Офонасов и Тимофей Грузов, хорошо известные по летописным рассказам и писцовым книгам, были боярами и посадниками, связанными своей деятельностью со Славенским концом Новгорода. Ульян Плюснин, участвовавший во встрече Ивана III во вре