Здесь имелись лишь пара древних даже на вид скамеек, вделанных прямо в стену, да некое подобие все того же поста напротив входа. Но именно что подобие, поскольку ни о какой закрытости от мира речь тут не шла. Это было просто огороженное деревянными стойками пространство, в которое человек попадал не через дверь, которая по инструкции должна быть всегда закрыта, а просто откинув доску на петлях. Внутри этого условного квадрата находились: стол (на котором лежала одинокая сушка), стул да несколько на вид антикварных шкафов, до отказа забитых разномастными папками. Один, что любопытно, был на колесиках.
— Что-то не так? — поинтересовался Францев не без хитринки. Он явно заметил недоумение новоприбывшего сотрудника.
— Непривычно, — не стал врать Олег. — Дома по-другому.
— Так то дома, — похлопал его по плечу начальник. — Там щи-борщи, холодец да селедка под шубой. А у нас — вот так.
— В смысле — в ОВД, — поправился юноша.
— Ноги вытираем, — велела тетя Паша. — Только полы помыла, а вы давай натаптывать!
— Кстати, ты разместишься именно здесь, — шаркая подошвами кроссовок, сообщил Францев Олегу и ткнул пальцем в сторону рабочего стола: — Это и есть твое новое место. Отдельно отмечу — пока. И не думай, что мы тебя запихиваем туда, куда другого, который свой, не посадим. Не один сотрудник начинал службу в отделе именно отсюда, с дежурки. Не все, врать не стану, но многие.
— И вы? — не удержался от вопроса молодой человек.
— И я, — кивнул Аркадий Николаевич. — Меня Пиотровский, тогдашний начальник отдела, сюда сразу законопатил, за что я ему благодарен по сей день. Почти год тут просидел и считаю, что это время мне очень на пользу пошло. Здесь старые дела, которые читать не только можно, но и нужно, ибо опыт предшественников может предостеречь от ряда ошибок и промахов; вовлеченность во все текущие проблемы отдела, поскольку все происходит на твоих глазах; плюс пара неплохих советчиков, которые иногда весьма разумные вещи изрекают. Хотя, что скрывать, случается, и всякую чепуху мелют.
Олег было хотел высказаться на этот счет в той связи, что, мол, он не гордый и много о себе не понимает, потому сядет туда, куда посадят, но сделать этого не успел, поскольку в этот самый момент у него случилась галлюцинация. Показалось ему, что из-за шкафа вынырнул сильно немолодой мужик в очень-очень старомодной одежде, какую можно увидеть на актерах в фильмах про девятнадцатый век (у Олега в голове даже мелькнуло слово «вицмундир», как видно, вылезшее откуда-то из подсознания), укоризненно глянул на Францева, покачал головой, дескать, «как же такое говорить можно» и обратно за шкаф забрался.
Потому вместо пространной речи Олег моргнул, потер глаза ладонью и выпалил:
— Блин!
— Чего? — удивился Аркадий Николаевич.
— Да мерещится невесть что, — немного жалобно сообщил ему Ровнин, внезапно вдруг ощутив доверие к этому тертому жизнью, но несомненно доброжелательному дядьке. — У меня вчера-сегодня ой-ой выдались, видно, на нервах и видится разная ерунда.
— Пойдем в мой кабинет, — предложил Францев. — Там чайку попьем, а после ты мне о своих приключениях и расскажешь. Ну а я после тебе о том, как оно дальше обстоять станет, разъясню.
— И особо турусы на колесах не разводи, — добавила тетя Паша, которая из красной лейки с выпуклым зайчиком на обоих бортах поливала алоэ, стоящее на подоконнике единственного окна в дежурке. — Этот все поймет как надо. Сразу же видно.
— Молчи, грусть, — вздохнул начальник отдела. — Всякий раз одно и то же — не знаю, с чего с вновь прибывшими начать разговор. С нашим поколением как-то проще было.
— Да так же, — хихикнула уборщица. — Себя вспомни. Я ж тогда в кабинете была, все видела. И сегодня, пожалуй, загляну. Вот цветы только протру — и зайду.
Поднявшись по лестнице на второй этаж, который был чуть попросторнее первого, Олег огляделся. С левой стороны коридора он увидел закрытые двери нескольких кабинетов, причем из-за одной раздавался приглушенный смех и неразборчивый матерок. Справа же дверей было всего три — две напротив друга, а одна в самом конце, массивная, железная, с вделанным в нее большим круглым сейфовым замком.
— Оружейка? — предположил Ровнин, заметив, что Францев наблюдает за ним.
— Скорее хранилище. Давай заходи, чего застыл?
Кабинет начальника был не сильно велик, но, пожалуй что, уютен. В центре его расположился стол. Даже, наверное, с большой буквы, вот так — Стол. Огромный, массивный, дубовый, на ножках, которые даже мамонту бы подошли, с зеленой кожей в центре, он поражал воображение. На нем, наверное, можно было даже спать. И, что примечательно — никакого хаоса там в помине не наблюдалось, папки и бумаги были аккуратно сложены в стопки, пепельница сияла чистотой, а телефон, стоящий на углу, оказался вполне себе современный, кнопочный.
На стене, что напротив стола, висела карта Москвы, причем явно не очень новая и не имеющая почти ничего общего с той, что лежала у Олега в сумке. Тут и шрифт был пожирнее да покрупнее, и улицы прорисованы детальнее. А еще в ней торчало десятка три хаотично воткнутых булавок с красными головками.
— Садись, — усевшись, предложил Францев новому сотруднику. — Чего застыл?
— Это места преступлений у вас отмечены? — преодолев некоторую робость, осведомился Ровнин, устраиваясь в очень удобном кресле, которое по возрасту, несомненно, являлось ровесником тех шкафов, что стояли внизу. А то и предшественником. — Да?
— И да и нет, — не стал тянуть с ответом Францев. — Преступления случились, но речь, скорее, идет о тех, кто их совершил, но пока не понес за это наказание. Вот как полный расчет оформим, тут я булавку и выну.
— То есть задержите их? — уточнил юноша.
— То есть накажем, — негромко, но веско объяснил Францев. — В буквальном смысле. Видишь ли, Олег, наш отдел существует в некоем отрыве от стандартной правовой системы страны, у нас тут все проще и быстрее происходит. Нам прокуроры, адвокаты и судьи не нужны, мы сами себе правосудие. Понимаю, что звучит это странно, но уж что есть.
— Вы «Белая стрела»? — Глаза Ровнина раскрылись шире пределов, определенных им природой. — Да?
Слава одиозной и безжалостной организации, созданной офицерским составом МВД и вершившей моментальную кровавую расправу над перешедшими черту допустимого авторитетами преступного мира, до Саратова докатилась еще несколько лет назад. Кто-то в нее верил, кто-то говорил, что байки это все, которые народ придумал для того, чтобы верить в хоть какую-то справедливость, а кто-то и побаивался. Про того же Чикунова ходили слухи, что его именно «Белая Стрела» в «Грозе» положила, а никакие не конкуренты. Не просто же так из Москвы объединенная следственная бригада прилетала, о чем вчера коллеги как раз вспоминали? Что им в столице до обычного авторитета, пусть и лидера немаленькой группировки? Убили и убили, велика забота.
Относительно Олега — он, как человек здравомыслящий, подвергал сомнению существование этого тайного ордена мстителей, но при этом предложи ему кто вступить в их ряды — согласился бы не раздумывая. И дело хорошее, и очень уж красиво все это смотрелось.
— Что? — расхохотался Францев. — Вот удивил так удивил! Разное мне тут говорили те, кто приходил к нам на работу, но ты, пожалуй, всех переплюнул. Олег, нет никакой «Белой Стрелы». Сказки это все. Да и зачем она нужна, братва отлично сама со всем справляется, отстреливая друг друга пачками. Еще год-два — и основные беспредельщики, которые только на пальбу и способны, переведутся. Одни под мраморные памятники лягут, а других наши коллеги закроют на такие сроки, что они только в следующем веке на свободу выйдут. Причем, надеюсь, уже в совсем другой стране, не похожей на ту, в которой мы сейчас живем. Это наказание, поверь, пострашнее пожизненного срока и смерти.
— Почему?
— Потому что поймут, что пока они находились там, за колючкой, мир изменился настолько, что им в нем места просто нет, что они никому не нужны. Вообще никому. Ни единой душе. А для человека хуже, чем жить среди людей и при этом быть для всех чужим, ничего нет. И вот это я бы назвал высшей справедливостью.
Олег не был уверен в том, что верно понял все, что услышал, но и этого ему хватило для осознания простого факта — дядька, что сидит напротив, все-таки правильный начальник. Такой же, как Емельяныч.
— Какие-то обломки останутся, конечно, но их в расчет можно не брать. Повторюсь — поле боя сместится в бизнес, и сражения, которые начнут разворачиваться там, любой «стрелке» фору дадут. Там может случиться на толковище? Встретились, перетерли, может, разошлись, может, постреляли — и все. Малая кровь.
— А в бизнесе большая?
— Конечно. — Францев достал из ящика стола пачку сигарет. — За большими деньгами всегда стоит большая кровь, причем часто людей, которые к ним отношения не имеют. Нет, причастных тоже обязательно будут взрывать, травить, отстреливать, это-то никуда не денется, но они хоть знают, за что на риск идут. Потому их и не жалко. Но вот обычных людей, тех, что по улицам ходят… Впрочем, к твоей будущей службе это все отношения никакого не имеет, поскольку экономическими преступлениями ГУБЭП занимается. А у нас совсем другой профиль.
— Если честно — вообще что-то перестал понимать, — признался Ровнин.
— Может, все же чайку? — предложил Аркадий Николаевич, щелкая зажигалкой.
— А кофе нельзя? — поинтересовался Олег.
— Нельзя, — раздался у него за спиной хриплый низкий голос. — Не держим мы тут такого. И какаву тоже. Басурманская забава, на Руси она ни к чему.
Юноша резко, чуть ли не с креслом вместе, развернулся и увидел невысокое, ему по пояс, существо. Было оно изрядно волосато, но аккуратно расчесано на прямой пробор, круглоглазо, одето в длинную, расшитую по вороту рубаху, завязанную на талии флисовым поясочком, а довершали все это великолепие потрепанные подшитые валеночки.
— Так чай тоже не сильно наш, — ошарашенно возразил этой странной чуде-юде Олег. — Он то ли из Китая пришел в Россию, то ли из Индии.