— Шэф, а хозяева этих рабов и крепостных, они не мешают? По идее, могли бы и не пускать?
— Негласно, конечно препятствуют, но на рожон не лезут.
— Почему?
— Ну — у… во — первых — уртаху нужны всем — чтобы маги не хулиганили. Но это так — абстрактная польза, типа зеленых насаждений — все понимают, но когда мешает парковке, срубят к чертовой матери. А во — вторых, и это поважнее будет, как-то раз один самостийный князек запретил именным указом пускать своих поданных на кастинг. На мягкий укор Ордена положил с прибором… — Шэф замолчал, будто припоминая что-то, Денис не выдержал:
— И?!
— Что «И?!» — замок взяли штурмом, с князя содрали кожу и кинули в яму с солью… — Денис, обладавший отличным воображением, нервно поежился:
— Высокие… высокие отношения!
— А то! — ухмыльнулся Шэф, — нехрен было выеживаться!
— А наоборот — рабы и крепостные не бегут под шумок?
— Да не очень-то побегаешь, с магическим клеймом. Не вернешься к хозяину — жечь начинает… типа наших червячков из Аз — Карсала, только попроще. Ладно — я продолжаю. Вся эта толпа мальчишек, тоскливо оглядываясь, заходит в главные ворота Ордена, а родители разбредаются по постоялым дворам, трактирам, кабакам и тому подобным заведениям. Потом, каждое утро, они приходят на площадь и ждут.
— Чего ждут? — не понял Денис.
— Ждут своих… но надеются, что не появится их сын, с грустно опущенной головой. Видишь ли — Орден не резиновый, а мальчишек каждый год приводят туеву хучу…
— Ну, так отбор бы какой устроили, вступительные экзамены, типа…
— Дык, елы — палы, кормилец, как же без тебя не догадались-то?.. — Шэф ухмыльнулся обычной ехидной ухмылкой, — их и устраивают, но силами самих, так сказать, абитуриентов — их помещают в казарму и для них начинается жизнь, по сравнению с которой жизнь московских новобранцев из семей музейных работников, в роте с процветающей дагестанской дедовщиной, показалась бы отдыхом в испанском отеле пять звезд олл инклюзив.
— Их что, бьют эти, красножопые… тьфу ты — краснопоясные? — испугался Денис за малышей.
— Да ни боже ж мой, — успокоил его Шэф. — Методика гениальная по простоте и эффективности: ребятишек помещают в казарму, где спальных мест заведомо меньше, чем людей, а еду дают в маленьком котле, явно недостаточном на такую ораву, количество ложек и мисок тоже ограничено и тоже меньше, чем людей. Причем детей предупреждают, что в течении десяти дней они могут вернуться к родителям. Родители это тоже знают и ждут… и надеются, что их дитятко не покажется в воротах…
— И в конце десятидневки остается ровно то количество мальчишек, сколько коек в казарме, — произнес догадливый Денис.
— Йес, сэр — обычно даже раньше, остается ровно сто пятьдесят мальчишек — сто пятьдесят маленьких волчат, сдавших свой самый первый в жизни экзамен… я бы сказал — самый важный экзамен — экзамен на твердость характера. В Ордене эти первые десять дней называют: «Тест на яйца». Остаются только те, чей дух не был сломлен. И далеко не всегда это самые физически сильные мальчишки, хотя большинство именно такие.
— Понятно… — стереотипно отреагировал Денис, а потом внезапно добавил. — Лучше иметь твердый шанкр, чем мягкий характер!
— Молодец — службу понимаешь! — одобрил Шэф.
— Но ведь отсеиваются самые умные и утонченные, — задумчиво продолжил Денис, — они-то наверняка всю эту дедовщину не выдерживают.
— А Орден Пчелы это знаешь ли не Университеты дружбы народов имени Патриса Лумумбы, — зло усмехнулся главком, — интеллектуалов здесь готовят в других местах… наверное… я точно не знаю.
— Понятно. И чё дальше с маленькими головорезами… пардон — с волчатами?
— Дальше им дают белые пояса и желтую одежду и обучают разным занятным штукам, а через восемь лет, примерно половина из них, сдает экзамен на красный пояс.
— А другая половина?
— А ее нет, другой половины — или сами уходят — не выдерживают, или гибнут… но гибнут, в основном, на Испытании, а это дело добровольное… А так, в быту, если можно так выразиться, несчастные случаи со смертельным исходом довольно редки… хотя время от времени случаются… не без этого… ребята-то резкие… как сейчас любят выражаться — конкретные… да чего там рассказывать — сам все увидишь. — Последнее высказывание Шэфа Дениса насторожило.
— В каком смысле?
— В прямом блин, в каком еще — когда будешь с ними в спаррингах работать.
— А это обязательно? Может мне приемчики какие изучить, и хватит…
— Ага… ага — и лучше по книге? — ласково улыбнулся мудрый руководитель.
— А можно? — загорелся Денис.
— В принципе можно… — Шэф улыбнулся, — знавал я одного мальца, он каратэ изучал по книге, как сейчас помню называлась она… нет не помню… толстая такая, коричневая… с картинками…
— И?
— И… как-то гопы его тормознули на предмет закурить, или еще чего, я подробностей не знаю, а он стал на них ногами махать и кричать: «Киии — ий — яяяяя!«… — Шэф сделал длинную, хорошо рассчитанную, паузу, в конце которой Денис не выдержал:
— Ну!?
— Что «ну»? — печальным тоном продолжил дорогой руководитель, — так они его этой же книжкой и побили по голове — сотрясение получил… Так что в принципе можно — но, не в этот раз.
Денис тоскливо вздохнул, перед ним все отчетливее стали вырисовываться колоссальные размеры задницы, в которую он попал. Шеф же, увидев его вытянувшееся и слегка взбледнувшее лицо, отчего-то развеселился пуще прежнего и бодро продолжил:
— Значитца, так, Шарапов, как я тебе уже сказал, до экзамена на красный пояс доходят, минимум, человек, скажем так — сто; максимум — сто пятьдесят, если никто добровольно не ушел и не было несчастных случаев. Впереди Испытание.
— Что за испытание?
— Подробности в газетах, — отмахнулся Шэф, не давая себя сбить, и продолжил, — вот здесь начинается главный отсев, если можно так выразиться, на групповой стадии — кто-то не идет на испытание и уходит с белым поясом, кто-то идет и гибнет, а кто-то идет и проходит — таких обычно около семидесяти человек, иногда чуть меньше, иногда чуть больше, но в среднем — семьдесят. Будем считать, что из ста пятидесяти поступивших «белых поясов», через восемь лет получилось семьдесят «красных».
— Пардон! — Денис хотя и был в растрепанных чувствах, но считать не разучился, — ты хочешь сказать, что этим бугаям, — он кивнул в сторону «белопоясников», продолжавших что-то делать в столовой и тем, на кухне, по пятнадцать лет?
— Да нет, конечно. Просто, когда, курсант не выдерживает и уходит сам, или не выходит на Испытание, а в хозслужбе, на его счастье, есть вакансии — он может остаться в Ордене.
— Это большое счастье? — теперь уже усмехнулся Денис.
— Это очень большое счастье, — серьезно ответил Шэф, — любой человек страшится перемен, а особенно кардинальных перемен. Поменять работу, жену, любовницу, что там еще… страну, город — и то стресс, но все это пустяки. У человека есть два неотъемлемых, я бы сказал: встроенных в его суть, страха — это страх рождения и страх смерти. Каждый человек страшится покидать матку, в которой было так уютно и безопасно, он не знает чем кончатся родовые муки, что ждет его впереди, он боится, что впереди черная пустота небытия и точно так же человек боится смерти, боится потерять физическое тело, страшась того же небытия. — Шэф в упор взглянул на притихшего Дениса и продолжил. — Орден для этих мальчишек — матка, и они боятся его покидать. Так что, когда есть возможность в нем остаться — для них это счастье.
— Понятно… а что с теми, для кого не нашлось места?
— Для них тоже все неплохо. Хотя они остались с белым поясом, но они умеют читать, писать, считать — то есть без куска хлеба не останутся, а это по здешним меркам — не так уж мало. А самое главное — они Пчелы. На Маргеланде, видишь ли, по — настоящему свободных людей, кроме аристократов и Пчел, нет. Кстати, это очень многим, из аристократии, сильно не нравится — но Ордену на это плевать, пока…
— А почему кроме аристократов и Пчел нет по — настоящему свободных?
— Всем аристократам, при рождении, ставят неснимаемую магическую блокировку клеймения — из аристократа невозможно сделать раба… убить можно, а раба сделать — нет.
— Круто! А Пчелам тоже ставят блокировку?
— Нет.
— Так а как?..
— С Пчелами никто не связывается… один раз, давно, Император Балик III решил, что законы Ордена ему не писаны…
— Погоди, — перебил Шэфа Денис, — дай угадаю: кожа, яма, соль?
— Абсолютно точно — с тех пор никто не рискует.
— Ну хорошо, официально Пчел никто взять в рабство не может, а всякие разбойники, пираты?..
— Не связываются — у Ордена длинные руки. Рано или поздно — достанут, не его, так детей, внуков, братьев, род в конце концов… Свои же и сдадут. Неотомщенных Пчел не бывает, и все это знают. С Орденом пока никто не связывается…
— Почему «пока»? — Денис обратил внимание на оговорку мудрого руководителя, уже дважды повторенную — тенденция однако…
— Потому что ничего вечного нет.
— Тогда еще вопрос… а если одна Пчела убьет другую — тогда что? Или так не бывает?
— Сплошь и рядом.
— И?
— И ничего — это их дело, тех кто дрался.
— А друзья… типа кровная месть? — Шэф скривился:
— Бывает и такое, но неписанными законами не приветствуется: позволил себя убить — сам виноват…
— Высокие отношения…
— Ладно. Возвращаемся к нашим баранам: еще через два года интенсивного обучения, «красные» сдают экзамен на оранжевый пояс, обычно сдает меньше половины, будем считать — человек тридцать его получают. Еще два года — экзамен на желтый пояс, пропорции сохраняются, итого — пятнадцать «желтых поясов» — каждый десятый из принятых. Еще два года — восемь «зеленых», еще два — четыре «голубых»… — Денис ухмыльнулся, но Шэф посмотрел на него очень жестко, — ты зря хихикаешь, один «голубой пояс» гарантировано вырежет отделение любого земного спецназа, что нашего ГРУ, что ихних «Морских котиков»… если его не подстрелят с дистанции, конечно… Дальше, еще два года — два «синих пояса», еще два — один «фиолетовый».