— Твоя цена лоцман? — услышав вопрос, «пират» с проворством чертика из табакерки вернулся за «стол переговоров»:
— Восемьдесят монет!
— Двадцать две! — парировал Шэф, сохраняя на лице невозмутимость и загадочность сфинкса.
— … семьдесят пять!.. акульи потроха и якорь всем в глотку! — разгорячился чернобородый.
— … двадцать четыре!.. и то, только потому что мне нравится твой хвостик! — это заявление главкома сильно насторожило «Карабаса — Барабаса», но сбить себя с толку он не позволил и продолжил азартно торговаться:
— Семьдесят пять!.. Дешевле только трахнуть пьяную русалку!..
— Двадцать пять!.. Акулий плавник тебе в гланды!..
— Семьдесят!.. себе в убыток, но уж больно корабль красивый… жаль если криворукие уроды разобьют его об причальную стенку…
— Ты разорить меня хочешь!?.. — грозно набычился командор. — Двадцать семь!.. осьминожью мочу тебе вместо пива!..
… здорово Шэф торговаться умеет…
… и ругается тематически…
… капитан Врунгель, блин!..
… интересно, где научился?..
— Это ты меня хочешь пустить по миру!.. у меня одних гребцов шестьдесят человек!.. а у всех дети… — маленькие засранцы!.. и жены — тюленьи задницы!.. Шестьдесят пять! И не медяком меньше!
— А чего так мало-то? — глумливо удивился верховный главнокомандующий. — Набрал бы сто дармоедов… селедкам хвосты крутить!.. Хер моржовый!.. Двадцать восемь!.. И не медяком больше!
— !!!.. шестьдесят пять!.. сучья икра!..
— !!!.. тридцать!.. выкидыш медузы!..
— …!!!..
Через десять минут криков, ругани и взаимных оскорблений, высокие договаривающиеся стороны устало смахнули пот с вспотевших лбов и пришли к консенсусу, остановившись на тридцати пяти золотых. И все равно, уже после того как ударили по рукам, лоцман время от времени бросал на Шэфа такие взгляды, как будто не мог понять, как это он так обмишурился, согласившись на такую цену. Было у него во взгляде, скажем так — некоторое обалдение. Но! — договор есть договор, и перефразируя цитату из одного замечательного фильма, можно было бы сказать: «Договор окончательный, и обжалованию не подлежит!» Сразу же после его заключения, главком отправил Дениса в каюту за деньгами, а «пират» распорядился чтобы были подняты пять сигнальных флажков: три красных, белый и зеленый.
— Деньги вперед! — попытался он хоть в такой, абсолютно ничего незначаще мелочи, настоять на своем, но был сражен сакраментальным ответом верховного главнокомандующего:
— Утром стулья — вечером деньги!
Несмотря на колоссальную культурологическую пропасть, разделяющую авторов бессмертного романа и бригадира швартовщиков с Сеты, лоцман идиому прекрасно понял и невесело усмехнулся. Все складывалось не так, как надо: самое главное, что было «не так» — это то, что он рассчитывал получить за швартовку минимум пятьдесят монет. Ми — ни — мум! Даже не так — минимум миниморум! Не говоря уже о том, что работая с кораблями такого класса, как «Арлекин», его только однажды «уторговали» на семьдесят пять золотых, а обычно меньше девяноста не бывало… и тут на тебе — тридцать пять!.. А предоплата? — А что предоплата? — получит он свои деньги. Молодой капитан, расплатится как договаривались — вряд ли ему нужны какие-то неприятности на берегу. Просто хотелось хоть немножко улучшить паршивое настроение — и то не получилось. Тьфу!.. И тут вдруг Шэф, который оказывается в глубине души был белым и пушистым, чтобы немного подсластить пилюлю и приободрить совсем скисшего «Синбада», распорядился:
— Денис, выдай товарищу аванс… — и в ответ на вопросительный взгляд Дениса уточнил: — пятнадцать золотых!
Получив первый транш, «Карабас», неизвестно от чего, значительно повеселел. Он даже крикнул матросам, загоравшим на доставившем его парусном ялике, который болтался на якоре рядом с «Арлекином», чтобы они отправлялись поторопить этих беременных черепах. Но, к радости экипажа маломерного судна, делать этого не потребовалось — из бухты показались три небольшие галеры, взявшие курс на «Арлекин».
С них были поданы буксировочные концы и под умелым командованием «Карабаса — Барабаса», «Арлекин» двинулся вперед, влекомый тройкой «рысаков». Когда вся конструкция, состоящая из четырех судов, набрала приличную скорость, а до причала осталось не большее восьми кабельтов, чернобородый отдал новый приказ. Согласно ему, моряки на «Арлекине» отдали буксировочные концы двух «присяжных», идущих по краям, после чего они резко увеличили скорость и ушли в стороны, пропуская сцепку, состоящую уже всего лишь из двух кораблей, вперед. Затем они догнали «Арлекин» и буксировочные концы были поданы уже на корму. Когда до причальной стенки осталось не более двухсот метров, тягловая галера осушила весла и сцепка продолжила движение по инерции. За сто метров до финиша, кормовые галеры начали слегка табанить, понемногу гася скорость «Арлекина», а завершилась швартовка филигранной по точности обратной греблей кормовых галер, остановивших «Арлекин» ровно в тот момент, когда его форштевень мягко коснулся причальной стенки.
Подошедший за окончательным расчетом лоцман выглядел грустным. Не развеселили его и оставшиеся двадцать золотых, немедленно выданных Денисом. Чернобородый пересчитал их, и молча направился к сходням, расторопно установленным швартовой командой «Арлекина».
— Постой… — окликнул его Шэф, а когда «Карабас» обернулся, главком протянул ему тугой полотняный мешочек, чем-то плотно набитый.
— Что это? — безразлично поинтересовался Алхан, не ожидая от жизни в целом, и от Шэфа в частности, ничего хорошего.
— Посмотри.
Когда «Карабас» увидел золото, глаза его полезли на лоб от удивления.
— За что!? — встревожено поинтересовался он, подозрительно оглядываясь. Умом он понимал, что никакой опасности нет, что никто не собирается отнимать деньги, которые только что сами же и выдали, но…
— Доплата. — Лаконично пояснил главком.
Растерянное состояние «Синбада — морехода» было вполне объяснимо. С ним произошло тяжелое зависание и полный разрыв шаблона — в его картине мира вероятность события, когда один человек дает другому деньги, когда его ничто к этому не вынуждает, была равна нулю, или — другими словами, такое событие было невозможно в принципе, а события, в принципе невозможные, называются чудом, а чудес на свете не бывает. Волшебство, чаще всего враждебное человеку, встречается на каждом углу, а чудес не бывает, к сожалению… Деньги — это эквивалент жизненной силы, их можно или получить за что-то, или отнять, третьего не дано! Разумеется, Алхан, думал в иных терминах и не было у него такой четкости формулировок, но знал он только одно — такого быть не может!
— За что?! — растерянно повторил он, не пытаясь сложить золото обратно в мешочек и упрятать его подальше в свой замечательный красный пояс (привет от Незнайки).
— Я убедился, что швартовка стоила гораздо больше тридцати пяти золотых, — пояснил главком, доброжелательно глядя на растерянного лоцмана. — А так как я не привык ходить в должниках, то и доплатил разницу, чтобы все было по справедливости. — «Карабас» уставился на командора, как дон Жуан на его ожившего тезку. Без ужаса конечно, но с огромным удивлением.
— И я больше ничего не должен сделать для тебя за эти деньги? — по — прежнему настороженно спросил чернобородый.
— Ты имеешь в виду что-то вроде: зарезать главу магистрата… или как тут у вас называется городской глава?
— Генерал — губернатор.
— Ага…ага… или поджечь главную церковь… как она называется?
— Собор Воздвижения.
— Ты думаешь, что от тебя за эти деньги потребуется зарезать Генерал — губернатора и сжечь Собор Воздвижения?
«Карабас» ничего не ответил, но по выражению его лица можно было догадаться, что ничего фантастического и невыполнимого в предположениях верховного главнокомандующего он не видит, и что все это вопрос цены.
— Нет, — улыбнулся главком, — это действительно доплата за швартовку… А если мне действительно что-нибудь понадобится еще…
— Трактир «Ржавый якорь», — перебил его лоцман, — недалеко от порта. Если меня там не будет, скажите хозяину — Фастушу Перейре, что Алхана ищет Лорд Атос… или Арамис, и я непременно появлюсь!
— Договорились! — улыбнулся Шэф. — Кстати, подскажи пожалуйста, как знаток местных реалий, — «Карабас» почтительно уставился на верховного главнокомандующего, явно отдавая должное его богатому лексикону, — где здесь найти повозку… крытую… чтобы перевезти сундук, — он показал руками, как у нас принято, размеры сундука, — и чтобы для людей места сидячие были.
— Я пришлю.
— Спасибо.
Когда чернобородый скрылся в густой толпе, снующей на берегу, командор обратился к Денису:
— Ну, и почему ты не спрашиваешь, зачем я выбрасываю денежки на ветер?
Денис в ответ только пожал плечами:
— Элементарно Ватсон. Отдал всего лишь золото. А приобрел… не скажу друга, но приятеля точно. А это дорогого стоит… особенно в незнакомом месте.
— Маладэц Прошка!
Увидев, что начальство освободилось, к компаньонам немедленно подвалил с докладом боцман:
— Господин!.. Так стало быть, эта… людей я подобрал… двадцать человек…
— Ну, и?
— Так эта… стало быть… — боцман снова прикинулся темным лаптем, — … аванс бы…
— Аванс!? — грозно рыкнул главком, а когда боцман испуганно сник, внезапно заулыбался и мягко продолжил: — Конечно… о чем речь! — боцман в ответ только стер, а вернее размазал грязным рукавом, пот, обильно выступивший у него на лбу после рыка верховного главнокомандующего. — Зови! — приказал ему командор. Он бросил беглый взгляд на Дениса и тот понятливо направился в капитанскую каюту за деньгами.
«Такими темпами скоро с голой жопой останемся! — сварливо заявил внутренний голос, когда Денис вскрыл шкатулку и, не считая, ссыпал в карман камзола пригоршню монет. — Швартовщику этому, Шэф хрен знает сколько золота отвалил… теперь новые дармоеды в очер