брезгливо обтер об камуфляж поверженного оппонента. В фильмах в таких ситуациях главного героя должно выворачивать наизнанку, но Атеисту не только не поплохело, проснулся какой-то звериный азарт. Улов с трупа небогатый — пара снаряженных магазинов, плюс автомат с ещё одним. Ни споранов, ни живчика. А жаль, фляжка, что Калач благодушно подарил новичку, не бездонная. Некогда рассиживаться, подельники покойного появятся с минуты на минуту. Отстегнул с трофейного автомата магазин, рассовал рожки по карманам, автомат же сунул в рюкзак мура, туда же и топорик. Оставил рядом с мертвецом, если сам выживет — заберет. Обратно к двери — никого, но где-то на другом конце посёлка затарахтел двигатель. Бегом к дому, хорошо, что до этого проверил, что дверь не заперта. Юркнул внутрь, здесь в отличие от развороченной бани все цело. Прошёл на кухню, к окну, что выходит на улицу. Попахивает плесенью, кругом — на овальном обеденном столе, на холодильнике, на кухонных шкафчиках — везде слой пыли с палец толщиной. А вот и гости! Серого цвета «буханка» лихо подрулила к воротам, что с противоположной стороны от бани. С пассажирского выскочил автоматчик, с разбегу пнул в хлипкие воротца из штакетника. Створки со свистом раскрылись, уазик влетел во двор, прячась от химзавода за домом. Атеист выругался, с той стороны окна нет, вернулся в сени к двери, муры обязательно появятся возле бани.
— Паук, ты где?!
Атеист осторожно выглянул, голос уже знакомый, этот боец значит Муха. А где же второй, да и двое ли их всего?! Щелкнул предохранителем, Муха как раз нырнул в баню. Ждать нельзя, прицелился в силуэт, что как по заказу застыл в дверях предбанника, видимо, под впечатлением от смазливой мордашки командира. Грохнуло неожиданно громко, Атеист предполагал что будет шумно, но не так, что в ушах зазвенит, как в колоколах на церковный праздник. Где же второй, сука?! Загрохотало ещё сильнее, явно пулемёт, бьёт короткими по бане, не разобрался откуда стреляли. Атеист выскользнул на улицу, быстро и бесшумно, как змея, обошел дом против часовой, заходя пулеметчику в тыл. Грязь оглушительно чавкает, Атеист притормозил, так недолго спалиться. Пошёл осторожно, дрожащие пальцы, переминаясь, тискают автомат. Кровь бурлит, не от страха — от азарта, жажда приключений, мать её! В стороне химзавода раздались выстрелы, остаётся надеяться, что пацаны смогут отбиться и уйти. Надо заканчивать с пулемётчиком, срочно! Выглянул из-за угла — чисто, осторожно прошлепал между уазиком и глухой стеной дома, оставляя расплывчатые следы.
Пулемет затих. Стрельба у завода все интенсивнее, сухой треск автоматов прерывают гулкие хлопки гранат, там сейчас жарко. Атеист, тяжело вздохнув, лег на землю, если эту раскисшую жижу так можно назвать. Осторожно пополз стараясь не макать автомат в это дерьмо. «Калаш» конечно штука надёжная, но рисковать не стоит. А вот и пулемётчик! Отошёл от двора в сторону, укрылся за ржавым, явно обгоревшим остовом легковушки, по очертаниям — «копейки». Вертит башкой, но всё внимание в сторону неутихающей канонады и прохода между баней и домом. Атеист подполз чуть правее, опасно конечно, но только одна попытка загасить мура, если промажет — тот его нашпигует свинцом по самое не хочу! Медленно подтянул автомат, приладился поудобнее. В последний миг пулеметчик, словно почуяв неладное, повернулся к Атеисту, но поздно, длинная очередь расчертила грудь полосой быстро темневших пятен. Атеист вскочил, подбежал, грязь летела в стороны, как из-под копыт коня, схватил пулемёт — старый советский РПК, обратно к уазику. Пулемет в салон, сам за руль, хорошо ключи в замке, не сообразил же проверить карманы пулемётчика. Двигатель фыркнул, закапризничал, наконец пыхнул чёрным дымом через выхлопную. Уазик с воем выскочил задом на улицу, Атеист притормозил возле бани, негоже бросать трофеи. Также бегом внутрь, чуть не подскользнулся на огромной луже крови, подхватил автомат Мухи и рюкзак. Стрельба явно смещается ближе, нетрудно допереть, что пацаны отходят с боем. Снова за руль, но куда ехать? Впереди раскисшие донельзя грядки, соваться туда глупо — проходимость у машины неплохая, но здесь явно ничего не светит. А ребят выручать надо! Срочно! Развернул уазик в обратную сторону, муры же как-то приехали, и прикатили с химзавода. Даже хорошо что грязь, на пыльной дороге поди — разгляди следы, а в этом месиве две отчетливых борозды, словно пара удавов занималась синхронным ползанием. Атеист направился по следам, и вскоре вывернул на убитую в хлам, но все-таки дорогу. Через метров сто дорога делает резкий разворот и тянется в сторону химзавода, как раз по краю перелеска. Атеист без раздумий погнал по грунтовке, ну… почти без раздумий — где-то в глубине души ворохнулась поганая мыслишка сделать ноги. Отбросил ее, с трудом но отбросил — как потом жить-то? Предать легко, а вот забыть о своей подлости сложно. Если ты конечно не дерьмо последнее. И в прежнем мире понятие «честь» давно позабыто, и в этом судя по всему на нее кладут не стесняясь, но всё-таки…
Уазик скакал на ухабах, как застоявшийся бычок, только что не брыкал колесами. В приоткрытое пассажирское окно без устали задувал ветер, холодно, блин, но сейчас глупо переживать из-за сквозняка. Тут без проблем можно подхватить что-нибудь пострашнее простуды — очередь в лобовое или гранату в бочину. Атеист жал на газ, не щадя движок, ломая голову — как же обозначить себя для пацанов. Пальнут же не разобравшись, глупая выйдет смерть. Ни придумав ничего получше, нажал на сигнал. По всем прикидам, до ребят сейчас метров сто, судя по грохочущим почти рядом автоматам. Свернул с дороги к перелеску, уазик уткнулся мордой в кусты, словно пес в клумбу с цветами, чуть помедлив, закинул автомат на крышу и влез следом. Тут низина, уазик до половины в «мёртвой зоне», главное чтоб со стороны дороги не обошли. В кустах метрах в семидесяти мелькают силуэты, движутся мимо, в сторону посёлка. Чертовы заросли не дают различить где свои, где чужие. А, плевать!
— Седоооой! Ахмеееед! Сюда!
Услышали или нет?! Сердце бухает так, что кабина звенит, палец нервно пляшет на спусковом крючке. Наконец, различил вдали силуэты облаченные в чёрное, явно не наши. Автомат, соскучившись по стрельбе, загрохотал, весело харкаясь блестящими гильзами. Атеист перевёл на одиночный огонь, патроны не бесконечные. Пальнул ещё пару раз, «чёрные» залегли, зато в ответ жахнули с таким энтузиазмом, пули роем пронеслись над самой макушкой. Атеист спрыгнул, помирать ещё рано, сменил магазин. Нажал на сигнал ещё раз, где же пацаны, неужели не поняли, что это он?! Обернулся к дороге… и выматерился в голос. На всех парах, привлечённые стрельбой мчались зараженные. Много, очень много! Атеист чуть помедлил, но помирать геройской смертью хотелось все меньше и меньше. Смерть от пули всё-таки лучше, чем быть сожранным вживую. Зараженных не меньше сотни, орда, блин, целая. Особо шустрые и нетерпеливые вырвались далеко вперёд. Атеист прыгнул за руль, уазик рванулся задницей к дороге, навстречу радостно заурчавшим тварям. И тут из кустов вылетел Ахмед, Атеист с трудом узнал в залитом с головы до ног великане кавказца. Тот замахал рукой, уазик подлетел поворачиваясь боком. Звякнула дверца, в салон ввалился Ахмед, следом с разбегу влетел Седой, заорал хрипло:
— Ходу, ходу, ходууу!
— А Молчун с Малым?
— Жми, твою мать, нет их больше… Уазик швырнул комья грязи прямо в морды подоспевших тварей, помчался обратно к дороге. Зараженные на миг разочарованно застыли, затем ломанулись в перелесок, там стоял такой шорох, словно у стада слонов начались брачные игры. Явно не четырнадцать харь засело на химзаводе… По уазику прилетело пару очередей, потом в перелеске началась беспорядочная пальба, мурам явно стало не до беглецов.
— Так что с Малым и Молчуном? Они… точно…
— Точно! — Седой выдохнул обреченно. — Они впереди шли, вот и напоролись. Малой сразу погиб, полголовы разворотило, а Молчун успел пару очередей дать, но уже раненный, я подскочил, а у него вся грудь разворочена, пузыри кровавые изо рта…
Седой умолк, лицо потемнело, как у покойника.
— Ахмед, ты как?
— Нормально, жить буду. Пару сквозных, и осколками посекло. Ты то как там оказался? Я сначала не понял, хрена там сигналят, потом допер, что неспроста. Ну и рванули с Седым, как зайцы.
— Оторвемся, тогда расскажу.
— Да вроде оторвались, первый раз в жизни рад зараженным…
Атеист глянул в зеркало заднего вида и смачно выматерился.
— Не оторвались ещё… млять… — За нами какая-то бронированная хреновина увязалась, вроде Хаммера, и скорость у неё не слабая!
Седой глянул в заднее стекло, со злостью грохнул кулаком по сидению.
— Точно не уйдем. Не знаю, что за броневик, но идёт резво, догонит, скоро догонит…
Ахмед заворочался, с трудом прохрипел:
— Найди позицию получше, я останусь. Хватит уже бегать, сегодня мой последний бой…
Седой сплюнул зло:
— Да заткнись ты, коммунист херов! Без гранатомета ловить тут нечего. Или ты, млять, кинжалом его ковырять собрался?! Атеист, жми на газ, жми — не жалей!
— Да жму я, млять, жму!
Уазик ревел двигателем, несся как реактивный, но броневик — подарок мурам за верную службу от внешников, медленно, но верно догонял. С дороги не свернуть — раскисшие поля подступили к самой грунтовке, вокруг ровная, как стол, степь, лишь впереди горизонт прячется за небольшой пригорок. Уазик выскочил на вершину, дорога, перемахнув возвышенность, побежала вниз, метров через триста упираясь в бетонный мостик через зеленеющий водоем. Полоса зарослей камыша по берегам тянется вдаль, это явно рукотворный канал. Впрочем, не до размышлений о водоснабжении, все внимание Атеиста устремилось к мосту. А тот, даже издали, представляет из себя жалкое зрелище. Длиной всего-навсего метров пятнадцать, но в бетонных плитах столько дыр, что неясно, как он ещё до сих пор держится. Металлические ограждения из арматуры рухнули с обоих сторон, так и торчат из воды буреющими кольями. Атеист, не раздумывая направил грохочущую машину на мост. Выбора нет… Очень хотелось зажмуриться, но крутил рулём уворачиваясь от особо здоровенных провалов, пару раз душа замирала, когда под зубодробительный скрежет уазик проваливался колесом в пустоту. Но… выскочили на противоположный берег, Седой с Атеистом синхронно выдохнули, все это время сидели, затаив дыхание…