141.
Общая протяженность волостки с севера на юг — около 40 км, а с запада на восток — около 20 км.
Приведенной характеристике волости Ляховичи я придаю большое значение, коль скоро она противостоит единственной в литературе попытке локализовать это дарение. Предпринявший эту попытку А. Л. Шапиро пишет: «К тем же годам (1125–1137) относится жалованная грамота Всеволода Мстиславича Юрьеву монастырю на Терпужекий погост Ляховичи. Этот погост находился перед пожалованием в домениальном владении князя. В конце XV в. вместо погоста Ляховичи в писцовой книге фигурировал десяток Ляховичи в волости Велиля. В нем числилось 40 дворов. Поскольку монастырь не упускал из рук пожалованные волости, можно считать, что в XII в. тут было значительно меньше дворов. Таким образом, видимо, Ляховичи были небольшим княжеским владением. Жили в нем княжеские холопы — «люди» и содержались кони. Тут же были княжеские охотничьи и бортные угодья. Князь передавал монастырю земли «и с людьми, и с коньми, и лес, и борти, и ловища». О пахотных же угодьях ничего не говорится» 142.
Очевидна ошибка исследователя: десяток Ляховичи в волости Велила не имеет никакого отношения к грамоте XII в., он находился не на Ловати, а совсем в другом районе Новгородской земли, где Юрьев монастырь вообще не располагал владениями.
Грамотой Всеволода монастырю передавались пахотные и сенокосные угодья в районе, наиболее богатом плодородными почвами. Предпринявший здесь археологические разведки Л. К— Ивановский особо отметил отличные качества тамошних угодий143.
Другая грамота — на волость Буец, впервые изданная в 1818 г. Е. Болховитиновым, является одним из самых известных древнерусских документов хотя бы потому, что это древнейший русский акт, сохранившийся до наших дней в подлиннике:
«Се аз Мьстислав Володимирь сын, дьржа Русьску землю, в свое княжение повелел есмь сыну своему Всеволоду отдати Буице святому Георгиеви с данию, и с вирами, и с продажами, и вено во …кое. Да же который князь по моемь княжении почьнеть хотети отъяти у святаго Георгия, а бог буди за тем и святая богородица, и тъ святыи Георгии у него то отимаеть. И ты, игумене Исайе, и вы, братие, донели же ся мир състоить, молите бога за мя и за мое дети, кто ся изоостанеть в манастыри, то вы темь дължьны есте молити за ны бога и при животе и в съмьрти. А яз дал рукою своею и осеньнее полюдие даровьное, полътретиядееяте гривьн святому же Георгиеви. А се я Всеволод дал есмь блюдо серебрьно в 30 гривн серебра святому же Георгиеви; велел семь бити в не на обеде, коли игумен обедает. Да же кто запъртить или ту дань и се блюдо, да судит ему бог в день пришьствия своего и тъ святыи Георгии» 144.
Вопреки отмеченной известности документа и он не был исследован с точки зрения историкогеографической, результатом чего явилось распространенное мнение о дарении Мстиславом и Всеволодом села, что, в частности, отразилось и в последнем систематическом издании новгородских актов 14 г '.
В действительности Буец был обширной волостью, расположенной у верховьев реки Полы, на южной границе Деревской пятины. По данным писцовой книги конца XV в., «всех деревень в Буице по старому писму… и с погостом 96, а дворов в них 186, а людей в них 238 человек, а обеж 205… А им же писано в той же волости 10 деревень пустых, а земли под ними на 8 обеж»146. Учитывая наличие в волостке Ляховичи на Ловати 30 непашенных дворов, в которых жили 36 человек, мы имеем право характеризовать оба дарения Всеволода Юрьеву монастырю как практически равновеликие и совершенно исключительные по своему объему.
Возникает естественный вопрос — не являются ли остальные 11 крупных вотчин Юрьева монастыря столь же ранним пожалованием на основе княжеского распоряжения? Полагаю, что правильный ответ на такой вопрос дает рядная грамота крестьян Робичинской волости с Юрьевым монастырем о повинностях и дарах. Сельцо Робичици, «что было Юрьева ж монастыря», находится в Богородицком Врудском погосте Водской пятины, составляя часть значительной монастырской вотчины (общий объем которой был равен 248 обжам). «И по старому писму в том селце дворов 23, а людей в них 28 человек, а обеж 27, а сох 9»147. Около 1460 г. «христиане робичичане», регулируя свои отношения с юрьевским архимандритом Григорием, внесли в рядную грамоту следующую формулу: «А не почнут христьяне управливатися в тех успах и в тех пошлинах, ино уведа-ется с ними архимандрит, и попы, и черенци по старым по княжим грамотам и по новгороцким» 148.
«Грамоты княжие и новгородские» — недвусмысленная формула смесного суда князя и посадника, совпадающая с гарантийной формулой мировой грамоты старосты Азики первой четверти XIV в.: «А хто наступит на сии ряд, даст князю и посаднику дватцать гривен золота». Поскольку смесной суд конституирован в результате восстания 1136 г., жалование Юрьеву монастырю значительного массива земель в Богородинком Вруд-ском погосте — акция не всеволодовского, а более позднего времени, предусмотренная обязательной формулой докончаний Новгорода с князьями XIII–XV вв.: «А бес посадника ти, княже, суда не судити, ни волости роздавати, ни грамот давати».
Относительно пожалований Юрьеву монастырю возможно высказать предположение, что основная их часть относится к тому времени, когда монастырь сделался резиденцией новгородского архимандрита — республиканского главы черного духовенства, который избирался на вече и вошел в состав вечевых магистратов, а это произошло в XIII в.149
Таким образом, в XII–XIII вв. мы наблюдаем возникновение крупной вотчины на основе государственного пожалования. Хотя документы донесли до нас случаи жалования крупных земельных владений лишь духовным конгрегациям, вряд ли следует сомневаться в том, что этот способ образования вотчины был характерен и для частных лиц, в первую очередь бояр, а не только монастырей. Попытаемся теперь датировать начало этого важного процесса.
4. Проблема княжеского домена и вопрос о начальном этапе формирования вотчинной системы
В отличие от A. J1. Шапиро, я не вижу принципиальной разницы между дарением Ляховичей и дарением волости Буец. Шапиро акцентирует внимание на передаче монастырю доходов с волости Буец и права их сбора в развитие предложенного им тезиса о том, что поначалу предметом княжеских пожалований была не земля, а получаемые князем с той или иной территории доходы 150. Соглашаясь в принципе с этой мыслью, я не вижу, что ее возможно аргументировать жалованными актами Всеволода. Грамота на Буец недвусмысленно утверждает, что передача доходов монастырю лишь дополняла дарение самой волости («отдати Буице святому Георгиеви с данию, и с вирами, и с продажами, и вено во…кое», «и осеньнее полюдие даровьное»). Иными сло —
241
1 j2 9 в. л. Янин вами, мы наблюдаем здесь фиксацию безусловных им-мунитетных прав монастыря на основную часть доходов, связанных с владением пожалованной ему землей1М.
Принципиальная разница существует не между этими двумя документами, а между ними, с одной стороны, и синхронной им грамотой князя Изяслава Мстиславича Пантелеймонову монастырю, с другой152. Не буду останавливаться здесь на обосновании датировки этой грамоты 1134 годом, отсылая читателя к специальному исследованию этого документа 153. Существо дела состоит здесь в том, что в одно и то же время, до известного восстания 1136 г., в результате которого последовало изгнание князя Всеволода. Мстиславича из Новгорода и конституирование смесного суда князя и посадника, появляются два вида жалованных на землю грамот. В одних — грамоты на Буец, Ляховичи и княжую рель на Волхове под Новгородом — князь безраздельно распоряжается землей, жалуя ее Юрьеву монастырю. В другой— данной Пантелеймонову монастырю — князь Изя-слав Мстиславич «испрашивает» жалуемые им земли «у Новагорода», «по благословению епискупа Нифонта».
Разница в принципе пожалования отчасти объясняется тем, что Всеволод, отдающий земли единолично, был новгородским князем, а его брат Изяслав — посторонним Новгороду лицом. Однако важнее другое обстоятельство. Несомненным представляется существование в Новгороде времени Всеволода разных фондоз земель. Над одним фондом верховным распорядителем был князь, над другим — Новгород, т. е. вече. Естественно заключить, что к первому фонду относились земли княжеского домена, а ко второму — черные волости, находившиеся под государственным суверенитетом Новгорода.
Вопрос о княжеском домене традиционен в исследованиях раннего новгородского землевладения. Историки Новгорода согласны между собой в том, что княжеское землевладение в этой области древней Руси было незначительным в силу самой специфики взаимоотношений князя и Новгорода в X — начале XII в. Коль скоро существовала устойчивая традиция испомещать на новгородском столе наследника киевского стола, для новгородского князя не было стимула к расширению новгородского домена. После восстания 1136 г. и окончательного утверждения принципа «вольности в князьях» тем более этот стимул оказался подорван неустойчивостью персональной власти князя в Новгороде.
И тем не менее княжеский домен существовал на протяжении всего периода независимости Новгорода, о чем, в частности, говорит традиционная формула до-кончаний Новгорода с князьями середины XIII–XV в.: «А пожне, что твое и твоих мужь пошло, то твое и твоих мужь; а новгородьское Новугороду». Местоположение по крайней мере основных домениальных владений, сохранивших свой княжеский статус до конца существования новгородской независимости, известно.
Старое письмо писцовых книг застает княжеские волости Морева, Белила и Холмский погост, отличительной особенностью которых является их реликтовое административное деление на «десятки»154. Между тем административная система Новгородской земли, основанная на делении ее по погостам, знает, кроме Моревы и Велилы, в конце XV в. еще несколько «волостей», а именно: Стерж, Лопастицы и Буец155