Частенько Владимир Николаевич заезжал за ней в полной генеральской форме, приводя сотрудников в состояние легкого ступора. Время от времени брал с собой на какие-то «деловые встречи», где представлял своим компаньоном и будущей владелицей крупнейшего в стране издательства. Даже пару раз привез в офис своего агентства, где на нее смотрели как-то странно, но были чрезвычайно почтительны, чтобы не сказать угодливы.
– А ты не боишься, что донесут твоей супруге? – спросила Анна Васильевна после второго визита. – Она же со дня на день возвращается.
Владимир Николаевич беспечно махнул рукой:
– У меня предателей нет. А потом, мы же с тобой книгу пишем, правда?
– Кстати о книге… – начала было Анна Васильевна, но Владимир Николаевич мгновенно закрыл ей рот поцелуем.
Написание книги не двигалось с места. В те редкие свободные часы, когда Анна Васильевна пыталась разобраться с содержанием картонной коробки, она очень быстро приходила в недоумение: связной картинки никак не складывалось. Какие-то интервью, намеки, недомолвки, протоколы встреч Горбачева с иностранными высокопоставленными деятелями, даже меню приемов на высшем уровне. Вычленить из этого хаоса главную сюжетную линию не удавалось, равно как не удавалось подвигнуть Владимира Николаевича на совместную «работу с документами».
А накануне приезда генеральши Владимир Николаевич… сделал Анне Васильевне предложение руки и сердца. Признаний в пылкой и страстной любви уже было сделано предостаточно.
– Но ты же женат… – растерялась Анна Васильевна.
– Просто нужно время, чтобы развестись. И есть только одно «но». Моя супруга настолько не приспособлена к жизни и беспомощна, что я боюсь, без меня она просто погибнет. Нужно все как следует обдумать, как сделать так, чтобы она потеряла минимум в связи с разводом. Ей, бедняжке, и так несладко придется: профессии нет, в Москву мы перебрались лет семь тому назад, подруг – никаких, все родственнике живут в Липецкой области.
– Конечно, – тут же «вошла в положение» Анна Васильевна, – не стоит пороть горячку. Но она ведь, наверное, догадывается…
– Догадываться она может сколько угодно. К счастью, у меня такая работа, что я бесконечно в разъездах, могу иногда месяцами обследовать филиалы в других городах. Для нас с тобой это очень удобно.
«Было бы очень удобно, – подумала некоторое время спустя Анна Васильевна, – если бы ты не носил с собой все время этот чертов мобильный телефон».
Судя по голосу, слишком часто доносившемуся из трубки, Владимир Николаевич свою супругу, мягко говоря, идеализировал: голос вполне мог принадлежать торговке на рынке, привыкшей командовать грузчиками. А звонила генеральша практически каждый час, если не чаще, и, судя по всему, не прочь была устроить мини-скандальчик прямо по телефону. Выключить аппарат на время общения с Анной Васильевной Владимиру Николаевичу и в голову не приходило, точнее, он почитал «отключение правительственной связи» слишком явным доказательством своей супружеской неверности.
А время шло, ни на миллиметр не приближая развитие событий к разводу и последующему бракосочетанию. Теперь Владимир Николаевич все чаще «вызванивал» Анну Васильевну в обеденный перерыв поближе к своему офису, и основное общение происходило в небольшом, мало кому известном, хотя и элитном кафе. Потом шофер вез Анну Васильевну на работу или домой. Правда, звонил Владимир Николаевич каждый день, но разговоры становились все короче и короче.
А потом Анну Васильевну вызвал к себе директор издательства Эдуард Аркадьевич, по совместительству – супруг приятельницы Инны.
– Анна Васильевна, – начал он, заметно нервничая, – вы знаете, как мы… и я, конечно, в первую очередь, вас ценим и уважаем. Моя супруга о вас отзывается только в превосходной степени, а она в людях разбирается, как никто. Но мне сказали очень серьезные люди… Простите, что вмешиваюсь в вашу личную жизнь, вы взрослая, самостоятельная женщина…
– Которая закрутила романчик с женатым мужчиной, хотите сказать? – осведомилась, привычно закуривая Анна Васильевна. – Это портит моральный климат издательства?
– Да господь с вами, какое кому дело до личной жизни других, лишь бы работе не мешало. Ну, сплетничают, конечно, только это все чепуха, я не об этом хотел поговорить.
– Есть претензии к моей работе, Эдуард Аркадьевич? – уже сухо спросила Анна Васильевна.
– Ни в коем случае! Я же говорю: услышал от серьезных людей, что ваш… друг. Словом, он не совсем тот, за кого себя выдает, так что будьте осторожнее, во избежание, так сказать…
– Он что, брачный аферист? – усмехнулась Анна Васильевна. – Или тайный мафиози?
– Отдаю должное вашему остроумию, но все гораздо проще. Он выдает себя за генерала. А мне сказали, что его уволили в отставку полковником, и что он всю жизнь проработал в разных отделах кадров. Правда, комитетских, тут он не врет. Остальное же…
– Это Инна просила мне передать? – в лоб спросила Анна Васильевна.
– Да… Почти… Она считает, что если скажет все это сама, вы подумаете, что она вам завидует и строит козни. А ее действительно заботит ваше благополучие. Я… мы просто хотели предупредить. Вот и все. Чтобы вы не попали в нелепое положение.
– Спасибо, – сказала, поднимаясь Анна Васильевна. – Я все поняла, учту. Можете быть уверены, что я не поставлю в неловкое положение ни себя, ни… издательство. Личная жизнь останется личной жизнью. Передавайте Инне огромный привет.
– Я всегда знал, что вы умница, – с облегчением вздохнул директор.
Остаток дня Анна только делала вид, что работает, на самом деле бесконечно прокручивала в голове всевозможные ситуации и сюжеты, которые и ее саму иногда удивляли или настораживали. Несостыковки в сюжетах, разные версии одного и того же события, рассказанные с интервалом в несколько недель, упорное нежелание заниматься той самой книгой, которая, по его же собственным словам, была мечтой всей жизни.
Не генерал? Это ее волновало меньше всего. Кто-то объявляет себя академиком, не закончив толком среднюю школу, кто-то – великим врачом, проработав полгода фельдшером в деревне. Мужское тщеславие – штука странная. Но неужели предложение соединить свои судьбы тоже из разряда «сказок на ночь»? Только зачем? Она же не просила на ней жениться. Даже не намекала на возможность замужества. Поговорить с возлюбленным, чтобы расставить все точки над «i»? Это было совсем не в характере Анны Васильевны. Она предпочитала, чтобы события развивались сами по себе, а выяснения отношений боялась, пожалуй, больше, чем возможной разлуки.
Единственное, на что она решилась – это попросить Владимира Николаевича звонить ей на работу в самых крайних случаях. Он поймет, должен понять, он же деловой человек. Или пусть, наконец, выполняет свое давнее обещание: делает ее руководителем собственного издательства, потому что выслушивать бесконечные планы и перспективы этого «проекта века» ей уже поднадоело.
Но просить ни о чем не пришлось. Как-то само собой получилось, что на работу Владимир Николаевич стал звонить ей только в самых крайних случаях. Например, чтобы отменить уже запланированную встречу, или сообщить о внезапном отъезде в командировку. Правда, после этого обязательно были цветы и подарки: надо полагать, как моральная компенсация. Но что-то уже неуловимо изменилось в их прекрасном романе.
Хуже всего было то, что Анна Васильевна осознавала, как незаметно полюбила этого непостижимого, непонятного человека, что ей, в общем-то, все равно: врет он ей или говорит правду, и что если он сделает предложение стать его законной женой, она не найдет в себе сил отказать ему.
Как правильно заметил классик: «Странная вещь – сердце человеческое вообще, а женское – в особенности».
Глава пятаяИнтеллигентность – залог одиночества
– Она хотела покончить с собой, – мрачно заявил Владимир Николаевич в один из редких вечерних приездов к возлюбленной. – Я вернулся поздно, а она лежит на кухне без сознания…
– Таблетки? – холодея от ужаса, спросила Анна Васильевна.
– Нет, просто выпила целиком бутылку водки. А она ведь практически не пьет.
Анна Васильевна проглотила просившуюся на язык фразу о том, что так с собой не кончают, так начинают спиваться. Или продолжают, если процесс был когда-то уже запущен.
Вне всякой логики ей было жалко свою соперницу, которая, как ни крути, прожила с мужем около тридцати лет, помоталась с ним по разным гарнизонам, пока не обосновалась в Москве. Детьми этот брак Господь не благословил. Инна сказала бы: «Опять твои столично-интеллигентские штучки. Доминдальничаешься, подруга».
– Может быть, ее нужно положить в неврологическую клинику? – робко предложила Анна Васильевна.
– Она не хочет. Но я что-нибудь придумаю, не беспокойся.
Легко сказать: «не беспокойся», когда речь идет о жизни и здоровье женщины, состояние которой не могло не отражаться на Владимире Николаевиче, а значит, опосредованно, и на ней, Анне Васильевне.
И как можно было не волноваться, если вместо запланированной совместной «командировки-отпуска» Владимира Николаевича, о которой они уже давно мечтали (точнее, мечтала Анна Васильевна) появилась необходимость недельного пребывания с супругой в подмосковном санатории. Он даже позвонить оттуда не мог, поскольку генеральша не отходила от мужа ни на шаг. За эту неделю Анна Васильевна обнаружила у себя первые седые волосы и явные, когда-то хорошо знакомые, признаки невроза.
Конец этой истории приблизила сама Анна Васильевна, которая на свое несчастье, влюбилась во Владимира Николаевича без памяти, и потеряла свойственную ей осторожность. Как-то передала через верного Димочку книгу со вложенной личной запиской. Правда, без подписи, но достаточно откровенной, чтобы не сказать больше. Эту-то злосчастную записку и обнаружила генеральша при очередной ревизии карманов супруга.
Для Анны Васильевны это было тройным потрясением. Во-первых, она не могла понять, как можно унизиться до обыска. Вот просто так взять и обшарить карманы. Во-вторых, их роман с Владимиром Николаевичем оказался расшифрованным – теперь генеральша точно знала, кто ее соперница-разлучница. Как это можно было определить по пусть и любовному, но неподписанному письму, понять так и не удалось, но Анна Васильевна подозревала, что Владимир Николаевич не выдержал допроса с пристрастием и, как говорят в определенных кругах, «раскололся».