И пусть все внешне выглядело не так, как он себе представлял, пусть в коридорах было мрачновато и присутствовала спертая атмосфера, в которой сплелись воедино запах старых бумаг, табачный перегар, а также еще невесть что, но Ровнин все равно восхищенно вертел головой, ожидая, что вот-вот столкнется с Костенко, Лосевым, а то и, чем черт не шутит, с самим Львом Ивановичем Гуровым.
Да, это литературные персонажи, но можно же и помечтать?
Антонина Макаровна оказалась немолода, дородна телом, рыжеволоса, носила на голове прическу класса «Вавилон» (так ее называла мама Олега) и относилась к тому типу женщин, для которых некогда и были придуманы должности кадровички, начальницы паспортного отдела или, к примеру, сотрудницы ДЭЗа, выписывающей ордера на работу. Короче, такая не то что коня — БТР на ходу остановит и башню ему сковырнет.
— Ровнин? — утвердительно осведомилась она у Олега, когда тот вошел в просторный кабинет, заставленный десятками шкафов, и выдавил из себя робкое «здрасьте». — Верно?
— Именно так, — закивал юноша, — Ровнин. Из Саратова.
— Бывала я у вас, — благосклонно сообщила Антонина Макаровна, глянув на молодого человека поверх очков. — Лет десять назад. С проверкой. Бардака нашли много, но акт написали в результате неплохой. Хотя ты, наверное, еще не работал?
— Я тогда в средней школе учился, — подтвердил Олег.
— В школе, — повторила за ним кадровичка, доставая из стоящего у нее за спиной сейфа папку с надписью «Дело» и открывая ее, а после неожиданно музыкально пропела: — Учат в школе, учат в школе, учат в шко-о-о-оле-е-е-е. Хм. Не поняла сейчас.
Она оторвала взгляд от бумаг и уставилась на молодого человека, от чего тот слегка вздрогнул и инстинктивно произнес:
— Я не виноват.
— Сама знаю, что ты ни при чем. А кто тогда? И сразу предупреждаю, если услышу слово «враги», то разозлюсь. Мне эта шутка давно надоела.
Олег подумал, подумал и вообще ничего говорить не стал. Он все равно не понимал, что именно случилось.
Антонина Макаровна тем временем изучила красную книжечку удостоверения, которая тоже находилась в папке, после сняла трубку с телефонного аппарата, несомненно, приходящегося близким родственником тому, что висел на проходной, набрала номер и через пару мгновений очень недовольным голосом произнесла:
— Полин, я что-то не поняла. Что именно? Тут у меня стоит тот парень из Саратова. Да, тот, по поводу которого вчера распоряжение от Марка Евгеньевича поступило. Был разговор о том, что мы его отправим в Перово, в тридцать девятое отделение, у них жуткий некомплект.
Ровнин, несмотря на щекотливость разворачивающейся ситуации, успокоенно вздохнул. По крайней мере про него не забыли, договоренность осталась в силе. Что до Перово — его он на карте уже нашел и пришел к выводу, что не такая уж это и дыра. Ну да, не центр, но в остальном район как район, не хуже, не лучше. А если коллектив нормальный, так вообще замечательно.
— Да, в тридцать девятое. Что? Так и сделала? А чего тогда у него в деле про Перово ничегошеньки нет? И в удостоверении значится какой-то отдел 15-К. Это что за отдел? Ты куда его отправила? А… Что? Полин, так дела не делаются. Если я попросила тебя о чем-то, так и займись этим сама. Понимаю, что забирать сына из школы нужно, а девчонки у тебя не совсем дуры, но я же, когда ты меня о чем-то просишь, в третьи руки работу не передаю, сама все делаю. Выясняй, потом позвони.
Олег к тому времени совсем уж расслабился. Ну, не в Перово он поедет, а в какой-то другой отдел — велика ли разница? Главное — при деле, остальное ерунда.
— Что за отдел такой? — тем временем пробормотала себе под нос кадровичка. — Он вообще наш?
Женщина достала из стола пухлую папку и начала ее листать, что-то тихонько приговаривая, Ровнин же устроился на стуле, стоящем рядом с дверью, старом и скрипучем.
— Нет такого, — подняла глаза от бумаг Антонина Макаровна. — Может, смежники? Или Житная? У них тоже некомплект, вот Марк Евгеньевич все и переиграл?
— Может, — согласился с ней юноша, который чем дальше, тем больше ничегошеньки не понимал.
— Я вчера пораньше ушла, он сам Полине и позвонил, а та теперь тихушничает, — продолжала строить версию кадровичка. — А? С нее станется.
— Почему нет? — снова не стал спорить Олег. — Только если даже вы не знаете, что это за отдел, то мне куда ехать-то? В какой адрес?
— Если есть подразделение, значит, и… — Фразу она не докончила, поскольку в этот момент зазвонил телефон. — Алло. Ну чего, разобралась?
Разъяснения заняли минуты две-три, Антонина Макаровна их, не перебивая, выслушала, а после подытожила:
— Это, подруга, их дела, нам в них лезть не надо. Правильно твоя Наташка поступила. Разумно. Но ты все же в следующий раз сама все оформляй, ладно? Чтобы вот так не получалось. Да, дело его потом все равно ко мне придет, если что подправим, но порядок должен быть.
Полина в трубке что-то пробулькала, видно, заверяла подругу в своей исполнительности и лояльности.
— Ты обедать уже ходила? — осведомилась у собеседницы кадровичка. — А пошли поедим? Я тебе про то, как Еремеева уволили, расскажу. Сама при этом присутствовала, такой ор стоял! Все, давай через десять минут на лестнице. Сейчас только саратовского отпущу — и выхожу.
— Где они находятся, — напомнил Олег тихонько, — может, знает, а?
— Верно, — кивнула Антонина Макаровна. — Ты адрес этого отдела, часом, не знаешь? Куда парню ехать-то? Да? Что ты говоришь! Ну, диктуй.
Она записала что-то на бумажку, повесила трубку, поправила прическу и сообщила юноше, который с ожиданием смотрел на нее:
— Вчера ей позвонили и сказали, что изменились планы, потому отправят тебя не в Перово, как предполагалось, а в этот самый отдел. Но оно и лучше, поверь. Во-первых — в центре работать станешь, на Сухаревке. Во-вторых — Перово район непростой. Недавно, правда, тамошнюю братву крепко проредили, после того как они двух наших при ограблении по беспределу расстреляли среди бела дня. Мне рассказывали, что во время операции в СИЗО мели всех подряд, пачками, без разбору. Виноват, не виноват — без разницы, сдаем ремни и шнурки. А уж если ствол без разрешения находили — все, здравствуй, Печора.
— Прямо всех? — удивился Олег.
— С чего с ними церемониться? — Накрашенные губы женщины растянулись в улыбке. — Только так и надо. Пусть знают, что мы никто ни под кого прогибаться больше не станем. Мы сами всех строить будем.
Олег, несмотря на свою молодость, в этот момент понял — не свои слова кадровичка произносит, а чьи-то чужие. Просто она когда-то случайно их услышала и запомнила, а теперь просто повторяет, желая выглядеть значительнее в его глазах. Нет, ей на него плевать, просто натура у нее такая.
Но услышанное Ровнину очень понравились, поскольку оно наложилось на тот переплет, в который ему довелось попасть, да и с мировоззрением его совпадало. Вот только в свете этого его теперешняя проблема большинству будущих коллег, возможно, покажется смешной. Настолько, что лучше ее вовсе не упоминать. Перевели — и перевели. Бывает. На край можно выдумать что-то нейтральное, вроде: «Я с дочкой генерала того-этого, а ему не понравилось, вот он меня и сплавил». Ну да, тоже версия куцая, сплавляют обычно в Ямало-Ненецкий автономный округ, а не в столицу, но все равно это лучше, чем правда.
— И что за одного нашего мы со всех спросим, — продолжала вещать Антонина Макаровна, — вся эта шушера понять должна — времена изменились, все возвращается на круги своя, как раньше было. Ну, почти как раньше. И тут лучше СИЗО, «слоника», дубинки и трех лет для профилактики ничего нет.
— А тех, кто убил наших, нашли в результате?
— Мне рассказывали, что свои же их и сдали, — ответила Антонина Макаровна, — когда поняли, что такими темпами скоро их всех на инвалидность переведут, а район к измайловским отойдет. Поди их после выживи из него. В принципе — верю. Хотя, может, и не тех самых, конечно, отдали, а других, на эту роль назначенных, но важен принцип, что мы их нагнули, а не они нас. Понимаешь? Вот и молодец. Так, давай сюда свое старое удостоверение и распишись за новое. Да живее, мне на обед пора!
Олег поставил подпись в нескольких местах, тех, куда указал окрашенный в кроваво-красное ноготь кадровички, сдал старую ксиву, получил новую, где в графе «Состоит в должности» красовалась фраза «Оперуполномоченный отдела 15-К ГСУ ГУВД г. Москвы». Звучало красиво, хотя и не очень понятно было, при чем тут следственное управление, да еще главное. Впрочем, не меньше его интересовало и то, откуда кадровики Петровки взяли его фотографию.
Хотя, может, тут вообще все дела всех милиционеров России хранятся? Как-никак главное управление, шутка ли. В одной этой комнате вон сколько стеллажей с папками.
Под конец Антонина Макаровна выдала ему бумажку, на которой был написан адрес нового места работы, и без особого стеснения указала на дверь.
— А это отсюда далеко? — все же решил понастырничать Ровнин, убирая удостоверение во внутренний карман. — Просто я в Москве в первый раз, ничего не знаю.
— Да в двух шагах, — доставая губную помаду из сумки, ответила женщина. — Говорю же — свезло тебе. Как выйдешь, дорогу не переходи, наше здание по правой щеке оставь и топай вперед, до Садового кольца. Его ни с чем не спутаешь. После поворачивай направо и километра два просто иди себе да и иди до самого метро «Сухаревская». Заодно и город посмотришь. А как дотуда доберешься, спросишь, где нужный переулок. Их просто там пруд пруди, так не объяснишь. Ну или карту купи. Все, проваливай отсюда, не люблю при мужиках красоту наводить!
Олег поблагодарил уже не обращавшую на него никакого внимания кадровичку, покинул здание, повертел головой, монтируя слова Антонины Макаровны к местности, нацепил на нос прощальный подарок Васька, благо солнышко светило ярко, да и двинулся вперед, к новому месту работы.
Чем дальше, тем больше нравился ему этот город. Большой, шумный, суетливый, но при этом красивый, со старинными зданиями и новейшими достижениями автопрома на дорогах. Непонятно как и почему, но Москва сразу же протоптала дорожку к его сердцу и поселилась в нем. Нет, родной Саратов не вылетел из головы, будто его и не было, но Ровнин отчего-то ощущал, что его место именно тут. Ему даже подумалось, что все, что вчера произошло, не случайность, что, может, так и было задумано кем-то свыше, но тут же мысль эту из головы выкинул. В мистику молодой человек не верил совершенно, по природе своей являясь материалистом.